Хозяин антимагии 4 - Миф Базаров

Митя прислонился к холодной стене и закрыл глаза.

Усталость была написана на его лице.

— Даже мои связи… — Романов открыл глаза, в них читалось бессилие. — … ничего не дали. Сергей Качалов человек-загадка. В академии я ничего не нашёл, когда проверял его. Родители? Поместья? Ноль. Только Лиза… — он замолчал.

Да и тут было всё понятно: письмо с ответом от неё сможет дойти лишь через месяц, не раньше.

— И даже если Лиза… — начал я, сжимая рукоять «Дыхания огня». — … что она скажет? Где искать его родных? Если они вообще существуют…

Дверь приоткрылась с лёгким скрипом. В комнату вошёл лысый мужчина. Высокий, худой, с впалыми щеками. Он поклонился, его взгляд словно прилип к лицу Сергея, в котором теперь трудно было узнать девятнадцатилетнего юношу.

— Лев Уваров, — представился он тихо, но чётко. — Слуга… покойного князя Всеволода Пожарского.

У нас невольно отвисли челюсти.

Пожарский. Род, чьё имя было проклятием, символом проигранной войны и исчезновения.

Митя первым оправился от шока.

— У него есть родственники? — резко спросил друг. — Нужно срочно найти. Для… — его взгляд скользнул в сторону гроба. — Для последнего прощания.

Слуга медленно покачал головой.

Его глаза были сухими и пустыми, как будто он уже давно перестал плакать.

— Никого, ваше сиятельство, — произнёс Лев, словно читая эпитафию. — Весь род… вырезан. Барин… он был последним. Теперь и его нет. Род Пожарских… прервался.

Его взгляд упал на клинок в моей руке.

— Родовая сабля… — слуга сделал шаг ко мне. — По праву слуги и душеприказчика… прошу отдать её. Она должна быть с хозяином. Или… передана по закону рода мне.

Я невольно крепче сжал ножны в руке. Холод металла напомнил о последних словах Сергея.

— Нет, — твёрдо сказал я. — У вашего господина была последняя воля. Я исполню её. Сам.

Уваров нахмурился, в его взгляде мелькнуло недоверие и вопрос: кому?

Но я молчал.

— И… кому же? — настаивал Уваров, но я лишь покачал головой, отводя взгляд.

Он понял, что давить бесполезно.

— Тогда… похороны, — Уваров перевёл дух, собираясь с мыслями. — Его нужно похоронить. Там, где положено. На родовом кладбище Пожарских.

— Где оно? — поинтересовался Амат.

— Недалеко, — махнул рукой Уваров, — в «Ярцево». Там, где когда-то было поместье. Теперь это руины, но место захоронения нетронуто.

— «Ярцево»… — Митя произнёс это слово тихо, словно пробуя на вкус.

Его взгляд стал острым, анализирующим. Друг посмотрел на Уварова, потом на меня, на клинок, потом снова на слугу.

— Выходит, ты служил последнему Пожарскому? — голос Романова был низким, почти беззвучным.

Слуга замер. Затем медленно, с достоинством кивнул один раз.

— Да, ваше сиятельство. Служил. С самого его детства.

Романов глубоко вдохнул.

— Хорошо, — решительно сказал он. — Хорошо, Уваров. Похороним его там, где должен лежать князь. По законам его рода. По старому обряду, как положено. Мы поможем.

— Благодарю, — слуга склонил голову, не скрывая усталости. — Я займусь… приготовлениями. Через неделю, максимум через две всё будет готово.

— Через неделю, — подтвердил Митя, встретившись взглядом со мной и Аматом. — Будем ждать от тебя вестей.

Мы оставили слугу Сергея в холодном полумраке морга.

На выходе Амат пробормотал что-то невнятное и направился в сторону бараков.

Митя пошёл к командному шатру, чтобы поговорить с Беловым.

А я… Я поспешил к «Стрижу».

Моя стальная крепость на рельсах возвышалась в предрассветных сумерках. Знакомый силуэт на фоне светлеющего неба.

Поднялся по трапу на палубу, прошёл в рубку.

Пусто. Холодно.

В ящике стола — только один пряник, аккуратно завёрнутый в вощёную бумагу. Взял его машинально. Хотелось перекусить.

Вышел на носовую часть. Нашёл место, массивный люк.

Сел.

Восток уже разгорался персиковым и золотым. Вершины дальних гор ловили первые, самые острые лучи ещё невидимого солнца, зажигаясь кроваво-красными, потом алыми, потом золотыми факелами. Красота, от которой щемило сердце.

Такой же восход я видел… когда? После того боя в старом мире? Или когда выносили Сашку с раздробленной ногой?

Потери… Они шли чередой.

И вот — Сергей. Не такой близкий, как те ребята из роты, с которыми глоток спирта из одной фляги был братством. С которыми я провёл не один год.

Но Серёга в этом мире стал для меня своим. Товарищ по учёбе, оружию. И теперь его нет.

Тяжело вздохнул.

Открыл флягу, глотнул холодной, обжигающей горло воды. Потом хотел взяться за пряник…

Пусто.

Лишь крошки на вощёнке.

Я поморщился, огляделся. Палуба пуста. Только я, гул машин где-то внизу, да нарастающий свет зари.

Тишина.

Странно…

— Тук! — что-то увесистое внезапно приземлилось на левое плечо.

Инстинктивно дёрнулся, повернул голову — пусто!

Но тяжесть была! Ощутимая, живая.

Сердце ёкнуло.

Я замер.

И тогда воздух над плечом завибрировал, сгустился, обрёл форму.

Серебристая шёрстка, сверкающая в первых лучах солнца как россыпь алмазной пыли.

Огромные трепещущие уши, повёрнутые ко мне. И пара черных бусинок-глаз, в которых отражалось и предрассветное небо, и моё потрясённое лицо.

Мотя!

Он сидел на моём плече, по-хозяйски устроившись, крошечные лапки цепко впились в ткань сюртука.

В уголке рта торчал крошечный кусок пряника. От него пахло мёдом и… детством. Тем самым, из которого меня выдернула взрослая жизнь.

Всё сжалось внутри.

Потом разорвалось волной тепла, такой сильной, что перехватило дыхание.

Пять месяцев. Пять долгих месяцев пустоты на плече, где всегда сидел этот невесомый комочек жизни.

Пять месяцев тишины без его шуршания и стрёкота.

Я медленно протянул руку, боясь спугнуть мираж.

Пальцы коснулись тёплой шелковистой шёрстки на боку зверька.

Реальный.

Живой.

Он не испугался. Наоборот, потянулся крошечной мордочкой к моей ладони, прося почесушек. Знакомый жест.

— Мотя… — моё горло сжалось, имя вырвалось хриплым шёпотом. — Где же ты пропадал, а?

Я ощупывал его дрожащими пальцами.

Шерсть немного спуталась, на боку тоненький светлый шрам, которого раньше не было. Но он здесь. Целый. Живой.

Этот знакомый вес, тепло, тихое довольное постукивание задней лапкой по моей ключице — всё это обрушилось на меня, смывая часть тяжести последних часов.

Зверёк ткнул холодным носиком мне в шею, заурчал, а потом ловко юркнул под воротник сюртука, устроившись там как в норке.

Знакомое тепло прижалось к коже.

Я закрыл глаза, чувствуя, как по щекам катятся