Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Что, панове, побили вас немцы с московитами, — обратился он к вызванным полковникам.

Струсь и Зборовский не знали, куда глаза девять. Обоих побили, оба вынуждены были отступать. И если Струсь вывел гусар в полном порядке, несмотря на то, что драться ему пришлось с наёмниками и шведами Делагарди, то Зборовский не мог похвастаться и этим. После сюрприза с засекой, прикрытой вражеской конницей, он оттуда едва ноги унёс, преследуемый московской кавалерией, что наносило самый большой урон его шляхетскому гонору.

— Крепко побили, — добавил Жолкевский. — А так вам и надо! Нечего было дурью лезть! Сколько гусар положили?

Оба вскинулись, не спеша докладывать о потерях. Зборовский помрачнел ещё сильнее. Струсю хотя удалось сберечь большую часть людей, потолкались с пикинерами, получили из мушкетов, да и отступили — что тут такого? А вот Зборовский на засеке и от преследования потерял многих, слишком многих. Цвет польской кавалерии, доверенной ему королём. Они должны были размазать московскую и наёмную конницу с первого раза, а после ударить во фланг наёмникам и шведам — на этом строился план сражения. Однако не вышло, и теперь придётся спешно менять тактику.

— Зборовский, — обратился к полковнику гетман, — бери казаков князя Збаражского, пускай разведают для тебя место для атаки. Сам же приводи гусар в порядок и готовь к новой атаке. Струсь, ты переводи дух, собирай людей для новой атаки. Но первыми пускай панцирные хоругви, нечего гусар попусту класть.

— А ты сам, пан гетман, когда в бой вступить изволишь? — решительно спросил Зборовский. — Или всё ждёшь пушек с пехотой?

— Разговорился ты сильно для московской конницей потоптанного, — осадил его Жолкевский. — Струся поддержат с фланга хоругви Порыцкого и Пясковского, а с ними хоругви казацкие. Надо задать немцам со шведами хорошего перцу. Ты же, пан Александр, сам покажи, какой ты рыцарь, и что не для красоты на доспех крыло прицепил.

Зборовский побледнел от гнева, однако ничего не сказал. Может, и зря так задел его гетман, ведь судя по посечённому доспеху и помятому крылу за спиной тот явно дрался в первых рядах, и только заступничеством Богородицы да собственным мужеством спасся от гибели и плена. И всё же Жолкевский не был намерен щадить чувства побитого полковника, пускай весь свой гнев на московитов изольёт.

— Ну, с Богом, панове, — напутствовал полковников Жолкевский.

Те поспешили обратно к своим хоругвям.

[1] Дурак, глупец (лат.)

[2] Панцирные казаки (пол. Chorągiew kozacka, пол. Towarzysz pancerny, пол. Jazda pancerna) — род средней кавалерии в войске Речи Посполитой, названные так по доспеху — панцирной кольчуге

* * *

Я остановил коня у позиций Делагарди. Ровные квадраты иноземной пехоты, ощетинившиеся длинными пиками и мушкетными стволами внушали уверенность. Мне указали, где искать самого Якоба Понтуссона, я быстро нашёл его и спешился. Делагарди стоял над столом с примерной картой окрестностей, прикидывая, откуда теперь ждать удара.

— В лоб не взяли, — сказал он мне, на секунду оторвавшись от карты, — теперь попытаются с фланга обойти. Тут нам уже туго придётся. Но ты молодец, Михаэль, задал гусарам хорошую трёпку. Они её надолго запомнят.

— И пойдут мстить, — ответил я. — Надеюсь, командир снова рванёт в атаку очертя голову. Сюрпризов для него у меня нет, придётся по старинке воевать.

— А в этом гусары сильны, — кивнул Делагарди. — Так что и тебе крепко достанется на сей раз. Но ты зачем приехал-то?

— Да по пути в лагерь заскочил узнать, как вы тут, — ответил я. — Крепко держитесь?

— А что нам будет, — философски заметил Делагарди, — Тунбург с Таубе, как и положено ландскнехтам упёрлись в землю и стоят. Гусар маловато, чтобы их с места сдвинуть, тут пушки нужны. Тем более что жалование за прошлую службу им выплатили, и те, кто дерётся сейчас, знают, что и теперь заплатят.

В его словах был открытый намёк — если не заплатят, наёмники драться не будут. Справедливо, но пока мне не до того. Эту бы битву пережить.

— Хорошо, — кивнул я Делагарди. — Теперь всем нам осталось одно — крепко стоять и в землю вцепиться, иначе растопчут поляки.

Мы пожали друг другу руки, и я поспешил в наш лагерь, где до сих пор без дела торчала большая часть пехоты и артиллерии. Время игр кончилось. Пока поляки приходят в себя и перестраиваются после первого поражения, нужно успеть выстроить линию обороны, чтобы отразить их следующий удар. И пускай война семнадцатого века дело небыстрое, всё равно нужно поторапливаться. Тем более что в собственном лагере, уверен, меня ждёт ещё одна битва, быть может, пожарче, чем на поле.

Стрельцы стояли наготове, как я и велел им прежде чем покинуть лагерь перед началом сражения. Вот только, когда я буквально влетел через проход из отодвинутых в сторону телег, оказалось, что следующего моего приказа слушать никто не собирается.

— Ты извиняй, князь-воевода, — проговорил, пряча глаза голова Постник Огарёв, командовавший стрельцами, — мы бы и рады в поле выйти, да нам князь Димитрий запретил то под страхом кары смертной. Сидите, говорит, в посаде и носу без приказа не кажите за городьбу. Вы уж там, — он сделал неопределённый жест, ткнув вверх и помахав рукой, — разберитесь, кто из вас главнее, да кто командует, а наше дело маленькое — приказ исполнять.

— Держи людей наготове, — велел я, — и пушкарям передавай, чтобы как говорено было тащили малого наряда орудия к засеке. Посоха им в помощь.

— Всем, — ещё ниже опустил голову Огарёв, — запретил князь Дмитрий из посада выходить. Ждать приказа велел.

— Вот тебе мой приказ, голова, и пушкарям с посохой его передавай, — выпалил я. — Собирайтесь и готовьтесь выйти из посада.

— Сделаем, князь-воевода, — тут же оживился голова. — Всё, как есть…

Он осёкся, увидев спешащего к нам князя Дмитрия. Я думал, что царёва брата придётся искать в обозе, но нет — он сам торопился навстречу. Экая удача!

— Ты не торопись, Мишенька, — ласково заговорил он со мной. — Пущай наёмных людей да свеев поболе повыбьют ляхи-то, а мы уж в посаде укреплённом отсидимся. Не сумеют они, окаянные, его взять без пехоты, да без пушек.

— Ты, Димитрий Иванович, совсем головушкой скорбен? — прошептал я ему в лицо, так чтобы не услышал даже стрелецкий голова Огарёв.

— А с чего ты взял, Мишенька? — притворно удивился князь. — Казна и так дно показывает из-за того, что немецким людишкам платить приходится, да и свеи не задаром воюют. Пушную-то ты английским немцам запродал разом, неоткуда государю серебро брать. Да и, — перешёл он на совсем уже заговорщицкий тон, — по секрету скажу тебе, Мишенька, не собирается брат мой, государь наш, земли свеям отдавать, они ведь на Корельском уезде не остановятся, они и Псков с Новгородом Великим себе захотят. А нам надо сделать так, чтобы не было сил у свеев удержать те земли за собой. Вот и мыслю я, пущай их ляхи побьют как следует, чтобы перья во все стороны. А там и мы, с божьей помощью, подойдём.

— Не выйдет, — ответил я. — Наёмники будут стоять крепко, покуда не поймут, что мы их под удар подставляем, а сами сидим в лагере. Они не на родной земле сражаются, и потому жизни свои класть не станут. Уйдут с поля, а то и вовсе к ляхам переметнутся. Тогда будет у Жолкевского и пехота, получше нашей, и пушки.

— Так на то ты здесь и нужен, Мишенька, чтобы момент подгадать для атаки… — начал князь Дмитрий.

— Раз я на то здесь и нужен, — перебил его я, — то говорю, сейчас такой момент и есть. Слышал, Огарёв? В полном согласии мы с князем Дмитрием, так что бери людей и выводи в поле вместе с пушками, как я велел.

— Слушаюсь! — выкрикнул с облегчением голова, и тут же отошёл к стрельцам и принялся раздавать команды.

— Думаешь провёл меня, Миша, — глаза князя Дмитрия сузились в щёлочки, но и так я видел что в них горит ненависть. — Зря, ой зря ты ссоришься со мною.

— И в мыслях не было ссориться, Дмитрий Иванович, — со всем уважением ответил я. — Мне надо битву выиграть, да Смоленск спасти, а с тобой ссоры разводить и в мыслях не было, — для верности повторил я.