Сын помещика 2 (СИ) - Семин Никита

— Прошу прощения, вы абсолютно правы, — прошептала она внезапно охрипшим голосом, — ваша работа и впрямь стоит этих денег. И даже больше.

На портрете Екатерина увидела не просто свое изображение. Роман словно сумел заглянуть в ее душу. С портрета на нее смотрела женщина со стальным взглядом, у которой железная воля и целеустремленный характер. Но при этом одна рука поднята к подбородку, а губы слегка приоткрыты, что создавало беззащитный образ девушки, которую легко обидеть и в то же мгновение хочется кинуться на ее защиту. Волевая, но ранимая, красивая и упрямая. И никакой пошлости, даже намека на ее род деятельности.

— Я пришлю вам вестового сегодня, как доберусь до дома, — пообещала Екатерина Савельевна.

А Роман в это время уже кого-то звал из окна их комнаты. Через пару минут прибежал какой-то мужик с рамой для картин.

— Митрофан, закрепи, — махнул рукой на холст юноша.

— Сей момент, барин, — засуетился тот.

Аккуратно сняв холст с мольберта, мужик уложил его на раму и принялся забивать по контуру гвоздики. Через пару минут все было готово.

— Надеюсь, это не последняя наша встреча, — кивнула Екатерина обоим Винокуровым сразу.

Знакомство ей определенно понравилось. Пожалуй, стоит постараться развить его. Осталось лишь подумать — как именно.

— Ну как она тебе? — спросил я отца, когда госпожа Совина покинула нас.

— Опасная дама, — заявил он, плюхнувшись на диван. — В какой-то момент я и забыл, что передо мной не дворянка, да еще хозяйка борделя. А чего ты ей такую цену заломил? — перевел он тему.

— Ну, нам же нужны деньги на оплату труда Алексея Юрьевича, — хмыкнул я в ответ. — Да и пора создавать мне собственный ценник. И уж лучше сразу поставить границу повыше. Да и вспомни слова твоего друга, Георгия Викторовича. Он и поболее предлагал мне цену за мои картины ставить.

— Ну ты на Георгия то не смотри, — хмыкнул отец. — Он тот еще… эпатажник.

Деньги от Совиной принесли через полчаса. За это время я успел поговорить с управляющим доходного дома о раскладушке и с прискорбием выяснить об отсутствии такой мебели. Вопрос с размещением Пелагеи подвис в воздухе. Уступать двухместную кровать нам отцу даже в голову не пришло. Вот еще! Чтобы какая-то служанка спала на господской кровати, пусть и с его сыном, а он на диване ютился. И мне предстоял выбор — отослать ее в тарантас к Митрофану, либо все же попытаться как-то с ней уместиться на диване.

— Барин, да я и на полу могу поспать, — робко сказала девка, когда я ей озвучил проблему.

— Вот еще! — фыркнул я в ответ.

Отправлять молодую девушку на пол, пусть она и ниже меня по социальному статусу, все еще не позволяло воспитание из будущего. Я бы лучше сам на пол лег, но тут уже отец не поймет. И к Митрофану ее отправлять не хотелось. Тут сразу несколько факторов играло против этого: это и неудачный эпизод с Акимом, когда тот приставал к Пелагее. Митрофан хоть вроде и не должен к ней приставать, но кто его знает? Да и чувство собственника во мне взыграло. И гормоны, что уж отрицать. Лежать вместе на одном диване с красивой девушкой намного приятнее, чем одному. А тут и «повод официальный» есть для этого. Короче, я сделал вид, что иного варианта не существует, и постановил ей спать со мной. Отец лишь посмеивался над моими терзаниями, но ни во что ни вмешивался. Для него все было просто — если я хочу так уж уложить служанку в свою кровать, то давно надо это сделать, а не терзаться непонятными угрызениями совести или какой-то морали. Не та она дама, чтобы нянчиться с ней по его мнению.

В итоге мы улеглись боком. Я спиной к спинке дивана, а Пелагея спиной ко мне. Хоть тот и был довольно широким, но недостаточно, чтобы можно было спокойно развалиться двум людям. И не был раскладным, как в будущем. Впервые в этом мире девичье тело оказалось столь близко ко мне. Нос щекотали волосы девушки, одну руку я положил на декоративную подушку, которая украшала диван, и на нее положила голову Пелагея, дико при этом смущаясь. Вторую руку я положил сверху на нее. На мне были лишь панталоны, не привык я спать одетым, а на ней — ее обычный сарафан, под которым ничего не было. Мое тело сразу это почувствовало, а желание накатило с такой силой, что удержал я себя только в миг, когда моя ладонь уже накрыла ее грудь. Блин, может все же стоило отправить ее в тарантас к Митрофану? Не удержусь ведь, могу прямо здесь и сейчас ее взять. И заснуть от переизбытка адреналина в крови не получается. И не только у меня. Буквально слышу, как часто и сильно бьется сердце девушки. Как та боится даже пошевелиться. А нет, не боится.

Пелагея вдруг заерзала и плотнее прижалась попой ко мне. Она что, издевается? Или решила «взять все в свои руки», сняв все ограничения?

— Давай спать, — прижав ее посильнее к себе, чтобы та прекратила елозить, прошептал я ей на ухо.

— Д-да, барин, — еле слышно ответила она.

Заснуть я смог лишь спустя полчаса. И то сны мне снились самые похабные, а когда проснулся, то обнаружил, что моя рука уже находится в вырезе сарафана Пелагеи, с удобством жамкая ее грудь, и при этом девушка еще и накрыла ее своей ладонью, прижимая посильнее к себе. А от греха нас отделяет всего лишь тонкая ткань моих панталон, так как юбка сарафана каким-то образом задралась, оголяя тело девицы.

Если бы не желание посетить уборную, я бы наверное подольше повалялся в такой позе. Но пришлось с сожалением отпускать девушку, а там и бытовые вопросы отодвинули прошедшую ночь на второй план. Весь следующий день мы посвятили дороге. Сначала до Дубовки, а после короткого обеда у тети сразу отправились в поместье. Только и успели, что в книжный магазин заглянуть, где я дополнительно красок прикупил. Основные вопросы в этой поездке мы решили. Теперь оставалось ждать оценочную комиссию, а до того — снова заниматься текущими делами в поместье.

Глава 12

3 июля 1859 года

Утро дома встретило меня прохладой и росой на траве. Что ни говори, а я уже привык к поместью и искренне стал считать это место своим домом. Мне здесь комфортно.

За время нашей поездки Корней наконец закончил с пересадкой плодовых деревьев и сегодня должен был приступить к строительству тренажеров для меня. Для чего ему нужно было смотаться до лесопилки за стройматериалами.

— Я с тобой поеду, — предупредил я мужика.

— Как скажете, барин, — со скукой на лице отозвался он.

Пелагея в этот раз во время моей тренировки с прокачкой пресса глядела на меня странным взглядом. Не так как обычно. Та ночь в Царицыне словно что-то в ней поменяла. Она уже не стеснялась, что я заглядываю ей в вырез сарафана, когда делаю подъемы, а наоборот — словно сама старалась наклониться пониже, чтобы я мог побольше разглядеть. Митрофан, который полюбил в это время сидеть на крыльце заднего двора и наблюдать за нами, вовсю подкалывал девушку, хоть старался меня и не упоминать:

— А девка все старается барину понравиться,

Сиськами трясет пред ним, да всяко выгибается… — доносился его голос.

Не сказать, что он напевал частушку во все горло, но в утренней тишине можно было расслышать. Пелагея эти строки пропускала мимо ушей, да и я решил не обращать внимания на горе-скомороха. Не зря все же о нем слава колкого на язык мужика по деревне шла. Даже удивительно, что во время поездки ничего подобного я от него не слышал. Или он над другими подтрунивал? Да и Корнея он при мне никогда не трогал своими словами. Не иначе тот сумел донести до Митрофана всю пагубность таких идей.

После завтрака я предупредил отца, что еду на лесопилку.

— Чего ты там забыл? — удивился он.

— Помнишь, я задание Михею дал — смешать смолу с опилками? Хочу вот узнать, что у него вышло.

— Баловство все это, — хмыкнул отец, но и только.

Раз уж я взялся за это дело, то должен его довести до конца. И папе такой подход нравился, пусть он и не верил в успех этого моего начинания.