Спасти СССР. Реализация - Валерий Петрович Большаков

Верхнюю Вольту. Фреда это всё взбесило — так, что… просто дико взбесило! Вот он и… М-м… Андрей! — Взволновавшись, она порылась в сумке, и вытащила пару бумаг. — Смотри! Это те самые твои… э-э… как бы твои расписки! Видишь? — Синтия выудила зажигалку «Зиппо», с торжественной решимостью щелкнула, и огонек быстро перекинулся на бумагу. Просеменив к урне, оперативница уронила ломкую сажную шелуху, и победительно залучилась, смежая глаза в хитрые щелочки.

…С Невы донесся протяжный гудок буксира. Мимо, сгибаясь, ломаясь пополам от смеха, прошли две студенточки в синтетических шубках, срываясь на бег…

А я замер, напряженно соображая:

«Лохом надо быть, чтобы верить в благородство цэрэушника! Сжечь расписки… Ах, какой рыцарский жест! Ага… Как будто в консульстве нету ксерокса… Главное, демонстративно сжечь! Э, Дюша… Похоже, тебе устроили циничную проверочку… Если ты не уйдешь… Ну, тогда мистер Вудрофф рассмотрит три варианта. Либо ты реально „Источник“, причем, заинтересованный в сотрудничестве… Либо просто жадюга и мечтаешь сбежать на запад, что не бьется… Либо это подстава!»

Я отмер, молча развернулся и ушел. Страсть, как хотелось «оглянуться посмотреть, не оглянулась ли она», но я выдержал характер…

Тот же день, позже

Ленинград, проспект Огородникова

На улице зарядил нудный снежок — пушистые комья опадали плавно и завораживающе, царственно сходя на землю, пока не задул хулиганистый ветерок. Легкие маховые порывы гонялись за снежинками, охватывая их турбулентной сумятицей, крутя и заметая.

Дома напротив расплылись за белой шаткой рябью, утрачивая недвижимую основательность и четкость, а редкие прохожие нахохлились. Ёжась от льдистых касаний, они поднимали воротники или опускали капюшоны, и ускоряли шаг.

А в райкоме тепло… Уютно щелкает батарея под широким подоконником, заваленным пухлыми разлохмаченными папками… Лапчатые листья пальмочки в кадке подрагивают от восходящих токов… Хорошо!

Я глядел в окно и до того увлекся процессом, что вздрогнул от ленивого голоса Минцева.

— Часть твоего разговора с Вудроффом удалось записать, хоть и пополам с помехами, — сказал он, развалясь в кресле Чернобурки. — Я еще, помню, удивлялся, когда пленку прослушивал: чего они так быкуют-то? Теперь понятно — американцам политназначенца навязали… А ты почему ушел?

Если у Георгия Викторовича и было желание застать меня врасплох, то оно не исполнилось.

— Я ж математик, — мне удалось в меру дурашливо улыбнуться, и тут же скривить уголок губ в спокойной иронии, — да и вычислить было не сложно: останусь если, Вудрофф может посчитать, что это КГБ играет! А так… Да вы не переживайте, они на меня обязательно выйдут, слишком много в это дело вложено — и сил, и времени, и денег. И пусть подумают, кому выходить, кого светить, с какими плюшками и когда! — заважничал я, тут же изображая тяжкий вздох: — И вообще… Приличная девушка раньше третьего свидания в постель не ляжет.

— Ишь ты! — восхитился Минцев. — А опыт есть?

— Да как вам сказать… — вытолкнул я из себя, концентрируясь на четкости формулировок. — Запросики у них, конечно… Но, всё равно, надо их отработать. И подбросить в условном месте… Я прикинул — это должна быть именно записка. Где я им пишмашинку возьму? Но и расписывать на квадратные метры — зачем? Всё четко и по делу, краткость — сестричка таланта…

— Поддерживаю и одобряю! — ухмыльнулся мой куратор. — Садись тогда, пиши.

— Здра-асьте! А чего это я?

Мне кажется, что недовольство, испуг и возмущение я сыграл очень похоже, даже талантливо…

«Какой великий артист пропадает!»

— Ну, ты же у нас «Источник»! — оскалился Минцев

— Ага, щаз-з! — Фыркнуть тоже удалось натурально. — Вы спецов привлекайте, экспертов всяких! Пусть они мне черновичок набросают, а я уже перепишу.

— Привлечем, не беспокойся. А разве у тебя нет собственных идей? Своего взгляда на эти их запросы? — Георгий Викторович сел, и сложил руки на столе. — Нет, понимаешь, Андрей… — в его голосе звучала задушевная вкрадчивость. — Можно и переписать, но тот же Вудрофф должен привыкнуть не только к твоей манере изложения, но и к стилю, а эти вещи узнаваемы, их не подделать. Ну? Ну, вот представь, что ты на самом деле «Источник» — молодой, подающий надежды Нострадамус! Да еще и математик!

Я резко пожал плечами — просто, чтобы сбросить напряжение.

— Да тут математика не поможет — нечего экстраполировать, не от чего отталкиваться. Если только…

— Ну, ну! — подзуживал меня Минцев.

— Ну, я бы рискнул — и предложил бы методы нового президента. Картер — мямля. Он пыжится, изображая из себя сильную личность, но двадцать против одного, что продует выборы Рейгану! А вот тот, по всему видать, товарищ жесткий, и загодя похвастал, что обложит «Тойоты» с «Датсунами» стопроцентной пошлиной! — Я тут же подстелил себе соломки: — Это все знают, даже у нас печатали, в газете «За рубежом», по-моему… От этого и отталкиваться! А мы это предвыборное обещание выдадим за знание будущего — и пусть дожидаются, пока Рейган его выполнит.

— Логично, — согласился мой куратор. — А с Китаем как?

— А там еще проще. В Америке высокие налоги и высокая зарплата, китайцы же готовы вкалывать за миску риса, от темна до темна. Выгодно! Если американцы с Китаем договорятся, то их завалит дешевым импортом.

— Логично! — Минцев шлепнул по столешнице, и выдал мне два листа бумаги. — Пиши! Пиши, пиши… Я покажу твой черновик спецам, пусть они добавят цифири, хорошо бы секретной… Но им ведь тоже надо от чего-то отталкиваться! Вот ручка…

Я похолодел. А ведь он действительно покажет мою писанину спецам… Графологам!

«Спокойствие, только спокойствие… Главное, не думать…»

Начнешь сосредотачиваться — вернется навык имитации… Нет уж, Дюша, пиши, как «классную работу» — корявеньким, пьяненьким почерком, своим!

Вечер того же дня

Ленинград, Литейный проспект

Люстра светила ярко, отчего сумерки за окном чудились глубокой ночной синевой. Из-за приоткрытой двери доносились шумы «Большого дома» — шаги, голоса, колкий треск пишущих машинок.

Генерал Блеер сидел за столом в свободной позе, давая отдых не телу, а уму, «отпуская» мозги, осаживая суетные мысли. Хватит на сегодня.

— Что, Жора, проверочку затеял? — ухмыльнулся Блеер, щурясь.

— Самому неприятно, Владлен Николаевич! — поморщился Минцев. Он сидел за столом, хмуро шелестя бумагами из пока еще тонкой папки.

— Старое правило, Жора, — наставительно сказал генерал. — Доверяй, но проверяй! Ну, что графологи?

Подполковник откинулся