Трудовые будни барышни-попаданки 3 (СИ) - Дэвлин Джейд

Да уж. Век живи с мужиками — впрочем, я только год живу — и не поймешь, чего в них больше: забитости или инициативности.

— Ступай, отдохни с дороги, Федя, — наконец сказала я.

— Барыня… уж простите, что так вышло, — несмело начал гонец. И я поняла, что он хотел не только извиниться, но и спросить.

— Сапоги отчисти и себе оставь.

Может, неправильно, но так оплошать мог бы каждый, а вот сбежать из плена и привезти важную, хоть и неприятную новость — за это следовало наградить.

Федька ушел, радуясь сапогам, а я осталась в совсем не радостных раздумьях.

Было ощущение, будто гуляю по своему дому, привычно толкаю дверь, чтобы войти… Не открывается. Да как же так, она открываться должна!

Вот и здесь. Привыкла, что мое послание всегда доходит до адресата, хоть торгового партнера, хоть супруга. А путь вдруг заблокирован. Хоть прикажи тройку запрячь да сама поезжай. Уж меня-то никто не остановит. Не вернусь, пока Мишу не встречу, не расскажу все, что должна.

Так, спокойно, без поспешных решений. Велик шанс, что дня через три понадобятся сани. А Мишу за день-другой, скорее всего, и не найду. Может, сделать какой-нибудь хитрый финт: послать гонца из экономического села якобы от тамошнего старосты?

Мои размышления на ходу превратились в прогулку. Не заметила, как вышла во двор. Кстати, отметила: двор давно осушен канавками, песком посыпан, так что гулять по нему и в середине осени почище, чем у иного барского крыльца.

— Барыня, обратиться к вам можно?

— Сказывай, что за беда приключилась, — со вздохом обернулась я к мужичку средних лет, явно деревенскому — дворню сразу бы узнала.

— Нет беды, Эмма Марковна, — ответил тот с непринужденностью, иногда свойственной пахарям и редко дворовым. — Я у Василия-тестя шапку выспорил. Он в вашу рогожерожу не поверил, сказал, что дождя не выдержит. Три дня лило, и ни капли в избе.

Я вспомнила, как разрешила нескольким мужикам взять новый материал для домашнего использования. Значит, не прогадала.

— Шапка-то хороша? — улыбнулась я.

— Свежая, из зимнего зайчика, — ответил мужик. — Спасибо, Эмма Марковна, что барскую новинку для нас не пожалели.

Глава 31

Ночь не задалась с вечера. Лизонька потребовала на ночь сказку про игошу.

— Про кого, милая?

Лизонька принялась меня просвещать. Игоша — это, оказывается, дух некрещеного младенчика, который скитается и занимается посильным вредительством. А узнала об этом дочка от Матренки, девчушки чуть постарше, допущенной играть с барскими малышами.

Пришлось быстро импровизировать про игошу-Игорешу — Лизонька удивилась, узнав, что и такое имя есть. Все закончилось хорошо, скиталец игоша стал добрым домовенком и предупреждал людей о пакостях со стороны недружелюбной нечисти. Пока рассказывала, мысленно вздохнула: что делать, если жанр «добрая сказка с хорошим концом» сложился только в XX веке. Пока же что французские, что русские сказки должны утешать взрослых и ребят тем, что в выдуманных мирах еще хуже, чем в реальном.

Ладно, дочка и Степка заснули с улыбкой. Постараюсь теперь и я.

Долго ворочалась, думала: что же делать? Верно, надо и впрямь с утра съездить в экономическое село, самой подобрать гонца. Покидать поместье и оставлять Лизу здесь одну — ни за что! Хватило прошлого раза. Тем более теперь я уверена, что за сокол, мать его, кружит надо мной что твой стервятник. Зараза.

Но и тащить ребенка по раскисшим дорогам в неподготовленном возке — риск. Пусть эти дороги завтра-послезавтра подмерзнут, их почти сразу занесет снегом.

Лиза еще маленькая. Она здоровая, румяная и в меру рослая для своего возраста девочка. Но тут нет больниц и скорых, если вдруг что. А простудить ребенка в пути слишком просто, как ни кутай.

Красный стрептоцид у меня уже есть. Сама не знаю, как нашла время-то, чтобы его синтезировать. Но получить из него белый — та еще задача, за которую я еще даже не бралась. К тому же это лекарство все равно не панацея.

Мысли постепенно замедляли карусель, но лишь только я ощутила первое дуновение сна, как донесся голос Павловны.

— Батюшка, может, до утра вам обождать?

— Нельзя ждать. Из Нижнего примчался. Скакать пришлось, хоть и непривычно мне, да и скажут: поп верхом свой сан бесчестит. Все равно спешил к Эмме Марковне.

«Бегущий полковник в мирное время вызывает смех, а в военное — панику», — вспомнила я шутку Миши. Что же должен вызывать спешащий поп?

Я скоренько одевалась, шутила сама с собой, стараясь удержать нарастающую волну паники. Поскорей бы узнать, в чем дело. Поэтому, когда Павловна деликатно постучалась-поскреблась в дверь, я уже была готова к разговору.

Отец Даниил и вправду выглядел как человек, проделавший дальнюю дорогу, — простуженно шмыгал носом. Я велела Павловне поставить самовар, сама достала из буфета графинчик с перцовкой, налила рюмку. Священник ее быстро перекрестил и опрокинул без всяких словесных дополнений, как человек усталый и в явном стрессе. Потом еще одну.

Я вспомнила, что он действительно вторую неделю отсутствует в селе. Слышала от дьячка, что вызвали в губернскую консисторию по какому-то давнему прошению. Велел передать: даже если ему в Нижнем приход предложат, вернется в Голубки, не бросит паству и меня.

— Что же случилось, батюшка? — спросила я, когда поп плеснул настойки в третий раз, правда полрюмки.

— Странное дело, Эмма Марковна, плохое дело. Давайте я все расскажу, а дальше вам решать.

Самовар уже вскипел. Что может быть уютней, чем сидеть за чашками ароматного чая, поглядывая в холодную темень за окном. Вот только рассказ отца Даниила был совсем не уютным.

В давние времена у него случился конфликт со старой барыней. Она пожаловалась на него в епархию, а священник тоже отправил прошение — переведите на другой приход. Насколько я понимала, такие конфликты обычно не получают развития, ну, разве что на попа постоянно жалуются. Или ему самому невмоготу быть на прежнем месте, и он добивается перевода за посильную мзду.

Казалось, и эта история пойдет по типовому сценарию: жалоба под сукном, точнее под бархатной скатертью, и будет всеми забыта. Но недавно отцу Даниилу пришло императивное требование: прибыть в консисторию для рассмотрения его прошения.

Едва прибыл, начались странности. Якобы в духовном управлении все помещения были заняты, поэтому разговор состоялся в губернской канцелярии. И не с благочинным, а каким-то чиновником. Тот сказал, что просьба о переводе рассматривается, и если подтвердится безупречная служба отца Даниила, то новый приход будет в богатом экономическом селе. Ну а сейчас, продолжил чиновник, не слушая возражений попа, надо подробно изложить все претензии к барыне.

— У меня они только к старой были, — возразил священник, — к молодой, к Эмме Марковне, их нет.

Чиновник вежливо ответил, что жалоба подана на владелицу Голубков, поэтому поговорить о ее благочестии все же придется. После чего начался расспрос, напоминавший, по словам отца Даниила, исповедь у смиренного, но дотошного священника, решившего вызнать наводящими вопросами все грехи духовного чада. В данном случае — чужие грехи.

— Не понимал я сначала, куда он клонит, — извиняющимся тоном говорил отец Даниил. — Обычные вопросы были: ходит ли барыня в церковь, держит ли посты? А не держит ли особый пост в непостные дни, чтоб с рассвета до темноты не есть? А для чего татарина-магометанина в усадьбе поселила? Я пояснил: это калмык-буддист, он кумыс готовит целебный. «А видели, как он Будде молится? Ведь нет. А знаете, когда Россия была под владычеством монголов, как они заставляли князей от веры отрекаться? Пить кумыс».

Да уж, не ожидала, что можно так интерпретировать мою кумысолечебницу.

— Потом спросил: известно ли вам, что ваша помещица на Макарьевской ярмарке была в постоянных сношениях с персиянами? Только по коммерческим надобностям? А известно ли, что она тайком от дворни на ярмарку вернулась и была замечена возле персидского двора в соседстве с персами?