Столичный доктор. Том VII (СИ) - Вязовский Алексей

— Неужели антибиотики прямо у нас под ногами?

— Проверить не долго.

— Всё понял теперь! Займемся сразу, как вернусь!

Я представил Антонова, заставляющего сотрудников приносить землю из разных мест. Грамицидин именно так и открыли. Гаузе и Бражникова этот способ бесплатной и беспрерывной поставки образцов придумали — и спасли тысячи жизней.

— Давай по свертываемости. Два месяца отчеты не присылал, рассказывай.

— Сейчас мы близки к выделению фактора пять, — почти торжественно объявил Слава. — Новые центрифуги помогли решить много вопросов. По протромбину есть подвижки. Но то, что отсутствует при гемофилии — увы. Боюсь, технического уровня пока не хватит ни у одной лаборатории мира, — вздохнул он.

В девяносто восьмом я вызывал Антонова в Базель уже после миланской эпопеи. Он приехал якобы проведать меня и сообщить об успехах запуска продаж инсулина. Но главную причину я никому не сказал. Дал Славке неограниченное финансирование и полный карт-бланш в плане исследования свертываемости крови. Всё, что я помнил — факторов двенадцать штук и большинство открыто после второй мировой. Поэтому надо было найти кучу очень хороших, а лучше — талантливых биохимиков и физиологов, купить их, похитить, шантажировать, а потом, когда они перейдут на сторону добра, всячески поддерживать. И работать до тех пор, пока они всей лабораторией не получат нобелевку за эпохальное открытие. Потому что научное открытие — это железные задницы исполнителей, хорошо представляющих цель своей деятельности, при должном финансировании.

«Институт крови», как гордо назвал Антонов наше детище, работал максимально открыто. Статьи о достижениях публиковали везде — и это вызывало ответ у других ученых, которые почему-то остались за бортом проекта. Впрочем, Слава уже никого не искал, желающих поработать у него теперь было, хоть отбавляй. Резус-фактор они нашли вообще походя, я даже не намекал. Когда французы спросили у Сеченова, что он думает об этом открытии, Иван Михайлович только махнул рукой:

— Баталов в первый же день работы об этом говорил. Для меня ничего нового.

Зашел лакей.

— Ваше сиятельство, на обед будут еще двое гостей. Сейчас у Агнессы Григорьевны.

— Ты же останешься? — спросил я Славу.

— Конечно. Тем более, давно не видел её сиятельство.

— Накрывайте на пятерых, — велел я слуге.

Что у Агнесс гости — это радовало. Пусть общается, лишь бы не сидела в одиночестве.

Когда мы спустились, нас уже ждали.

— Прошу прощения за опоздание. Позвольте представить: Вячеслав Дмитриевич Антонов, директор Института крови. Эмма Владимировна, рад вас видеть.

— Вы когда называете меня по отчеству, я чувствую себя старухой, — улыбнулась баронесса Фредерикс. — Это Александр. Поэт. Он будет переводить книгу Агнесс.

— Александр Блок, — встал и представился гость. Высокий, широкоплечий, симпатичный. Нос крупноват, но это лицо не портит.

Я удивленно посмотрел на него. Блок? Классик? Переводит детектив?

— Да, я поэт, — улыбнулся он, будто угадав мой вопрос, — но уважаемая Агнесса Григорьевна сумела заинтриговать. Книга и вправду очень хорошая. Думаю, перевод будет готов быстро.

Я взглянул на Агнесс. Она сидела с прямой спиной, сдержанно улыбалась. Я постарался не показать свою тревогу. Молодой Блок красив, влюбчив, и запросто может включить супругу в свои гениальные стихи. А как они действуют нынче на дам известно! Что же… придется провести воспитательную беседу с гением. Разумеется, очень аккуратно и деликатно.

Испытания водостойкости обеих «Агнесс» решили провести в один день — чтобы не тратить время попусту. Собрались все причастные и прилично так непричастных. Пришел даже вице-адмирал Ричард Романович Дикер, председатель правления Балтийского завода. Суровый дядька с окладистой бородой, взгляд которого, наверное, мог строить подчиненных без единого ругательства. Было в нем что-то от старых русских адмиралов — тех, что могли в любую бурю на мостике спокойно попивать чай, не теряя достоинства.

Но выпендриваться не стал. Подошел ко мне и Джевецкому, поздоровался, задал пару специфических вопросов, характерных для человека, который действительно понимает, о чем говорит. Выслушал ответ, кивнул и долго тряс руку Степана Карловича. Вся его свита при этом скромно стояла в стороне, не вмешиваясь.

Скомандовали начинать.

Почему-то первой пошла третья модель. Мне без разницы — в мои предрассудки это не входило. Погружение прошло гладко. Через час лодку начали поднимать обратно.

— Решили пока оставить торпеды Уайтхеда, — докладывал Джевецкий, пока мы ждали подъема. — Более привычны, надежны, не требуют дополнительных механизмов. Аппараты регенерации воздуха установим при окончательной сборке, сегодня все равно погружаются боцман и трое матросов — им кислорода хватит. Термоизоляция тоже будет ждать своего часа. Пока всё в черновом варианте, чтобы проверить работоспособность. Всё равно демонтировать, время только терять.

По «Агнесс-3» замечаний не было. Я облегченно вздохнул. Хорошее начало. Бывает ведь что-то положительное в этой жизни!

Перешли ко второй модели. Которая от номера три отличалась только цифрой на обшивке.

И тут вице-адмирал Дикер неожиданно решил, что не хочет оставаться сторонним наблюдателем.

— Господа, думаю, мне тоже стоит спуститься, — сказал он, и, не дожидаясь возражений, первым полез в люк.

Мне оставалось только последовать за ним. Нехорошо, если главный начальник подлодку осматривает, а владелец топчется на берегу. Джевецкий, понимая, что оставлять нас одних внизу — риск получить кучу лишних вопросов, полез следом.

Рубка оказалась тесной даже для троих.

— Вы командуйте, — сразу сказал я Джевецкому. — Мы с Ричардом Романовичем не будем вам мешать.

Люк задраили, лодку начали опускать краном.

Внутри это ощущалось не так плавно, как снаружи: гулкие рывки, легкая качка. Но в целом — терпимо.

— А что, господа… — начал Дикер, но не успел договорить.

Что-то громко заскрипело, всех бросило в одну сторону, потом в другую, и лодку начало как-то незапланированно пошатывать. Я врезался плечом в стену, Дикер успел ухватиться за какую-то трубу, а Джевецкий, едва удержавшись на ногах, глянул вверх.

Мигнула и потухла лампочка.

— Трос сорвался, носовой, — неожиданно спокойно произнес Джевецкий. — Команда, задраить перегородки! Перейти на аварийный режим.

Не знаю, кто и что сейчас думал, а у меня в голове бился только один вопрос: какое событие случится раньше: мы задохнемся или замерзнем?

Глава 11

Газета Копейка. Рецептъ Герметической Медицины.

1) Если у пацiента падаютъ волосы, то магнетизеръ, обладающiй здоровой растительностью, можетъ передать пацiенту всѣ свойства своихъ волосъ, если обрѣжетъ нѣсколько прядей (нечётное число) и положитъ ихъ въ воду, которою пацiентъ будетъ каждый день примачивать свою голову.

2) Чтобы вылѣчить болѣзни желудка и, главнымъ образомъ, почекъ и пузыря — надо варить кусокъ свинины въ уринѣ больного, давъ три раза выкипѣть и прибавляя свѣжей, а затѣмъ отдать её съѣсть собакѣ или свиньѣ.

3) Чтобы залѣчить рану — надо когда☉ и ☽ находится въ знакѣ ♋︎, положить въ горшокъ нѣсколько живыхъ раковъ, закрыть его, замазать герметически и накаливать, пока раки не превратятся въ бѣлый порошокъ. Этимъ порошкомъ надо присыпать раны.

— Опередили! Никакой субординации, — проворчал Дикер в адрес Джевецкого. — Что же, господа, предлагаю отпраздновать успешные испытания за дружеским, так сказать, обедом.

— Всецело поддерживаю, — ответил Джевецкий.

— Но трос… мы же… — в недоумении спросил я, пытаясь не дать петуха.

— Сейчас выровняем, закончим проверку, дам команду всплывать, — совершенно спокойно объяснил Степан Карлович. — Ничего ведь страшного не случилось. Странно было бы, что корабль, созданный для подводного хода, от такой ерунды тонуть начал. А трос — так тут вон, с одной стороны вице-адмирал, с другой — тайный советник. То же самое, но по гражданской линии. Обязательно что-то должно было произойти.