Отдел дознания. - Роман Феликсович Путилов

к Окулову: - Вы же доказательства хотели. Наверное, вам еще и эксперты звонят, рассказать где этот пистолетик отметился. Вот вам и доказательства будут.

- Вообще это ничего не доказывает, я уверен, что они его нашли…

- Саша, ну ты, блин, дурак что-ли? – не выдержал полковник: - Ты, с такой позицией, еще умудришься вместе со своими гавриками за решетку сесть, за компанию. Ты что их так яро защищаешь? Сейчас думать надо, как свои задницы спасти… Кстати, а ты с этой, со следователем Викторией, разговаривал?

- Нет, товарищ полковник. – начальник уголовного розыска обеспокоенно зашевелил четными усами: - Я, когда приехал, ее уже в больницу увезли, а потом я посчитал, что следствие прокурорское разберется…

- Вот, ты не разговаривал, а я говорил, и я тебе Саша однозначно скажу – что она ничего не помнит, девочка врет мучительно и неумело, и нам, Саша, наверное, придется еще и с этим вопросом тщательно разбираться - кто нашего следователя уговорил память потерять в таком резонансном деле…

- Товарищи начальники… - в кабинет заглянуло унылое лицо следователя Кожина: - Вы уже закончили, а то я больше курить не могу. И мне шеф сказал Громова допрашивать…

- Пойдем, Александр Александрович, с прокурором еще вопросы порешаем, не будем хозяина задерживать. – полковник Дронов подхватив начальника розыска и повлек его на выход.

- Ну что, Женя, что там решили? – мне уже крайне надоел этот уютный кабинет, хотелось, чтобы все закончилось, хоть с каким результатом – заряд в батарейке закончился.

- Решают еще. – Кожин неопределенно махнул рукой: - Ты только никому…

- Не рассказывать, как я подставил следователя Прокофьеву по твоей просьбе под статью? – я наклонился и зашептал прямо в побледневшую физиономию Евгения: - Честное пионерское, никому не расскажу.

- Бля, Паша, прекращай так шутить, да еще и в кабинете…

- Женя, неужели вас тоже подслушивают? – я испуганно прикрыл рот ладошкой: - Какой ужас.

- Ладно, давай, допрашиваться. – Следователь открыл мое дело: - Фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, адрес места жительства и образование…

Судя по всему, прокурор еще не определился с моей судьбой, поэтому, меня допросили, как свидетеля, но, на всякий случай, дали подписать бланк, по которому меня признали потерпевшим и гражданским истцом, а я дал показание, что тысяча долларов для меня является суммой значительной, что это наследство, оставшееся после матери моей дочери, оставленное «на прожитие», а сумма ущерба для меня значительная, так как пятьсот долларов составляют примерно три с половиной моих месячных зарплат. Так же я просил вернуть мне изъятые следователем официально пятьсот долларов, так как к вменяемому преступлению они никакого отношения не имеют. Потом я сожрал у Жени пачку печенья из тумбочки, потому что, уже вторые сутки, у меня в желудке, кроме чая, ничего не побывало, а Кожин, гад, хихикая, сказал, что печенье «Юбилейное» принадлежит не ему, а следователю Прокофьевой Ирине Евгеньевне, на что я совершенно искренне сказал, что мне совершенно по фигу на это обстоятельство. А потом меня отпустили, заставив подписать обязательство о явке по первому вызову следователя и выгнали на улицу. Проходя по коридору, я увидел, через открытую дверь, уныло сидящую на стуле, Прокофьеву Ирину Евгеньевну. Она глядела на меня абсолютно пустым, мертвым взглядом, а секретарь прокурора – осуждающим.

Выйдя на улицу, я зябко передернул плечами – казалось, что из-за каждого угла за мной внимательно наблюдают. В кармане была тысяча и немного мелочи, поэтому, пропустив пару легковушек, я поднял руку, голосуя.

В метро я вертел головой на все триста шестьдесят градусов, после чего долго стоял на лестнице у выхода из метро – к моему счастью, знакомых лиц я не увидел, за мной никто не шел. Очевидно, что ребята из тяжких сейчас находятся в полном смятении и ни до кого из них не дошло, что я – единственный источник их бед, не будет меня – никакого дела не будет.

Я еще раз покрутился на месте, после чего нырнул в узкий проход между студенческими общежитиями и постоянно проверяясь, быстрым шагом пошел в сторону Региональной больницы, откуда уходили пригородные маршрутные автобусы.

Локация – Городской район, дача родителей Громова.

В калитку родительской дачи я постучал уже в темноте, и калитка сразу распахнулась, а на меня молча прыгнула – было ощущение, что она стояла под самой дверью. Девушка вскарабкалась мне на шею, прижалась всем телом, лишь изредка всхлипывала, а я гладил ее по спине, шепча на ухо, какая она у меня умница и красавица, что она меня спасла и все у нас будет дальше хорошо.

- Сынок, у вас ничего не случилось? – через двадцать минут, Наташа отпустила меня и побежала умываться, а я поднялся на застекленную веранду, где ужинали мои родители и Кристина, мама, накладывая мне гречневую кашу, не смогла не задать вопрос: - А то она вчера очень поздно приехала, сегодня сама не своя. Я ее спрашиваю, а она на все вопросы отвечает «Все нормально. Все нормально.». А я же вижу, что не нормально.

- мама, все в порядке. Просто меня могли в командировку послать, на несколько месяцев, но уже вроде не пошлют.

Да сколько можно в эти командировки мотаться? – мама расстроилась: - Вон отец всю молодость по командировкам мотался, по несколько месяцев, но у него на предприятии хоть квартиры давали, сначала комнату, когда ты родился, потом квартиру, а тебе то зачем- слава Богу, жить есть где…

- Кстати о