(Не)добрый молодец (СИ) - Птица Алексей

На ходу замахнувшись кистенем, он раскрутил его и резко ударил бесноватого. Гирька с треугольными наростами ударила в предплечье ходячего трупа. Оно хрустнуло, но это ни к чему не привело. Бесноватый оказался по-прежнему жив, то есть, никак не отреагировал на травму. Бросив терзать свою жертву, он оглянулся и ощерился, показав длинные, чуть ли не звериные клыки.

Вадима обдала невообразимая вонь. Вспомнился мертвяк, которого он упокоил в лесу. Дальше Вадим действовал по наитию. Он ощутил длину цепи и тяжесть смертельного груза на конце её, сделал шаг в сторону и, с оттяжкой раскрутив цепь, ударил что есть мочи по черепу монстра.

Чугунная гирька влетела в левую глазницу мертвяка, смачно чпокнул выбитый ею глаз, а рука Вадима уже начала новое движение. Гирька кистеня подскочила в воздухе, раскрутилась ещё раз и обрушила свой удар на лоб монстра, расколов черепную кость. Как бы ни был силён бесноватый в своей жизненной мёртвости, но и у него предел прочности имел ограничения. Третий удар, уже добивающий, расколол череп монстра, выплеснув из него мерзкое содержимое.

Вадим тут же отбежал в сторону, сдерживая рвотные позывы. Бой был в самом разгаре, и мертвяков оставалось ещё трое, ещё трое из нападавших уже, видимо, кипели в адском котле. Они успели среагировали на новую угрозу, но напасть на Вадима не смогли. Елизар, увидев неожиданную помощь, пошёл ва-банк. В один из боевых моментов он внезапным и очень сильным уколом вонзил в тело бесноватого бердыш и оставил его там, повалив монстра на землю.

Сам же выхватил саблю и напал на второго, выкрикнув своему напарнику.

— Анисим, бей!

Старый монах мгновенно среагировал, выпростав из рукава уже окровавленный чёрной кровью топор, и с размаху ударил им третьего бесноватого. Монстр успел убрать голову, и удар топора пришелся ему в грудь, разрубив её и застряв там. Это успел увидеть Вадим. Подскочив, он вновь раскрутил кистень, и чугунная гирька с силой опустилась на затылок мертвеца, превратив его голову в крошево. Мертвяк упал, вырвав топор из рук Анисима.

В это время Елизар из последних сил пластал саблей своего противника, который отмахивался от него такой же саблей. Видимо, в жизни этот бесноватый командовал отрядом разбойников. Удар сабли кузнеца наткнулся на саблю монстра и отбил её в сторону, чтобы тут же схватиться вновь.

На стороне кузнеца сражались опыт и отвага, а на стороне бесноватого поляка — безумие, вызванное болезнью, и нечеловеческая сила. Онатаковал, несмотря на то, что сабля кузнеца уже пару раз прошлась по его плечам и бокам. Кузнец стал уставать, но продолжал обмениваться ударами с монстром, и ещё неизвестно чем бы закончилась их битва, если бы ему на помощь не пришли Вадим и отец Анисим.

Удар кистенем раздробил кисть монстра и выбил из неё саблю, а последующий удар топором лишь за малым не отрубил поляку вторую руку. И тут бесноватый вместо того, чтобы идти напролом, вдруг повернулся и бросился бежать, причём так быстро, что пока они соображали, он скрылся за стеной ближайшего дома.

Ни Вадим, ни Елизар с Анисимом не ожидали от него такой прыти, и не смогли помешать ему.

— Убёг, зараза! — с досадой сказал кузнец.

— Убёг, — подтвердил с горечью Анисим.

— Убёг, — повторил за ними и Вадим, но с откровенным облегчением.

На хрен ещё гоняться за ним! Но пока они разбирались с этим, начал вставать тот, в которого Елизар воткнул бердыш. Кузнец, не теряя времени, обрушил на него удар сабли, пока монстр пытался вырвать из своего тела тяжёлое оружие. Череп мертвеца треснул, расколовшись, как спелый арбуз, и бой закончился.

Вокруг них теперь лежали пять трупов,застыв неподвижными грудами переродившегося мяса. Поодаль лежал с разорванным горлом и послушник Пётр, испустив последний вздох, а вот послушник Сергий оказался ещё живой. Кузнец подобрал свой бердыш и одним движением перерубил шею Петру, упокоив его навсегда.

— Возьми бердыш, Вадим, добей Сергия.

— Я⁈ Я не смогу. Он же ещё живой.

— Пока ещё живой, — устало сказал кузнец. — Не можешь добить бердышом, бери саблю, — и кузнец протянул её Вадиму.

Тот отрицательно покачал головой, переводя взгляд то на кузнеца, то на Анисима, то на дрожащего, словно в лихорадке, послушника. Елизар смотрел, не мигая, отец Анисим отворачивал глаза, морщась то ли от вони, исходящей от мертвецов, то ли от осознания того, что придётся убить ещё живого послушника.

— Ты же говорил, Вадим, что ещё ни одного живого не убивал? Вот теперь придётся. Смотри, он уже начинает становиться чужим, ещё немного, и он нападёт на нас, забыв себя.

И действительно, какие-то изменения с телом послушника уже начали происходить,и они стали заметны даже не вооружёному взгляду.

— Бей, пока не поздно!

— Ну, как же так, как же так! — беспомощно бормотал Вадим, ища поддержки у монаха.

— Бей! — зло взглянул отец Анисим. — Потом покаешься за грех свой.

— Я не могу, я не убийца!

— Ты делаешь добро, а не зло. Ты не добрый молодец, но если не переступишь через себя, то не сможешь дальше сопротивляться злу. Я не могу его упокоить, это будет для меня тяжкий грех, и я не отмолю его у Бога. Елизар не хочет, он сделал многое за всех нас, и он воин и командир наш. Он приказал, ты должен исполнить, иначе не будет тебе прощенья, и епитимья не поможет. Я сказал тебе всё. Дальше будет твой выбор. Я приму его, как есть, слово за Елизаром.

— Я не могу, не могу! Если бы он напал на меня, тогда да.

— Считай, что он напал. Пощади его, пусть он умрёт человеком, а не исчадием ада, тем самым ты спасёшь его душу, и спасёшь всех нас. Он был братом нам, ты чужой, тебе легче, я не могу. Ты должен!

— Агрххх!

Вадим резко развернулся и, что есть силы раскрутив кистень, обрушил удар тяжёлой гирьки на голову послушника. Головапослушника дёрнулась, плеснув на землю ярко-алой кровью.

— Живой ещё был, — задумчиво произнёс кузнец, — видимо, они не так быстро перерождаются.

— За пару часов, — угрюмо подтвердил отец Анисим, — не раньше.

Вадим с ужасом понял, что его обманули и заставили убить ещё живого человека. Выронив кистень из рук, он прижал ладони к лицу и горько разрыдался.

— Поплачь, отрок, так тебе легче будет. А то люди, бывает, уходят в себя и не слушают более никого.

— Тяжек сей грех, но и другого выхода не было, — произнес отец Анисим и горько вздохнул.

С минуту постояв, начали собираться в обратный путь. Отец Анисим хотел сразу уйти, но кузнец не согласился с ним, объяснив, что мертвецов здесь больше нет, а вот ценности наверняка остались. Да и похоронить надобно хотя бы своих. Вадим молчал, погрузившись целиком в переживания. Но движение — это жизнь и, шагая вслед за остальными и машинально собирая и перенося различные вещи, он немного отходил от пережитого стресса, постепенно отпуская от себя ситуацию.

По деревне они бродили ещё полдня, пока солнце не стало клониться к горизонту, собрав много трофеев из брошенного в разных местах оружия, нужных предметов обихода и вещей. Всё забрать им за один раз всё равно не удастся, и они потратили ещё два часа, чтобы отнести все трупы в одно место и сжечь их, обложив сухим хворостом и полив найденным маслом. После чего ушли, полностью навьюченные добычей, но многое пришлось оставить на месте. В конце концов, крестьянское добро не сильно-то и нужно. Вернутся люди в свои дома, будут искать.

Шли молча, каждый думал о своём, постепенно старик монах стал сдавать. Ноша оказалась для него тяжела, а сил в бою потрачено много, да и возраст уже сказывался. Вадиму тоже было тяжело, но его худоба не являлась признаком слабости, всё же, он жилист и молод. А в последнее время всё лишнее и вовсе ушло из его организма,вроде остатков энергетиков и никотина. Навесив на себя множество вещей, он пёр поклажу, не снижая темпа. А вот отец Анисим с каждым метром сдавал.

Между тем вечер постепенно вступил в свои права, и с каждой минутой темнело всё сильнее и сильнее, отчего становилось банально страшно. К ночи поднялся сильный ветер, лес зашумел листвой и кронами. Бестелесный шёпот вместе с сумерками стал наполнять округу, заставляя всё чаще вспоминать имя Господа. Уже не только отец Анисим, но и Елизар принялись потихоньку шептать молитвы.