Отдел дознания. - Роман Феликсович Путилов

- Кстати, хорошо, что напомнили мне, чуть не забыл с этими волнениями. – на стол мне легла справка о стоимости юридических услуг за изготовление заявления о моральном ущербе стоимостью в пять тысяч рублей. Ну что, вполне нормальная стоимость за бумажку, которую нормальный юрист сделает за десять минут – два моих официальных дневных заработка.

Из рассказа заявителя следовало, что он состоит в какой-то группе ветеранов, которых периодически приглашают на всякие торжественные мероприятия и детские утренники, за что пожилые люди регулярно получают какие-то «плюшки» от властей, типа ежемесячного продуктового набора. И вот, несколько дней назад, во время очередной партии в домино, атмосфера игры накалилась и некий Пал Палыч, игравший с заявителем в паре, назвал последнего бандеровцем. Ну назвал и назвал. Потерпевший ответил что-то в духе «сам дурак», на чем конфликт, вроде, был исчерпан, но только через пару дней заявителю домой позвонил председатель клуба ветеранов и разъяснил последнему, что это все не просто так, а самая натуральная клевета, произнесенная публично и если бы его так назвали…

- Вы поймите меня правильно…- заявитель лживо прижимал руку к сердцу:

- Я испытываю нравственные и физические страдания, ко мне через день «скорая помощь» приезжает, мне лекарства дорогие доктор выписал, а у Пал Палыча и квартира, и машина, и дача имеется. На меня в клубе теперь косятся, о чем свидетели имеются, и я даже не знаю, как жить дальше… - мужчина возвел глаза к потолку, очевидно вспоминая чьи-то инструкции: - Испытываю болезненную неуверенность в своем будущем. Скажите, а когда будет суд?

В общем, неизвестного мне пока Пал Палыча кто-то обкладывал грамотно и жестко.

- Суд? Не знаю, наверное, месяца через три, не раньше. А что?

- Да, хотелось бы к весне возмещение получить, да… Ой, прошу прощения, это не важно. Скажите, а вы ведь будете с Пал Палычем встречаться?

- Естественно, мне с ним встретится придется.

- А не могли бы вы ему намекнуть, что если он возместит мне моральный вред, то я заявление из ментовки заберу. А то мы ему звонили, а он нас, извините, на хер посылает. А если у вас получится, то я вас отблагодарю…

Я оторвал от газеты в столе маленький клочок, написал на нем «10%» и показал заявителю, после чего клочок бумаги полетел в урну.

- Это очень много, с меня итак… – заявитель прикусил язык.

Я пожал равнодушно плечами.

- Вам же всего две фразы надо сказать, а вы хотите…- ветеран нервничал, видимо, очень не хотел делится.

- Я от вас ничего не хочу, это вы от меня что-то хотите… - я ткнул пальцем в протокол.

- Тогда верните мне мое заявление, я его на полтора миллиона переделаю. – мужчина даже повеселел от такой простой мысли.

- Да пожалуйста. – я подвинул к заявителю мелованный лист с логотипом адвокатской фирмы.

Уходя мужчина вполголоса бормотал что-то о том, что его, со всех сторон, окружают исключительно хапуги.

Криминальный Пал Палыч приехал ко мне в самом конце рабочего дня, на стул «с помойки» сел не чинясь, протянул потрепанный паспорт.

- Здравствуйте, товарищ Воронцов. – я переписывал данные с паспорта в протокол: - Знаете по какому поводу я вас вызвал?

- Да уж догадался. Эти пидоры мне каждый день названивают, угрожают. Я в этот клуб ветеранский пришел, будь он неладен, потому, что в моем доме находится, все для меня занятие, чем дома сидеть и в телевизор пялится. А так пригласили из райисполкома, все честь по чести, я и пошел. А потом слышу за спиной шу-шу, шу-шу. В лицо не говорят, глаза отводят, но я понял, что претензии у ребят ко мне есть, во всяком случае, у части из них. Они же типа честные фронтовики, а я НКВДешник. А ничего, что я еще в сорок втором немцев под Сталинградом убивал, а половине этих, с юбилейными медалями в клубе, кроме того, что успели в сорок пятом призваться, и похвастаться то нечем. Детишкам только героические истории рассказывают, из фильмов, подсмотренных. А с этим хмырем, с Воронковым, я из-за чего схлестнулся? Я его голос, когда слышу, мне все время кажется, что он на «западенском» суржике говорит, а я три года на Украине после войны прослужил, и у меня на этот говорок чуйка на всю жизнь осталась. А недавно был случай, перед праздниками майскими, прибежал он в клуб и начал на меня орать, а я ничего не пойму, чего он от меня хочет. Пока я ему не сказал, что еще одно слово матерное из его поганого рта услышу, то он от меня знатного леща отхватит, он не затыкался. Потом оказалось, что кто-то за него праздничный заказ в райисполкоме получил, а у нас с ним фамилии то похожи, и этот чудак на букву «м», почему-то решил, что я два пайка получил. Ну потом разобрались, он вроде извинился, даже несколько раз в домино сыграли. А в последний раз он играл, как му… чудак последний, ну я и не сдержался, вырвалось у меня.

- То есть с заявителем у вас стойкие личные неприязненные отношения?

- Как ты сказал? – дед, про себя, погонял мои слова в уме: - Да, наверное, так и запиши – стойкие неприязненные отношения.

- Он вам просил передать, что если вы ему полтора миллиона заплатите, то он заявление заберет… И не надо на меня так смотреть, я заявителю не друг и не приятель мне