Комбо-Психо. Книга 1 - Юрий Розин

Глубоко выдохнув, я посмотрел на “темницу” монстра. С учётом того, что я сам был едва ли не бо́льшим чудом, сохранив воспоминания о прошлой жизни, я точно был не тем, кто имел право на какой-то особый скепсис.

— Допустим, ты — действительно Бафомет, пойманный царём мудрости в этот кувшинчик.

— Чтобы ты знал, мальчик, медный кувшин Агура — это один из сильнейших артефактов в мире, способный запечатать что угодно, хоть дракона. И называть его так — это неуважение в первую очередь к вашему обожаемому царю мудрости.

— Я не ученик, — нахмурился я, — я — уборщик.

— Приму к сведению.

Прозвучало как-то обидно, честно говоря.

— Ну, хорошо. И чего же ты от меня хочешь? Надеюсь, ты не попросишь выпустить тебя?

— Вообще-то именно об этом я и думал.

Я не удержался от нервной усмешки.

— Серьёзно? По-твоему, я настолько идиот, чтобы выпускать на волю того, кого называют Злом?

— Никакое я не зло.

— Я вообще-то смотрю на надпись, где буквально написано: “Зло”.

- “Зло извращённого разума”. Можно подумать, те, кто писал эти слова, назвали бы меня как-то иначе. Сам подумай минутку и поймёшь, что эта надпись к действительности имеет мало отношения. Злом меня назвала история, чтобы было удобнее называть Агура — Добром. В реальном мире не существует ни абсолютного “Зла”, ни идеального “Добра”. А эти слова написали спустя века после того, как Агур победил и запечатал меня. В назидание будущим поколениям, так сказать.

— И кто же ты тогда?

— Я был учёным, исследователем магии, лучшим в своём деле. Много раз даже Агур, почитаемый вами как царь мудрости, обращался ко мне за помощью. Я не искал славы, не искал власти, не искал признания, а всё, что меня интересовало — это получение всё новых и новых знаний, познание неведомого, постижение тайн вселенной.

Отчётливое ощущение того, что меня пытаются, мягко говоря, обмануть, не покидало. Но с другой стороны его слова, произнесённые этим бесстрастным, лишённым эмоций голосом, казались максимально логичными и правильными. Хотя вопросы у меня, конечно же, были.

— Если бы всё было действительно так, тебя бы не заперли в медный кувшин, приписав настолько угрожающую эпитафию.

— Ну, это действительно не всё, тут ты меня… “подловил”, скажем так. Дело в том, что зачастую мои исследования шли вразрез с общественным пониманием морали.

- В смысле?

— Ну, вот представь: в мире свирепствует страшная эпидемия, выжигающая целые страны, оставляющая после себя огромные горы трупов и крошечные горстки тех, кому повезло выжить. Десятки тысяч гибнут каждый день, миллионы — каждый год, и никто не знает, как справиться с этой заразой. И тогда появляюсь я, выбираю небольшой городок с несколькими тысячами населения, блокирую его магией так, чтобы никто и ничто не могло ни выйти, ни войти, и заражаю всех жителей этой болезнью. А потом просто наблюдаю за тем, как она протекает, ставлю опыты на ещё живых и уже мёртвых, вскрываю тех, кто заразился, но смог выжить, чтобы понять, что отличает их от “неудачливого” большинства — и через пару недель нахожу лекарство. Благодаря мне и ценой шести-семи тысяч жизней спасены десятки миллионов, и меня восхваляют как спасителя. Но только до тех пор, пока люди не узнаю́т о том, как именно было совершено это открытие — потом я сразу же становлюсь чудовищем и убийцей.

Желудок скрутило от отвращения.

— Но ты ведь и правда убийца! Ты убил всех тех людей, которые, возможно, даже никогда не узнали бы о той болезни!

— А возможно узнали бы, и всё равно умерли. Я не отрицаю, что я убил их — это было бы бессмысленной ложью. Но также непреложным фактом является то, что пользы от моих деяний было несоизмеримо больше, чем вреда. А те, кто написали эти глупые слова, предпочли цинично забыть обо всей принесённой мной пользе, и оставить в памяти людей только нанесённый мной вред.

- Всё равно, — покачал я головой. — Ты не имел права решать за этих людей, жить им или умирать!

— О, этот вечный спор: “В правде ли один человек управлять жизнью другого?” Открою тебе глаза, парень: все, кто обладают властью, так или иначе решают определяют чужие судьбы, в том числе жизнь и смерть. Богатые обрекают бедных на нищету, голод и забытье; сильные самим существованием своей силы оставляют слабых под своей пятой; правители без зазрения совести отправляют тысячи и тысячи сражаться и гибнуть в зачастую бессмысленных войнах. Единственная причина того, что в этом медном кувшине оказался именно я, заключается в том, что мои действия были слишком прямы, лишены того толстого слоя напускного благородства, что всегда красуется на лицах власть имущих. И ты должен лучше многих понимать, насколько я прав, ведь всего десять минут назад та троица сделала с тобой ровно то же самое: решила твою судьбу за тебя. Когда тебя найдут здесь, то не будут разбираться, как ты сюда попал, тебя просто выкинут на улицу, и там ты через какое-то время просто погибнешь.

А ведь он в чём-то был прав…

— Что, хочешь сказать, что мы с тобой похожи, и потому я должен тебя выпустить?

— Хочу сказать, что это определённо будет выгодно нам обоим.

Глава 2

Его слова прекрасно ложились на боль, что успела пропитать мою жизнь. На обе моих жизни. И я по-настоящему задумался о том, чтобы сделать, как он просит. Но осознание этого стало будто бы ушатом ледяной воды на голову.

— Если я выпущу тебя, ты снова начнёшь убивать и эти смерти будут на моей совести!

— Это уже как ты сам пожелаешь.

— В смысле?

— Я пробыл в заключении многие века. Мой дух ослаб дальше некуда. Без тела я не смогу существовать. И если ты предоставишь мне своё тело в качестве временного убежища, то взамен я обещаю помогать тебе во всём. Тебя, кстати, как зовут?

— Алистер… можно Ал.

— Хорошо, Алистер. Представь, к примеру, та троица. Ты ведь хочешь им отомстить? Сделать так, чтобы они пожалели о том, что над тобой издевались?

Я нахмурился. Конечно, я хотел этого. В минуты ярости и отчаяния хотел заставить их страдать, а потом прикончить, настолько жестоко, насколько это возможно. Но на холодную голову я понимал, что это всё-таки была несоразмерная кара.

— Убивать их я точно не хочу.

— А я и не предлагаю. Ещё раз, я не монстр. Заставить человека пожалеть можно тысячей куда более простых и болезненных способов. К тому же я