Наши уже не придут 5 (СИ) - RedDetonator

Нет, контрактов всё ещё очень много, но тенденция настораживающая…

— Твою мать, — процедил Леонид. — Ладно, будем решать задачи поэтапно.

На него работает Говард Хьюз, молодой гений авиастроения — возможно, стоит обратить более пристальное внимание на то, чем он занимается, и пересмотреть свою позицию по отношению к «рекордным» самолётам. Это всё деньги, поэтому нужно подтверждать свою репутацию, чтобы было больше продаж.

Курчевский приложился к бурбону, после чего поднял телефонную трубку и набрал отдел Хьюза.

— Мистера Хьюза позовите, — попросил он секретаршу.

— Мистер Курчевский, здравствуйте, — приветствовал его Хьюз спустя минуту.

— Я хочу узнать, что у вас за «Пуля» и во сколько станет довести её до ума, — заявил Леонид.

— Мне потребуется полтора миллиона, сэр, — быстро ответил Говард. — Я уже всё посчитал — это будет цельнометаллический моноплан, способный поставить новый рекорд скорости и дальности.

— Какой срок? — уточнил Курчевский.

— Год — это максимум, — ответил Хьюз. — Но я рассчитываю управиться за семь-восемь месяцев, если мне предоставят доступ к мощностям Сакраменто.

— Девять месяцев, — назвал срок Леонид. — Выделяю ровно полтора миллиона долларов, а также даю мощности завода в Сакраменто на полгода.

Завод в Сакраменто это крупнейшая производственная площадка «K-Aircraft», загруженная на годы вперёд. Именно там производится основная масса самолётов серии «K».

— Вообще-то, полтора миллиона — это минимально необходимая сумма… — заговорил Хьюз.

— Мы только начали работать с вами, мистер Хьюз? — нахмурил брови Леонид. — Говорите точную сумму и, если я сочту, что дело стоящее — вы её получите.

— Нужно два миллиона семьсот тысяч, — произнёс Говард.

— Вы их получите, — решил Леонид. — И я хочу, чтобы самолёт получил название H-1 «Анна Мэй».

— H-1? — сильно удивился Говард.

— Это ваш проект, — ответил Курчевский и усмехнулся. — Но назван он будет в честь моей женщины.

— Благодарю вас, мистер Курчевский, — поблагодарил его Хьюз. — Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы этот самолёт стал лучшим.

— Поэтому-то я и позволяю вам то, что непозволительно для остальных моих конструкторов, — сказал на это Леонид.

Говард Хьюз занимается тем, чем хочет, имеет свободный график, может вкладывать личные деньги в проекты, а также получает персональные патенты на собственные самолёты и разработанные детали, но с условием, что «K-Group» покупает эксклюзивную лицензию сроком на 30 лет со скидкой 85%.

Условия более чем щедрые, но они нужны, чтобы удержать этот талант. Леонид был прагматиком и прекрасно понимал, что Хьюз — это гений, который способен творить шедевры. Например, сугубо по желанию мизинца левой ноги, Хьюз поучаствовал в конструировании перспективного K-24 — он лично начертил кормовую оборонительную турель, которая, после воплощения в металле, стала эталоном. В турели размещаются сразу три Браунинга М2, что делает тыловую оборону К-24 беспрецедентной.

Но обороноспособность — это ерунда, если сравнивать с тем, что придумал Хьюз с защищённостью стрелка. Сам стрелок находится в бронекапсуле, а за происходящим наблюдает через систему зеркал, что позволяет держать его подальше от самих пулемётов. Решение блестящее, но требующее улучшать защищённость остальных членов экипажа — что толку от функционирующего стрелка, если пилоты и штурман мертвы?

Только вот после турели Хьюз потерял к проекту самолёта всяческий интерес и вернулся к доведению до ума своей гоночной машины…

Курчевский решил, что пусть так и будет: Говард иногда испытывает вдохновение и выдаёт что-то блестящее, но насильно это вдохновение не вызвать, поэтому лучше просто дать ему свободное пространство и ждать результатов…

— И я признателен вам за это, мистер Курчевский, — произнёс Говард.

— До встречи, — попрощался с ним Леонид.

— До свидания, — сказал Хьюз на русском с едва уловимым акцентом.

Курчевский положил трубку, после чего встал из-за стола.

— Пора лететь в Вашингтон, — сказал он.

— Удачи там, — улыбнулся Парфёнов, после чего налил себе ещё одну порцию бурбона.

В гардеробной Курчевский переоделся в выходной костюм. Войдя в гараж, он сел на мотоцикл K-17, на котором проехал на остров Коппс, где располагалась высокая башня, к которой была пришвартована «Россия».

Поднявшись на лифте, Леонид вошёл в гондолу и кивнул экипажу в знак приветствия.

— Можем отправляться, мистер Курчевский? — спросил капитан.

— Да, — кивнул Леонид и сел в роскошное кресло в кормовой части гондолы.

Здесь применено сложное остекление, поэтому сидящий в кресле мог наблюдать превосходный вид на землю или, в данном случае, воду.

Пролив Лонг Айленд Саунд сегодня был серым — волны колыхались от слабого ветра, а чайки метались над поверхностью неспокойной воды в поисках пропитания.

«Россия» оторвалась от башни и поплыла на юго-запад, в Вашингтон, постепенно набирая ход.

Звукоизоляция в гондоле была выше всяких похвал, что достигнуто с помощью трёхслойных стёкол и применения шумоподавляющих материалов в обшивке, поэтому Леонид наблюдал безмолвно проплывающую поверхность залива и пил виски с газировкой.

Николь Пенлеве, высокая блондинка из Квебека, нанятая Леонидом прямо на пробах в один из его студийных фильмов, работает штатной стюардессой на его дирижабле — он платит ей 15 долларов в час только за обслуживание в дирижабле.

Анна Мэй летает редко, зато Ричард, Джеймс, Марк и Сьюзи, её младшие братья и сестра, пользуются любым случаем, когда можно полетать на дирижабле. Леониду не жалко, поэтому летают они часто — из Нью-Йорка в Бостон или в Вашингтон.

Он решил, что с него не убудет, поэтому братья и сёстры Анны ни в чём не нуждаются, как и её мать, Эмма. Её отец, Сэм, умер в 1934 году, поэтому Леонид не был знаком с ним лично.

Помимо поддержки родственников Анны Мэй, Леонид также занимается поддержкой китайской диаспоры — вкладывается в трудовые проекты, ориентированные на мигрантов из Китая, а также финансирует образовательные программы в многочисленных Чайна-таунах. Кто-то осуждает его за это, но ему плевать — он и так осуждается за поддержку негров, а также русской диаспоры.

Через три часа полёта под его ногами был Вашингтон.

Леонид сошёл с трапа на «K-Tower № 1», его вашингтонской причальной башне.

Без промедления сев в серебряный Роллс-Ройс, он доехал на нём до Белого дома, куда его пустили без пропуска — Курчевский вхож в куда более важные для США дома, чем этот…

Рузвельт заседал в Овальном кабинете и пил кофе.

Он встал из-за стола, чтобы лично приветствовать Леонида.

Кого-то бы это удивило, ведь известно, что Рузвельт парализован по пояс, но Курчевский знал, что Фрэнку подарили специальный аппарат — это был подарок от Верховного Совета СССР.

Говорят, что именно с помощью подобного аппарата Владимир Ленин был способен ходить и создавать вид, что у перенесённого им инсульта не было серьёзных последствий.

Рузвельту с этим сложнее — эта штука, названная советскими учёными пассивным экзоскелетом, не могла полноценно заменить ноги. Впрочем, раньше он использовал металлические спицы и скобы, чтобы показывать, что он ещё ого-го и не инвалид, но теперь этот процесс стал гораздо легче — технология испытана самим Владимиром Ильичом.

В общем-то, Фрэнк был очень рад, когда испытал подарок, который здорово упростил ему жизнь. Но самостоятельно встаёт он только ради важных гостей.

— Здравствуй, Леон, — улыбнулся Рузвельт.

— Здравствуй, Фрэнк, — обнял его Курчевский. — А ты, я вижу, всё работаешь…

— Да, — кивнул Франклин, после чего вернулся за свой рабочий стол. — Присаживайся. Нам есть, что обсудить.

Леонид сел в предложенное кресло и невольно посмотрел на документ, лежащий перед президентом. Для Курчевского документ был перевёрнут, но он сумел разобрать «МЕКСИКАНСКИЕ СОЕДИНЁННЫЕ ШТАТЫ».

— Мексика? — спросил он.