Товарищ «Чума» 12 - lanpirot

— Воздастся, Лазарь Селивёрстович? Кому воздастся? — голос священника звенел, как натянутая струна. — Фрицам? Или упырям? Или нам, давшим им право вершить такой суд? Ты думаешь, Господь взирает на это и видит твое «праведное» возмездие? Он видит, как Его творение, наделённое свободной волей, добровольно вступает в сговор с абсолютным Злом! Мы не судьи здесь, мы — палачи, пользующиеся услугами самого дьявола!

Фролов с силой пнул замшелый валун, выступивший из земли.

— А что нам остаётся, батюшка? Молиться, пока они сжигают наших мирных людей в их же избах? Пока убивают наших жён и детей? Тысячами уничтожают пленных в концлагерях? Это не солдаты, батюшка — это наше проклятие! И чтобы его «снять» я буду использовать любое оружие, даже такое как… — И чекист указал на идущих впереди упырей.

— Но это «оружие» точит и нашу душу! — воскликнул отец Евлампий. — Каждая такая расправа — это сделка. Сделка с Сатаной! Мы платим за свою победу частицами собственной человечности! Собственной души! И когда эти частицы закончатся, что останется? Мы станем такими же, как они? Тварями, для которых нет ничего святого?

— А для меня, батюшка, свята земля, которую они оскверняют! — голос Фролова сорвался на хриплый шёпот. — И, если для её очищения мне придётся стать чудовищем в глазах самого Бога, я им стану. Лишь бы мои дети не стали рабами для этих чудовищ!

В его словах прозвучала такая голая, иссечённая боль, что даже отец Евлампий на мгновение смолк. В тишине, нарушаемой лишь хрустом веток под нашими ногами, было слышно тяжелое дыхание капитана.

— Бог ведает, что в сердце твоём, сын мой, — наконец, тише сказал священник. — Но дьявол искушает нас не грехом, а праведностью. Он шепчет: «Убей нечестивца, соверши это малое Зло ради великого Добра». И мы соглашаемся, не видя пропасти, что разверзается под ногами…

— Вижу я её, батюшка, эту пропасть, — мрачно бросил Фролов. — И вижу её прекрасно. Но шаг в неё уже сделан. И не один. Осталось только дойти до конца и надеяться, что наши души всё же окажутся легче, чем грехи наших врагов.

Черт! Ведь сейчас Лазарь Селивертович точно озвучил и мои душевные терзания, не дающие мне спокойно спать с тех пор, как я заполучил проклятый дар ведьмака. Оправдано ли применение «малого зла» во имя вселенской справедливости и настоящего добра?

Мы шли еще несколько минут в гнетущем молчании, нарушаемом лишь хрустом веток под сапогами и далеким криком какой-то птицы. Слова отца Евлампия и едкие реплики Фролова висели в холодном воздухе неразрешенной диссонансной нотой. И в этой тишине во мне звучал их спор, разрывая душу на части. Фролов с его стальной решимостью и отец Евлампий с его мукой, от которой сжималось сердце. И я понимал их обоих. Слишком хорошо понимал.

Ведь я уже сделал свой «шаг в пропасть». Не по чьему-то приказу, а по собственной воле. Когда в моих жилах зажглась эта адская сила, я мог бы закрыть её глубоко внутри, забыть, пытаться жить как прежде, как эта сделала старуха Акулина из моей ветки реальности. Но я не стал. Потому что видел, что творят эти нелюди в человеческом обличье. И видел, что обычными методами, увы, не всегда можно остановить это зло.

Вдруг впереди замерли оба упыря. Их движения были настолько синхронны, что казалось, будто они связаны какой-то незримой нитью. Каин, высокий и сухопарый, медленно поднял руку, сжатую в кулак — сигнал «стоп». Матиас же, не отрывая пустого черного взгляда от лесной чащи слева от нас, чуть вздернул голову, словно принюхиваясь. Его ноздри дрогнули, и по его мраморному лицу скользнула тень чего-то, что я счел бы у живого человека любопытством.

Фролов мгновенно преобразился. Все его внутренние терзания будто вымерли, уступив место холодной, отточенной профессионалом концентрации. Он бесшумно скинул с плеча трофейный «шмайсер», сняв его с предохранителя. Его взгляд, внимательный и жесткий, устремился в ту же сторону, куда были направлены взгляды вампиров.

Я же — удивился. Моё заклинание «ловчей сети» все еще было развернуто, продолжая сканировать довольно существенный кусок местности. И никакой «живой деятельности», кроме неразумных зверушек, она не фиксировала. Я еще раз внимательно проверил каждую силовую ячейку — живых, кроме нас троих поблизости не было.

Вампиров сеть тоже игнорировала, поскольку они, по сути, были мертвецами. Мы затаились, вжимаясь в стволы деревьев. Тишина стала еще более зловещей, густой и налитой скрытой угрозой. Отец Евлампий перестал дышать, замер с распятием, зажатым в белой от напряжения руке.

А я же на мгновение «ушел в себя», чтобы внести необходимые поправки в принцип действия моего «пространственного сканера». А когда пришла первая информация — я натурально офонарел.

Моя «ловчая сеть» была теперь настроена не на поиск жизни, а на движения и малейший всплеск искажения магического эфира. И она сейчас выдавала ошеломляющую «картинку». Буквально в нескольких сотнях метров от нас, в небольшом лесном массиве, шли вражеские солдаты.

Не спеша, строем, с винтовками наперевес. Серая форма вермахта, каски — всё как у обычной пехотной части, совершающей марш-бросок. Только непонятно, каким Макаром они оказались в нашем тылу. Возможно, это заблудившиеся окруженцы, пытающиеся прорваться к своим. Но почему они идут не к линии фронта, а в обратном направлении? Похоже, реально чего-то попутали.

Я чуть не выдохнул с облегчением, решив, что моя сеть просто дала сбой, не сумев с первой попытки отследить эту небольшую группу фрицев… Но что-то здесь было не так… А что «не так», я пока не уловил. Пока я раздумывал над этой задачкой, первые враги появились в поле зрения нашей команды.

— Еще диверсанты? — сипло выдохнул Фролов, прикидывая куда половчее шмальнуть из автомата. — Совсем оборзели твари — строем идут, как на параде! А снаряга у них, как у обычной пехоты…

Я пригляделся внимательнее, подключив к обычному зрению еще и магическое. Капитан верно заметил: шаг фрицев был странным, синхронным и каким-то неестественным. «Машинным», как будто двигались заведенные механические куклы.

Их лица… Их лица были восковыми масками. Ни улыбок, ни хмурых взглядов — вообще никакой мимики. Кожа вражеских бойцов имела неприятный землистый оттенок, а глаза смотрели прямо перед собой стеклянным, невидящим взором. Мне показалось, что они даже не дышат. А у некоторых я сумел рассмотреть раны, несовместимые с жизнью.

— Нет… — едва слышно прошептал я, всё ещё не веря