Не тот год - Михаил Владимирович Баковец

В эти мгновения решал про себя, что сообщить собеседнику. Всю правду, наврать или смешать одно с другим.

— Говорите! — сказал он излишне громко, отчего в нашу сторону повернулись командиры от стола.

— Это не провокация, а полноценная война. Думаю, вы это и сами уже поняли. Я в курсе добытых нашими разведчиками секретных немецких планов. По ним после четырёх утра их авиация должна нанести удар по нашим аэродромам и важным узлам в крупных городах. Судя по тому, что уже полдень и мы не видим ни одного нашего самолёта, часть этих планов у них получилось исполнить. То есть не нужно ждать, что в ближайшие несколько дней к нам подойдёт помощь. Наши дивизии в данный момент сдерживают натиск немецкой армии, которая наступает по всей границе, — определился я с тем, что стоит выдать комиссару на этот момент.

— Вы провокатор, — процедил он. Но кричать и вообще повышать голос не стал. Да, я оказался прав, когда предположил о его мыслях. Да и не может быть иначе. Это не какой-то простой боец и даже не рядовой командир из пехоты. Тем более всего несколько месяцев назад здесь, в крепости, военнослужащие спали с оружием в руках, готовясь к отражению нападения со стороны Германии. Все текущие отпуска и расслабленность — это последствия той напряжённости. Людям дали возможность отдохнуть. Правда, на мой взгляд, такая вольница попахивает предательством.

Ещё сыграла моя причастность к грозному ведомству. Если сотрудник оттуда говорит, что началась война, то глотку перед ним драть последнее дело.

В ответ я криво усмехнулся.

— Вот уж кем не являюсь, так это провокатором. Как и паникёром. И предателем. Я очень хорошо информированный человек, товарищ комиссар. И достаточно хороший аналитик. Да и вы, уверен, тоже. Иначе не обошлись бы одним резким словом, а уже держали бы у моего лба пистолет и командовали вывести меня на улицу и там расстрелять.

— Крепость обречена? — после короткой паузы спросил он.

— Полагаю, что да, — кивнул я, принявшись резать правду матку. Первая реакция комиссара нормальная. Значит, стоит ему знать правду и готовиться к дальнейшему исходя из этих вводных. Может, мои слова помогут сохранить намного больше жизней, чем в моей истории. Ведь только подумать, из десяти тысяч человек гарнизона крепости до Победы дожили несколько сотен. А даже если и нет, то пусть они погибнут в боях, прихватив с собой ещё больше нацистов, чем бесславно сгинут в концлагерях! — Сейчас немцы закрепятся на своих позициях там, где встали уверенно. И отойдут оттуда, где рядом наши, чтобы не попасть под дружественный огонь и по этим местам вызовут артобстрел. А не помогут снаряды, то в следующий раз полетят бомбы…

— Хватит, — оборвал он меня, но сделал это тихо, чтобы больше не привлекать внимание к нашей беседе.

— Как скажете, товарищ комиссар.

— Когда ты хочешь уйти?

Ответить ему я не успел. Со стороны спуска в подвал раздался громкий крик:

— Немецкие танки!

Все бросились наверх. Я со всеми.

Пока передвигал ноги, вспомнил о первом и единственном приказе командования крепости. Фомин, Зубачёв и некий… Семененко, что ли, отдали официальную команду на выход из крепости. На оставление обороняемых позиций. То есть они, как и я, поняли, что смысла гибнуть в мышеловке никакого нет. Только это случилось спустя несколько дней после начала войны. Может быть, в этой истории всё пойдёт по-другому и прорыв гарнизона случится раньше?

Немецкими танками оказались самоходки. Их поддерживало около двух взводов пехоты. Одна бронированная машина нагло сунулась в ворота, успев дважды пальнуть из невероятно короткой пушки. Её с первого выстрела прямо в лоб щёлкнула единственная наша «сорокопятка», замаскированная в проломе кольцевой казармы. Ещё одна вражеская бронемашина попыталась поддержать стрельбой пехотинцев со стороны Тереспольских ворот, но не въезжая через них, чтобы не угодить в ловушку. Благодаря чему осталась целая. Чего нельзя было сказать про пехоту. Человек десять осталось лежать с нашей стороны стены.

Засевшие в клубе гитлеровцы при виде соотечественников открыли массированную ружейно-пулемётную стрельбу, не дав защитникам крепости нормально маневрировать и повторить контратаку, как недавно у Холмских ворот.

— С ними нужно что-то делать, — рубанул рукой воздух Зубачев, а потом провёл ребром ладони у себя по шее. — Они у нас вот где сидят!

— На пулемёты не больно-то и попрёшь, — покачал головой Фомин. — Пробовали уже.

— Я могу помочь, — подал я голос. После отражения немецкой атаки я так и остался рядом с комиссаром. Он меня не стал гнать, только иногда косился и отчего-то хмурился. Остальные посчитали, что так и должно быть. — Я умею проникать в самые разные места, куда попасть тяжело. Окажусь внутри, свяжу немцев боем, а там уже и бойцов можно будет посылать. Возле ворот я также полвзвода гитлеровцев перебил. Они и пикнуть не успели. А потом вы атаковали.

— Вот так прям один пойдёшь, Андрей? — пристально взглянул на меня Фомин.

— Да, один. Я так обучен.

— Что нужно? — влез в разговор Зубачёв.

— Патронов вот к этому, — я щёлкнул ногтем по «шмайсеру», — и гранат. Лучше всего наших «эфок».

Я смог убедить командование принять мой план. Возможно, кто-то из них и подозревал меня в чём-то. Не конкретно, а инстинктивно из-за всего случившегося и происходящего вокруг нас. Или Фомин не до конца поверил. Но задерживать всё равно не стали. Особую роль, думаю, в этом сыграла информация про уничтоженных мной немцев перед мостом рядом с Холмскими воротами. Контратака из Цитадели была проведена из-за надежды, что это к ним пробивается подкрепление. Признался не я. Фомин раскопал, успев найти время, чтобы расспросить бойцов. После чего подошёл с вопросами ко мне. Скрывать ничего не стал и почти всё рассказал, как было дело.

Патронов мне дали на пять магазинов. А вот с гранатами не так сильно повезло. Вместо Ф-1 я получил две немецких яйцеобразных М39 и одну РГД-33 в осколочной рубашке. Пришлось попросить, чтобы меня научили ей пользоваться. Кстати, особого удивления я этим не вызвал. Сказалась моя «принадлежность» к московским важным особистам. Потом, думаю, сообразят, что немного странно такое видеть от человека, который выдаёт себя за умелого диверсанта. Но это потом, а сейчас всё прокатило на общем нервяке.

К полковому клубу мы выдвинулись двумя группами. В