Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей

— О! Ничего страшного, если Вы пожелаете, то я Вас туда сопровожу! — и кокетливо вздыхает: — Иногда дежурство бывает такое скучное что просто не знаешь, чем себя занять! — и вновь подвергаюсь интенсивной стрельбе глазками на поражение. Как бы там ни было, но обстрел я пережил без потерь и ранений. Спустя десять минут блужданий по лестницам и переходам мы подходим к библиотеке и долларовая купюра меняет своего владельца.

— Элизабет, что ты здесь делаешь? — поворачиваюсь на голос и вижу дородную женщину лет сорока в знакомой униформе. Эльза делает глубокий реверанс и почтительно сообщает, что по просьбе «Мсье Лапина» сопровождала последнего в библиотеку. — Ты должна была вызвать дежурного стюарда! Тебе что, больше заняться нечем? Немедленно вернись на свой пост! — Эльза тут же шустро уносится назад.

— Извините Мсье Лапин, за это небольшое недоразумение, но с этими девчонками по-другому разговаривать никак нельзя. Стоит им увидеть симпатичного молодого мужчину, как у них в голове тут же начинает гулять ветер и они напрочь забывают о своих обязанностях. А Вы, Мсье Лапин — красавчик, этого у Вас не отнять. Вот и льнут к Вам эти наивные простушки. Да Вам видимо к этому не привыкать! — «Толстая Марта», а никем другим эта женщина просто и быть не могла, неожиданно мне добродушно улыбается и извинившись уходит по своим делам.

Библиотека оказалась большой и выбор книг был на любой вкус. Но меня интересовали в первую очередь финансовые издания и, к своей неописуемой радости, набрёл на настоящее сокровище. При библиотеке находился архив периодической печати за последние пять лет, я с головой зарылся в него, не заметив как пролетело время до обеда.

С досадой отложив изучение документов до следующего раза натыкаюсь на изучающий взгляд библиотекаря. Понимая, что могу утонуть в этом ворохе информации на удачу решаю попросить помощи у этого совсем уж пожилого, а скорее на мой циничный взгляд откровенно старого «архивариуса». И не прогадываю. Гер Фишер оказался кладезем полезной информации и оказывал мне неоценимую помощь на протяжении всего последующего плавания.

Бухгалтер в прошлом и библиотекарь ныне, живо интересуется финансами и сам понемногу инвестирует свои небольшие средства в акции и ценные бумаги. Причём инвестирует удачно. На мою скромную просьбу сделать мне небольшую подборку наиболее перспективных с его точки зрения компаний и получив в задаток пять долларов он на следующее утро выложил передо мной такую «аналитику», что я только молча развёл руками и тут же «премировал» добровольного помощника полноценной десяткой.

На протяжении всего остального плавания ежедневно работал в библиотеке с девяти часов утра и до двух часов дня при необходимости обращаясь к геру Фишеру. К концу своего путешествия у меня уже были две большие тетради, заполненные убористым почерком. С кратким анализом современного состояния мировых фондовых рынков и перспективами роста и развития интересующих меня предприятий.

В первую очередь моё внимание привлекали европейские компании перспективные в плане краткосрочных вложений. По вполне понятным причинам срок этих вложений не должен был превышать пяти-шести лет. А вот американские уже интересовали как возможность вложиться в долгосрочные инвестиции. Где бы теперь только найти господина Корейко для стартового капитала?

* * *

Обедал опять в компании Петра Константиновича. На этот раз прежнего ажиотажа и шумихи за столом не было, да и сама обстановка в компании немного гнетущая. Лещенко явно не в духе. Немного оживился только когда я рассказывал о своей учёбе в Муздрамине, да искренне похохотал над моим «приключением с исключением», после чего покровительственно похлопал меня по плечу и сочувственно произнёс:

— Да, Миша! Я тебя понимаю. Самого прозвали «кабацким певцом». Но что поделать, если народу нравятся именно такие песни и он готов за это платить? Идти на поводу у этих «высоконравственных моралистов»? Да боже меня упаси! Пусть сначала сами запишут несколько патефонных пластинок и попробуют их продать. Если это у них получится, вот тогда пусть поучают и читают морали!

После обеда пошли в музыкальный салон и тут мне становится понятным мрачное настроение Петра Константиновича. — Жорж! Ну как ты мог порезать себе палец? Подлец! Да лучше бы ты совсем зарезался насмерть! — голос Лещенко дрожит от негодования. Лысый пианист с перевязанной ладонью и опущенной головой стоит перед Маэстро и чуть не плачет.

— Пётр Константинович, да я сам не понял как. Лизи случайно столкнула со стола бокал, я всего лишь хотел его поймать, а он возьми и лопни в руке! Простите, Пётр Константинович, больше этого не повторится!

— Конечно, не повторится… потому что ты уволен! Не умеешь пить, не берись! Лизи ему виновата! А ты подумал, где я теперь посреди моря найду ещё одного такого идиота? Господи, с кем мне приходится работать! — Лещенко трагически складывает руки в молитвенном жесте и смотрит в потолок. — Я не могу одновременно играть на рояле и петь! Тебе это понятно?

— И заменить рояль аккордеоном тоже невозможно! Ты хоть понимаешь, что своей неуклюжей выходкой поставил под удар всю нашу гастрольную поездку? Да наши наниматели выкатят нам такую неустойку, что мы по миру пойдём! — маэстро садится за стол, опирается на него локтями и обхватив голову руками тоскливо стонет: — Что ж теперь делать-то?

— Пётр Константинович, а в какое время у вас концерты? Может я смогу на две недели подменить вашего пианиста, а за это время у него и рука подживёт? До Пирея я вообще-то не сильно занят, могу помочь, если что? — Лещенко отрывает голову от рук и печально смотрит в мою сторону: — Миша, Вы же музыкант! Как можно такое предлагать? Вы же совсем не знаете моего репертуара.

— А на репетиции у нас совершенно нет времени. Я пою для публики каждый вечер во время ужина. С семи и до девяти, но публика привередлива, иногда приходится бисировать. И репертуар у нас каждый вечер разный. Этот растяпа со мной уже шесть лет и мой репертуар знает хорошо, а Вы? Нет, это решительно никак невозможно! — и маэстро вновь роняет голову на руки.

— Хм, а Вы, Пётр Константинович, недооцениваете свою популярность. В Одессе Ваши пластинки из-под полы улетают как горячие пирожки с лотка у бабы Маши на Привозе. Влёт! И Ваши песни звучат из каждого утюга и примуса. Да и подражателей у вас хватает, вот только Вашего голоса у них нет! Да чего мы тут гадаем? Пишите свой репертуар, будем пробовать! — я и сам загорелся своей идеей. Репетировать всё равно где-то надо, а с Лещенко… Это же такой мастер-класс! Кто и где мне ещё что-то подобное предложит?

Снимаю пиджак, вешаю на спинку стула и иду к роялю. В полной тишине сажусь за клавиши, разминаю кисти… ну, понеслось! «Стаканчики гранёные упали со стола…» Ко мне тут же присоединяется скрипка и контрабас, спустя пару тактов слышу голос саксофона, роялю начинают подпевать баян и труба и наконец весь оркестр во всю наяривает заводную мелодию.

Заканчиваем играть и ждём вердикта Маэстро. В полной тишине раздаются редкие хлопки ладоней. — Браво, Миша! А что ещё можешь? «Всё что было» сумеешь? — не удержав ухмылки пародирую неизвестного в этом времени алкоголика. — Огласите весь список, пожалуйста! — Ну Миша, если выручишь, век не забуду!

Лещенко начинает накидывать список песен сразу напевая слова первого куплета. Хм? А не все песни из его репертуара мне знакомы. Напротив таких песен ставим галочку, но я успокаиваю маэстро, что успею их разучить на следующих репетициях. Отобрав три десятка хорошо знакомых мне песен, начинаем репетицию. Естественно, не все они сегодня будут исполнены, но надо быть готовым к импровизациям.

В последующем я убедился, что у Маэстро нет чётких установок на предстоящее выступление и репертуар во многом зависит как от его настроения, так и от публики в зале ресторана. Перед самим концертом убедительно прошу Петра Константиновича не афишировать меня как «нового» или «советского» пианиста. К чему вообще привлекать излишнее внимание публики к моей персоне? Это может мне «аукнуться» в Союзе. А так… кто вообще обращает внимание на оркестрантов? Публика видит только солиста! Лещенко серьёзно на меня смотрит и клятвенно заверяет что подлости от него я могу не ждать.