Строитель (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Двести саженей. Сто. Пятьдесят.

— Бей!

Одиннадцать стрел вылетели навстречу приближающимся воям. Ещё одиннадцать. Ещё и ещё. Сразу количество воев в отряде, что на них несся определить было невозможно, а потом не до того было. Как любит повторять князь Владимирский: врагов нужно не считать, а уничтожать.

Последнюю тринадцатую стрелу Емеля выпустил чуть не в упор. Пару саженей осталось. Вой свалился с коня и рухнул прямо под ноги командиру диверсантов. Вот теперь и посчитать время будет и трофеи прибрать. А прибирать было чего. Одних коней не раненых, которых пришлось добить, целых и здоровых получилось выловить восемнадцать. А вообще было брянцев или гомельцев почти три десятка. Трое было ранены. Двоих тяжёлых Емеля велел добить, а раненого в руку воя в хорошей кольчуге с пластинами на груди и даже в сапогах с кольчужными нашивками забрали с собой в лес. Придётся отложить обстрел города, как планировали. Не стоит гадать даже, вышлет князь Брянский воев на поиски пропавшего отряда или нет. Конечно, вышлет. И зная, куда те направлялись, стоит готовиться к появлению через несколько часов вот здесь на опушке минимум сотни воев. Теперь не до нападений. Теперь самим бы отбиться. Этот бой ясно показал, что в закованных с головы до ног в кольчугу воев Дмитрия Александровича Брянского нужно много стрел отправить, прежде чем одна найдёт место куда впиться. Они выпустили полтораста стрел, чтобы, практически в упор целясь во всадника, свалить двадцать шесть всего супротивников. По шесть почти стрел на каждого. Будь брянцев на десяток больше и неизвестно, чем бы этот бой закончился.

А тут точно не меньше сотни пожалует. Он бы по крайней мере меньше не послал.

Событие тридцать девятое

Оптику Андрей Юрьевич в школе проходил (изучал, наверное, неправильное слово). И даже какие-то задачки с линзами решал в каком-то классе. В институте же учась, а потом и преподаванием занимаясь, он ни с чем таким не сталкивался. Из школы же запомнилось, что Галилей сделал телескоп с одной двояковыпуклой линзой или собирающей, и одной двояковогнутой или рассеивающей. И предмет у него не переворачивался. А вот следующим был Кеплер, и у него обе линзы двояковыпуклые и изображение перевёрнутое. Потом кто-то догадался вставить третью линзу и вновь изображение стало нормальным.

Телескоп пока Андрею Юрьевичу не очень нужен был. А вот для подзорной трубы, выходит, нужно естественно так поступить, как делал Галилей, зачем ему перевёрнутое изображение. С фокусным расстоянием потом можно будет поиграть. И с размером окуляра. Он кажется должен быть не больше диаметра зрачка, то есть, где-то два с половиной миллиметра. Но это будущее, и у него для математических изысканий и создания новенькой науки «Оптика» есть грек Исаак Аргир. Рассказать ему, что помнит из школы, а дальше грек сам додумает. С головой у него, как убедился уже не раз профессор Виноградов, всё нормально. Наверное — умнейший человек своего времени.

Итак, нужны были линзы. Первую плавку хрусталя провели, и его получили. Опыт сказался. Хрусталь получился прозрачный и без пузырьков воздуха. Разлили… отщипнули от куска получившейся массы несколько кусочков и отложили пока в сторону. Как это делал Галилей, Андрей Юрьевич не знал, но он ведь металлург и точно знает, как надо. Первым делом он дал команду изготовить из дерева несколько моделей. Смысл тот же, что и в формочке для приготовления орешков из теста. Две полуформы, соединённые на оси. Закрываются и лишнюю массу выдавливают. Получается линза. Отлили форму из латуни, обработали, как могли зашлифовали, а потом плюхнули туда хрусталь расплавленный и сомкнули.

Явно лишку плюхнули. Облой чуть не в сантиметр вышел. Ну, приноровились потом. Получили в итоге два десятка линз диаметром пять сантиметров. Точно так же поступили и с двояковогнутыми, только чуть форму «орешницы» изменили. От краёв формы с обеих сторон бугорки сделали, ну и понятно диаметр меньше, всего два с половиной сантиметра. Тоже не с первого раза получилось, но и тут Ероха приноровился брать нужное количество стекла. И эти сделали.

Пока, теперь главный стеклодув Ерофей Силыч лил линзы, Андрей Юрьевич думал о методике шлифовки линз. Нужен мягкий достаточно абразив, и мелкий при этом, чтобы не царапал стекло, а именно шлифовал. Профессор взял мел, растолок его в пыль и попробовал. Очень и очень медленно. Явно нужен более твёрдый материал. Песок? Ну, мысль интересная. Накопали песка, налили в чан воды и взбаламутили. Эту муть и слили. Потом дали отстояться и попробовали шлифовать этим осадком. Гораздо лучше. На токарном станке закрепили войлок, нанесли в виде пасты эту смесь, смешанную с маслом, и начали шлифовать. На шлифовку одной линзы ушло больше недели. При этом люди менялись и лошади, что вращали привод станка, тоже, каждые два часа.

Понятно, что нужна паста ГОИ (Государственный оптический институт). И её делают из хромистых соединений, кажется. А где взять хром? Нужен абразив с твёрдостью больше семи. Драгоценные камни разбить молотком, а потом растереть в пыль в ступе? Дорогая подзорная труба получится.

Дальше уже было проще. Из морёного дуба на станке выточили две трубки с таким расчётом чтобы меньшая входила в большую довольно плотно. Укрепили на рыбий клей собирающую линзу в большей трубе и рассеивающую в меньшей. Вставили окуляр из латуни выточенный и… Андрей Юрьевич глянул в трубу.

Да, прав был Кеплер. Всё радуга забивает. И очень маленький угол обзора. Тем не менее труба работала. Увеличение примерно раз в восемь. Вроде бы первый телескоп у Галилея был трёхкратным, а потом он смог и тридцатикратные делать, используя всё те же две линзы.

Выходит, нужно всё же вернуться к телескопу Кеплера, но вставить в него третью линзу.

Ладно. Сначала нужно изобрести науку Оптика. Нужно идти и рассказывать всё византийцу.

Глава 14

Событие сороковое

Десятник Еремей Хвостов по прозвищу Хвост вспомнил вдруг одно из наставлений князя владимирского: «Если ты пришёл воевать, то воюй, а не перьями на шеломе хвастай». Вспомнил не просто так. На правой привратной башенке стояли трое воинов в алых плащах в шеломах с перьями. Не иначе командиры дружины, решил Еремей и отправил стрелу в того, что по центру стоял и кричал чего-то в толпу, рукой размахивая. Стрела ещё летела, когда десятник выхватил из-за плеча вторую стрелу и приладил к тетиве. Он поднял лук и глянул мельком на цель. Воев с перьями стало меньше, теперь только двое, и один склонился, видимо решил поинтересоваться у того, кто упал, не больно ли ему.

Вжик, вторая стрела ушла к вою с красно-коричневыми перьями на гребенчатом шеломе. Боковым зрением десятник увидел, что его вои тоже не перьями хвастают, а ведут стрельбу по стоящим на стене и привратных башнях папистам. И те падают. После пятой стрелы Еремей прекратил стрелять. Стрелу-то наложил, но вот целей больше не было. До этого видно было около двух десятков. Можно забиться на спор, что все убиты или ранены. Расстояние плёвое — двадцать пять сажен и промахнуться можно, как говорит Андрей Юрьевич, чисто теоретически, дёрнуться может вой или в пластину на груди стрела попадёт, но, скорее всего, не было промахов, он сам третью стрелу всадил в воя со стрелой в шее. Побиться можно, наоборот, что почти в каждом паписте по две стрелы торчит.

От них бежали прочь местные. А тоже ведь стояли и вилами, и дубьём грозились тем, кто на стене перьями хвастал.

— Сорока! — крикнул Хвост, — Скажи, что мы свои — православные, на подмогу пришли, — Десятник огляделся, выискивая провожатого, что им Светозар выловил из толпы.

— Свои это! Руссы! — охрипшим от криков и волнения голосом возопил вынырнувший неизвестно откуда дедок.