Воздушные рабочие войны (СИ) - Лифановский Дмитрий

— Здравствуйте, товарищ Сталин.

— Здравствуйте, господин Сталин, — в унисон поздоровались генералы.

Сталин усмехнулся в усы:

— Давайте для удобства разговора, пока мы не разобрались кто господин, а кто товарищ, будем называть друг друга по имени отчеству, — на этой двусмысленной фразе оба генерала напряглись, что не осталось без внимания Сталина, но снимать напряжение Верховный не спешил. — Как добрались, спрашивать не буду, мне уже доложили. А пока прошу — он приглашающе махнул рукой в сторону стоящего у стены столика, вокруг которого уже были расставлены кресла, — почаевничаем, — в его глазах горели веселые искорки. Казалось, ему доставляет удовольствие наблюдать за растерянностью генералов. Садитесь, садитесь, — настойчиво повторил он, видя, что Махров с Карбышевым замешкались. Дмитрий Михайлович с Петром Семенововичем расселись. Сталин остался стоять. Подойдя к своему столу, он взял с него две папки и только тогда занял свое место за столиком. Тут же появился парень в форме госбезопасности и расставил перед собеседниками чашечки с ароматным янтарным напитком и вазочку с печеньем. — Пейте чай. Хороший чай. Грузинский, — радушно предложил Иосиф Виссарионович, с улыбкой, от которой у его визави по спине пробежали мурашки. Дождавшись, когда Махров с Карбышевым отхлебнут из своих чашек, Сталин вдруг посерьезнел. Веселье пропало из глаз, а взамен пришел стальной блеск. — Петр Семенович, господин Махров, мы знаем о Вашем письме, отправленном нашему послу Богомолову. К сожалению, как Вы знаете, оно не дошло до адресата. Но, тем не менее, дошло до тех, кому оно адресовалось. В письме Вы простите отправить Вас на фронт, соглашаясь даже воевать в звании рядового. Прежде, чем ответить на Вашу просьбу, я хочу, чтобы Вы с Дмитрием Михайловичем ознакомились с содержимым этих папок: — Сталин пододвинул генералам документы. Карбышев с Махров взяли в руки папки и вопросительно посмотрели на Сталина. — Читайте-читайте. Не торопитесь. Это очень важные документы. Петр Семенович с Дмитрием Михайловичем погрузились в чтение. А Сталин, пряча в усах ироничную улыбку, наблюдал за их мимикой, меняющейся на глазах. В папке лежали Указ Президиума Верховного Совета СССР и Приказ Наркома обороны о введнии в армии новых знаков различия — погон, и Указ о признании орденов и медалей, полученных до 7 ноября (25 октября) 1917 года наравне с советскими[iv].

Наконец, дочитав, мужчины с ошарашенным видом, переглянувшись друг с другом, уставились на секретаря ЦК ВКП(б), Председателя Совнаркома, Председателя ГКО и Наркома обороны СССР, человека в чьих руках на данный момент находилась практически абсолютная власть в стране. Первым пришел в себя Карбышев:

— А как на это посмотрят товарищи из Политбюро?

Глаза Сталина полыхнули огнем:

— На то, что Рабоче-крестьянская Красная армия является правопреемницей и продолжательницей победных традиций Русской армии, начиная с князя Александра Невского?! Хорошо посмотрят товарищи из Политбюро. А кто посмотрит плохо, посмотрим и мы, товарищи ли они нам, — в прошлой истории ярыми противниками официального признания наград царской России наравне с советскими были Хрущев и Каганович. — А что скажете Вы, Петр Семенович?

Махров, дрожащими от волнения руками закрыл и снова открыл папку с документами, потом посмотрев на нее непонимающим взглядом, отложил от себя.

— Это правда, — он взволнованно посмотрел на Сталина и, встретив ироничный взгляд, пробормотал: — ну да, ну да, что это я. Простите гос… Извините, Иосиф Виссарионович. Махров задумался: — Я покривлю душой, если скажу, что вся русская эмиграция встретит эти приказы с радостью. Но большую часть вы на свою строну перетянете.

— Они захотят вернуться? — Сталин вперил желтые глаза в Махрова.

— Не думаю, — Петр Семенович замялся. — Не все. Побоятся. Даже если вы объявите амнистию.

— Амнистии не будет! — Сталин был категоричен, — Те, кто лил кровь народа, прощения не заслуживают.

— Почему тогда я еще не арестован? — удивленно воскликнул Махров, — Ведь я воевал против вас!

— Вы были штабным офицером и никогда не принимали участия в картельных акциях. Мы знаем о Ваших «оборонческих» позициях[v], причем в самом радикальном смысле — защита Отечества безо всяких условий. Если б не это, Вас сейчас здесь не было бы. Гражданская война величайшая трагедия нашего народа, раны от которой не затянуться еще долго, — да, он переосмыслил свое отношение к Гражданской войне. Не принял идеи и мотивацию противников, но понял ее. За эти несколько месяцев Сталину очень много пришлось обдумать и переосмыслить. И сейчас пришла пора действовать. Не стесняясь в средствах. И если на пути к спасению страны ему придется уничтожать своих соратников и прощать врагов, то так тому и быть! — И наша задача, чтоб шрамов от этих ран осталось, как можно меньше. Сталин задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. — Что ж, ничего нового Вы мне не сообщили, примерно так мы с товарищами и думали. Даже если часть белой эмиграции не пойдут за Красновым и то ладно.

— Краснов сволочь! — вскинулся Махров, — большая часть эмиграции не просто не поддерживает его, но и резко осуждает!

— Нам от Ваших осуждений ни жарко, ни холодно, — жестко сказал Сталин, — Дмитрий Михайлович, — Верховный кивнул на Карбышева, — будучи контуженым, попал в плен к немцам и был готов пройти любые испытания, но Родину не предал. Хотя его уговаривали. Ведь уговаривали, Дмитрий Михайлович?

— Уговаривали, — кивнул головой Карбышев. После того, как его вытащили из немецкого лагеря, осведомленность Сталина его совсем не удивила.

— Вот видите, Петр Семенович. Товарищ генерал-лейтенант был готов умереть, но не перейти на сторону врага, Вы, из-за своего желания служить Отечеству в трудный для него час попали в концентрационный лагерь и если бы не заступничество Вашего друга Нисселя[vi], так там бы и остались. А вот Краснов, Шкуро, Султан Клыч-Гирей и прочее отребье ничтоже сумняшеся примкнули к походу Гитлера на восток, видимо не напившись русской крови в Гражданскую! Именно таким, как они не будет прощения! Никогда! И мне бы хотелось, Петр Семенович, чтобы Вы приложили все усилия, все Ваше влияние, для того, чтобы эти люди были осуждены в первую очередь такими же, как они бывшими офицерами.

— Офицеров бывших не бывает, господин Сталин! — Махров вскинул голову.

— Офицеры сейчас гибнут на фронте, защищая Родину! — возразил Сталин, — Давайте не будем вступать в полемику. Сейчас это не важно. Просто ответьте мне и Дмитрию Михайловичу, ни как главе государства и действующему генерал-лейтенанту армии, а как русский человек, русским людям, Вы готовы вернуться на службу и приложить все усилия там, куда вас направит Родина в лице советского правительства? — «советского правительства» Сталин подчеркнул голосом.

Махров встал и, одернув пиджак, вытянулся:

— Готов!

— Сядьте, товарищ Махров, — показал ему глазами на кресло Сталин. Товарищ Махров от такого обращение вздрогнул и плюхнулся на стул. — В Вашем решении я в принципе не сомневался. Поэтому и вызвал сегодня Вас обоих. Дмитрий Михайлович, Петр Семенович, у меня для вас есть очень важное, очень нужное для страны дело. Генералы внимательно смотрели на Сталина. Он, окинув их в ответ пристальным взглядом, продолжил: — Война вернула в нашу жизнь такое уродливое явление, как детская беспризорность. Центральные комитеты партии и комсомола сейчас готовят ряд мер, по борьбе с этим безобразием. Дети должны хорошо питаться и учиться, а не шляться по вокзалам, создавая богатую среду для пополнения криминала. Постановлением Правительства и Приказом Народного комиссариата Внутренних дел сейчас в Люберцах создается детская венно-техническая школа, для детей командиров, комиссаров и совслужащих потерявших на войне родителей. Дмитрий Михайлович, я хочу чтобы Вы возглавили эту школу.

— Но, товарищ Сталин…

Иосиф Виссарионович нетерпеливым движением руки остановил Карбышева:

— Вы потомственный военный, окончивший Сибирский кадетский корпус, а впоследствии Николаевское инженерное училище, видный советский ученый, военный инженер, доктор наук, профессор Академии Генерального штаба, кому, как не Вам заняться таким сложным и ответственным делом? Воевать у нас есть кому. А вот тех, кто способен выучить настоящих офицеров, таких как Вы, как Петр Семенович, как Борис Михайлович Шапошиков у нас мало. Практически нет. Поэтому, товарищ генерал-лейтенант принимайте школу, и сделайте из нее самое лучшее военное учебное заведение для детей во всей русской армии бывшей и нынешней.