Черное Солнце. За что убивают Учителей (СИ) - Наталья Сергеевна Корнева

Отношения Первого ученика с Учителем длились дольше и были гораздо ближе, чем у него самого. В течение многих лет Яниэр постоянно находился рядом. Силу привычки трудно преодолеть — похоже, этого не смогла сделать даже смерть.

Волчонку доверяли в лучшем случае мыть Учительские кисти для упражнений в каллиграфии, но никак не священное тело. Отмывать их от туши, тщательно и аккуратно, а потом деликатно сушить. В особенности ту великолепную кисть, тонкую и гибкую, которой было так сложно управлять, и которая становилась такой послушной в умелых руках наставника.

— У мессира есть распоряжения для меня?

Только-только пробудившаяся душа пока не могла вытянуть тяжелые нити свои жемчугов из запертых шкатулок воспоминаний. Да, Учитель почти ничего не помнил, и во многом то было блаженное неведение. Неведение, которое сейчас давало шанс им обоим мирно беседовать и радоваться мелочам. И это было уже так много.

— Нет, душа моя. Продолжай.

Говоря откровенно, Элиар и сам желал бы позабыть некоторые эпизоды из прошлого, но, в отличие от Учителя, воспоминания цеплялись к нему слишком назойливо.

Взять хотя бы старый цикламеновый пляж. Память услужливо перенесла Великого Иерофанта к тем временам, когда они частенько бывали там втроем, наслаждаясь прогулкой и красочными морскими закатами.

Учитель любил то место. Изрезанная линия побережья, разорванного на лохмотья заливов и полуостровов, залитое солнцем теплое мелководье. Зубчатые утесы складывались в непрочную, опасную осыпь, на прибрежных валунах сверкала соль. Острые обломки скал засыпали безлюдный, усеянный ракушками берег. Неверная тропинка выводила на самый гребень и дальше — вниз, к их тайному месту отдыха.

Сбросив обувь, бывало, Учитель ступал босиком по воде, по густой белой пене, позволяя ступням утонуть в ней, а Яниэр почтительно следовал чуть поодаль, но всё равно очень близко, и чуть морщился от горько-соленого ветра, касавшегося изящно очерченных губ.

Учитель и Первый ученик говорили о чем-то, но ветер крал голоса и уносил их в море, так что ничего нельзя было расслышать. Стройные фигуры, казалось, сияли в красных лучах заходящего солнца, когда священная сила Учителя достигала своего пика.

На закате и небо, и море, и прибрежные цветы — всё на свете становилось густого винного цвета. Яниэр наклонялся и почтительно подавал маленькие плоские камешки, чтобы Учитель мог бросить их в воду, разрисовывая поверхность множеством идеально расходящихся кругов, а неподалеку в скалах дивно цвел ярко-алый цикламен, похожий на стаю мотыльков, замерших в полете. У берега волны завивались, как непослушные пряди волос, а ветер подхватывал длинные лепестки и увлекал их далеко в океан, бережно опуская на почти неподвижную зеркальную гладь.

А он, маленький и позабытый Красный Волк, стоял один на длинном узком пирсе, пинал отшлифованную волнами и временем гальку и нетерпеливо ждал, когда эти двое соизволят вернуться и сесть в лодку. Ждал, отчего-то смутно ненавидя их обоих, ощущая, как в груди разливается странная горячая кислота. И молча смотрел в белую пену, похожую на облака, вдребезги разбивающуюся о камни у ног Учителя.

Отчего-то он всегда боялся, что наставник изранит этими глупыми белыми ракушками ступни, а потому пристально наблюдал, не покажется ли в ажурной пене кровь.

А голос Учителя отражался от воды и неясным эхом всё звенел и звенел между скал. Волна слизывала с горячего песка отпечатки его шагов.

Смешно, но, оглядываясь назад, кажется, будто больше всего на свете Элиар любил те одинокие часы на пирсе, неторопливые прогулки Учителя и Первого ученика, невысокий, поросший цветами прибрежный кряж. Там можно было любоваться восходами, закатами и умиротворенным бегом полуденных облаков, похожих на пушистых барашков.

Как жаль, что больше нельзя вернуться в маленькую, спрятанную от всего мира бухту, где море почти всегда спокойно и мирно цветет цикламен.

Что ж, выходит, сегодняшнее доброе расположение Учителя — лишь милостыня, которую он украл у прошлого, украл у своего извечного соперника. Кочевник заставил себя вернуть лицу сдержанное выражение. Мессир не должен заметить его печали, его… гнева?

Черт его знает, что это: сердце, долгие годы спокойное, как стоячая вода, вдруг всколыхнула боль. Старая ревность вновь распирала грудь. Элиар не понимал, почему с наставником он опять становился таким… словно вновь превращался в мальчишку, возвращался в болезненную реальность прошлого. Словно хотел доказать Совершенному что-то, хотел добиться одобрения… Как это наивно и смешно. Учитель оставался всё так же безразличен. Возможно, тот Учитель, что был ему дорог, и вовсе никогда не существовал в действительности… Он только выдумал его образ, спасаясь от одиночества на чужбине? Даже если и так, в этом наставник также не виноват.

Несмотря на доводы разума, Черный жрец чувствовал, что не может успокоиться: раздражение в душе только усиливалось при мысли о том, что мессир по-прежнему привечает Первого ученика, даже не помня северянина, да что там, не помня самого себя! После того как другой ученик вернул его из-за предела, откуда ни один не возвращался.

Есть ли справедливость в этом абсурдном мире?

В глубине души Элиар надеялся, что, переродившись, Учитель изменит своё отношение к нему. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Как и следовало ожидать, в мыслях Красного Феникса по-прежнему есть место одному только драгоценному Первому ученику.

— После завершения процедур мессиру следует снова принять «Горькую слезу» и хорошенько отдохнуть, — мягко распорядился Черный жрец, по знаку поднося чашу с вином. Кочевник знал, что наставник на дух не переносит горький вкус. Но еще горше горького было для Красного Феникса осознание собственной слабости и признание, что лекарство и в самом деле необходимо великому Первородному. Следовало обходить указанный момент как можно аккуратнее, дабы не усугублять и без того его немалую тяжесть и остроту для самолюбия бывшего верховного жреца. — Позвольте взять вас под руку и проводить в спальную комнату.

С этими словами он закончил расчесывать и сплетать душистые, пахнущие ароматными травами черные пряди. Затянув потуже ленты, поддерживающие на затылке Учителя тяжелое кольцо из волос, Великий Иерофант собственноручно закрепил их старинной серебряной заколкой с красной яшмой.

Глава 11

Дерево растет с водой

Эпоха Красного Солнца. Год 274. Сезон великой жары

Начинает цвести красный лотос

Ром-Белиат. Бухта Красного трепанга

*черной тушью*

С момента прибытия в храм Закатного Солнца минула пара насыщенных событиями недель.

За это время Райару удалось узнать немного больше как о самом Запретном городе, так и о его обитателях, их нравах и обычаях. Он выяснил, что Ром-Белиат официально признается главным из двух великих городов Оси — правопреемником священного Лианора, тысячелетняя история которого оборвалась так бесславно. Ром-Белиат контролировал существенную часть экономических ресурсов Материка, владея