Гном, убей немца! - Руслан Ряфатевич Агишев

бойся, — почувствовал мамину руку на плече, и сразу же успокоился. — Ты же в шахте был, а там высота еще больше.

Из кабинки я вылетел как пробка из бутылки. Выглядел ужас — лицо все в пятнах, волосы торчком, глаза бешеные, того и гляди выскочат из глазниц.

— Это же чудо, — шептал я, не сводя глаз с громадного колеса. — Настоящее чудо!

— Ну, у всех портки сухие? Га-га-га! — рядом расхохотался отец, обнимая жену за плечи.— Пашка, Петька, Санька, понравилось?

— У-у-у-у-у! — дружно заревели мальчишки. — Понравилось, понравилось! Бать, еще хотим! Еще! Пошли на «Ветерок»! На «Ветерок» хотим!

Меня все еще потряхивало от возбуждения, но я тоже кивнул. А как же иначе? Как можно такое упустить⁈ Ведь, ничего такого я даже никогда в глаза не видел!

— Идем…

Карусель «Ветерок» напоминала собой огромную ромашку, вокруг которой тянулись множество лепестков-сидений. Когда ромашка раскручивалась, то ее лепестки с сидениями поднимались в воздух и начинали быстро-быстро вращаться по кругу.

— Садись, Санька, не робей! — отец самолично застегнул на мне ремень и хлопнул по плечу. — Тут и сопливые детки катаются.

— Не робею, батя…

Соврал, если честно. Пусть меня и переполнял восторг, но страха тоже хватало. Даже не знаю, чего сейчас во мне было больше — одного или второго? О таких развлечениях я никогда до этого ни слыхом не слыхивал. Во двое, конечно, стояли качели, но как это можно было сравнивать? Там просто качаешься, а тут вдобавок еще и орешь то ли от страха, то ли от восторга.

— Подгорные Боги, защитите, — прошептал я, со всей силы вцепившись в ручку кресла. — Защитите…

Мотор загудел, и лепестки с сиденьями плавно закружились по кругу. Сначала сиденье со мной двигалось медленно, с раскачкой, что мне даже понравилось.

— Еще чуть побыстрее.

Но постепенно скорость становилась все выше и выше. Лепестки поднимались, наклоняя сиденья, отчего со всех сторон стали раздаваться испуганные крики.

— Не-е, не-е, не так. Лучше помедленнее-е-е.

Куда там! Карусель только набирала обороты. Мотор рычал так, словно внутри него сидела стая злобных хищников. Люди уже не кричали, а визжали, как полоумные. Не отставал от всех и я, тоже заливаясь воплем.

— А-а-а-а-а-а! — кричал я до хрипа, когда «Ветерок» окончательно разогнался. — А-а-а-а-а! — орали братья со соседних сидений. — А-а-а-а-а! вопили остальные. — А-а-а-а-а!

Надо ли говорить, что после каруселей мы едва стояли на ногах. С ошалелыми глазами, с улыбками до ушей, мы говорили несвязно, одними междометиями:

— Видел? Я, о как сделал!

— А я прямо вверх! Ноги вверх тормашками…

— Ха, я даже руками сделал, как самолет…

— Вы все испугались, а я нет. Я даже не кричал.

— Врешь! Кричал…

Возбужденных, красных, нас «мирили» в кулинарии, куда всех тут же потащил отец. На небольшой столик выгрузил столько сладостей, что мы дружно издали победный вопль и мгновенно забыли о всех ссорах.

— Кому еще крем-соды? — с забитыми ртами мы радостно тянули руки вверх, а отец уже нес еще пару бутылок вкуснейшего лимонада. — Смотрите, что бы не слиплось…

Потом были еще пирожки с капустой и ливером, много-много чая, самые разные пирожные.

— … Все, братцы-кролики, пора назад, домой, — в какой-то момент отец махнул рукой, зовя нас к себе. — Скоро из поселка за нами машина придет. Давайте собирать вещи.

Печальные, мы громко заохали, завздыхали, но делать было нечего. Вскоре мы уже стояли у дороги с сумками, забитыми сувенирами для друзей и родственников и ждали машину. Дорога в поселок как раз начиналась отсюда, с большого железного моста.

— Понравилось? — наклонившись ко мне, отец заговорщически подмигнул.

— Ага, очень понравилось…

Я стоял и счастливо улыбался, не обращая ни на кого внимание. Мне было так хорошо, что и подумать страшно.

Внутри меня разливалась теплота, какое-то особое спокойствие. Не хотелось никуда бежать, а хотелось просто стоять и стоять рядом со своими родными и продолжать улыбаться.

— … Улыбается… — краем уха слушал я разговор родителей.

— Доволен, значит…Все теперь обязательно наладится, Федя. Вот увидишь, наладится. Санечка закончит школу, поступит в училище, потом, даст Бог, в университет…

— Ты чего, а шахта? Он же спит и видит, как станет шахтером, — возмутился отец. — Ты чего такого говоришь, Проша?

— Хватит уже! Он же еще ребенок! Чего вы его с собой тащите? Сами что ли не справите…

Я и дальше хотел послушать, ведь обо мне говорили, но тут мне что-то стало нехорошо. Меня даже чуть качнуло.

— Хм… Вроде не живот крутит…

Ничего не понимая, я огляделся по сторонам. Какая-то странная слабость накрыла, совсем не похожая на боль. Совсем не понятно, что это могло быть.

Чтобы не совсем не упасть, пришлось одной рукой вцепиться в мост, точнее в одну из его балок — здоровенный рельс, покрытый бесконечными чугунными заклепками.

— Санька, ты чего? — встревожился отец.

— Санечка, тебе плохо? — в мою сторону уже шла мать. — Я же говорила, что не нужно столько мороженного есть! А ты все — бу-бу-бу-бу! что теперь делать? В больницу ехать?

Я покачал головой, надеясь, что все это сейчас пройдет.

— Хорошо, хорошо… Почти, — ноги подкосились, и я сполз по железной балке на землю.

Не успел опомнится, а надо мной уже хлопотала вся семья. Отец ставил на ноги, мать придерживала за руку, братья отряхивали его брюки от пыли.

— Стойте, стойте. Подождите, говорю, — я вяло отмахивался, чувствуя, как слабость и тошнота отступили, и стало значительно лучше. — Уже лучше стало.

Родители отпустили меня, продолжая с тревогой заглядывать в лицо.

— Все хорошо.

Удивительно, мне, и правда, стало гораздо лучше. Вернулись силы, исчезла ломота в костях. Даже дышалось лучше прежнего.

— Сань, ты чего? Сладкого что ли объелся? — видя, что со мной все хорошо, отец улыбнулся. — Или одно место слиплось? Предупреждал ведь.

— Федя! — укоризненно прикрикнула на него жена. — Санечка, может у тебя температура? Приедем домой сразу же малину с горячим чаем выпье…

И тут я снова схватился за железную балку моста, и меня опять скрутило. Боль нахлынула с такой силой, что даже дыхание в груди перехватило.

— Подгорные Боги, что же это такое? — прошептал я со стоном, поворачиваясь к мосту. — Болит-то как…

Отдернул руку, чтобы