Новая жизнь. Финал - Виталий Абанов

что Зрячий — хороший дядюшка… как ты думаешь, много времени пройдет, прежде чем она к нему вернется?!

— Даже если это произойдет… сейчас все по-другому — отвечаю я: — сейчас никто не сможет использовать ее против ее желания. Да… у нее весьма специфические вкусы…

— Которые вы ей и привили!

— И снова не буду отрицать… знаешь что? Мне надоело оправдываться — говорю я: — можешь считать как хочешь. Да, я не сумел сделать то, что надо было. Да, я испортил Шизуку и, наверное, даже подтолкнул ее не в том направлении. И вообще — я худший из всех людей. Сволочь, манипулятор и извращенец.

— И трус! — добавляет она.

— И трус — соглашаюсь я. Она замолкает. Я — тоже. Фонарик на телефоне гаснет, и мы снова погружаемся во тьму. В тишине слышно, как где-то скрипит металл, испытывая нагрузку на сжатие и скрутку. Вот сейчас не выдержит… как схлопнется кабина лифта и все…

— Никогда не думала, что так умру — звучит в темноте голос. Я — молчу. Слушаю ее дыхание и скрежет металла где-то снаружи.

— … все равно уже… — снова звучит ее голос и раздается всхлип: — все равно… а я еще думала, что теперь проживу достаточно долго, чтобы увидеть свадьбу своей старшей сестры… у нее жених появился. А может даже достаточно, чтобы понянчиться с ее дочкой. Почему-то я так уверена, что у нее будет дочка… я так хотела дожить до этого. Увидеть, как папу переведут обратно в Токио и извинятся перед ним, а Зрячий — умрет как собака, так ему и надо! И… — снова всхлип. Тишина. Что-то мягкое прикасается к моей руке. Ее рука. Она берет мою руку в свою, и я отвечаю ей пожатием — все еще молча.

— Мне, наверное, тоже следует извиниться — говорит она: — за все. Надо умирать с чистой душой ты говорил…

— Не обязательно — говорю я: — но будет легче. Наверное…

— Я прошу прощения за то, что манипулировала тобой и другими… не спросив вас и не подумав о вашей безопасности — говорит она: — за то, что добавляла жара в огонь, но мне казалось, что ты — не сгоришь! Ты же как птица Феникс, Кента-кун, ты всегда восстаешь из пепла, умеешь любую ситуацию в свою пользу повернуть, я поверила в тебя! Поверила, что ты — можешь все! Это… как Бьянка — она же тоже увидела в тебе это. Не то, что ты похож на ее придуманный образ злодея из комикса, а то, что ты — можешь! И я — поверила! И … решила использовать. Да. Извини меня за это. Прости. Я … как будто человек, который нашел на дороге жемчужину и решил обменять ее просто на сытный ужин. Словно человек, который забивает микроскопом гвозди. Ты — намного более ценен, чем обычный убийца-громила… ой… видишь, я до сих пор говорю о тебе как об инструменте — полезном, ценном, но не более… Ксо! Прости, прости, прости! — она сжимает мою ладонь крепче: — Извини. Жаль, что я не могу извиниться перед девчонками… перед Бьянкой, она видела меня насквозь, но разрешила мне все это… молча, но разрешила. Наверное, она тоже верит в то, что ты — справишься.

— Боюсь вы меня переоцениваете — хмыкаю я.

— Не смей так говорить! — предупреждает меня она: — не смей! Я все еще верю в тебя. В то, что ты нас спасешь… верю.

— Зачем же ты тогда очищаешь свою душу признаниями?

— Потому что … потому что если я и выйду отсюда — то другим человеком — говорит она задумчиво: — это словно испытание, знаешь? Если я не буду искренней, если я совру сейчас — то мы с тобой так и останемся тут… навсегда. А муниципалитет потом сгребет все бульдозером и поставит памятную доску… ай, не хочу об этом думать. Надеюсь, с папой все хорошо…

— Выходной день же. Наверняка он в своем доме вместе с твоей мамой был, а не на работе. Все хорошо. — говорю я и чувствую, как рука Натсуми — деревянеет в моей руке.

— Ты не знаешь — говорит она: — ты и правда не знаешь.

— О чем?

— Так ты не проверял меня? Ты бы мог. У тебя есть связи, одна Бьянка чего стоит. Или Кума… ты бы мог пробить меня и мою семью… но не стал. У тебя странные понятия о безопасности. Я вот тебя — пробила.

— Это скорей к сохранению тайны частной жизни. — отвечаю я: — если мои друзья чего-то не хотят мне говорить — я и не лезу. У всех есть право на свои секреты.

— Какой ты наивный… — шелестит в темноте усталый голос: — аж завидно становится… у меня нет мамы, Кента-кун. Моя мама больше не мама мне и не жена моему папе. Она сестра номер 357. И она не желает видеть ни меня, ни моих сестер, ни папу… потому что мы не разделяем ее веру в Божественную Истину. И если бы ты прочитал мой файл… ты бы знал это. И почему моего папу убрали из Главного Управления в Токио… как же, мотив личного преследования, мотив мести по отношению к Зрячему и его секте… вот и убрали. Полиция у нас в стране всегда с особой осторожностью относилась к религии… какая бы она ни была. Плохая пресса — это то, чего они боятся. Создал свой храм — делай там что хочешь… — в темноте раздается смешок. Невеселый такой смешок.

— Вот в чем дело… извини, не знал. Соболезную — говорю я.

— Соболезную. Это обычно говорят, когда человек умер — отзывается она из темноты и ее рука снова сжимает мою: — но… моя мама жива. Она где-то там… полагаю, что сейчас я должна быть рада, что она жива, где-то в поместье «Общества Божественной Истины» в горах. Там землетрясение ее не достанет. Странно… я столько лет хотела смерти Зрячему… но сейчас я чувствую только пустоту внутри.

Я молчу. Сейчас не время умничать, утешать, приводить примеры из истории и литературы, рассказывать веселые истории и поддерживать. Сейчас время молчать. Просто сидеть рядом и сжимать ее теплую руку.

— Все было зря — говорит она через некоторое время: — все было зря. Но … я все равно рада, что познакомилась с тобой, Кента. Вернее, не так — что узнала тебя поближе. Ты оказался редким камушком в моей коллекции… вернул мне веру в жизнь и