Дипкурьер - Вадим Владимирович Денисов

непроходимый и злобный, рвал одежду, ранил колени, исцарапывал кожу. Чавкающая трясина возле утиного озерца жадно тянула за сапоги, грозя поглотить навеки.

Следы зверей встречались редко — будто сама природа отринула это место, чуя неладное.

Вековая тайга вставала передо мной сплошной, однообразной, мрачной стеной, как творение какого-то безумного бога. Порой в голову закрадывалась едкая мысль: записка эта — всего лишь чья-то злая шутка, бред сумасшедшего, и я понапрасну трачу нервы, пытаясь разгадать ребус, достойный пера Лавкрафта.

Но какая-то упрямая, чёртова жилка в характере не позволяла мне просто так отступить, бросить загадку и бежать с поджатым хвостом обратно в цивилизацию — в шумный, но слепой Берлин, не ведающий, что происходит за его каменными стенами.

И вот однажды, бродя неподалёку от избы в вечерний час, когда солнце, клонясь к закату, проливало сквозь сплетение ветвей косые, кровавые лучи, я увидел… свет. Слабый, мерцающий, он плясал в тёмно-зелёном мраке, но для моего взгляда был ярок и набирал силу, как курсовой прожектор приближающегося тепловоза.

Сердце вдруг забилось в бешеном, рваном ритме, эмоции вспыхнули, словно газовая плита под спичкой. Превозмогая леденящий страх и гнетущую неуверенность, я, дурак, дослал патров с картечью в патронник и, выставив вперёд ствол своей «Бенелли», поплёлся на этот огонь, старательно пытаясь убедить себя: «Мираж… Блуждающие огни…». Как бы не так.

Неожиданно свет начал затухать. Я выбрался на небольшую поляну — редкость в тех девственных лесах. Чёрт возьми, я клянусь — её не было здесь прежде! Эта прогалина не значилась ни на кроках приятеля, ни на картах моей памяти. Я же здесь вроде бы всё обходил!

И тут на поляну обрушился туман — густой, внезапный, неестественный, будто из-под земли выдохнуло ледяной пар преисподней. Видимость упала до нуля. Воздух застыл, стало нечем дышать, грудь сдавило свинцовыми тисками. Сделал несколько шагов вперёд — пожухлая трава шелестела под сапогами, словно предсмертный хрип, нехорошие мысли визжали в голове какофонией безумия, руки предательски дрожали, заставляя ствол выписывать предательские восьмёрки. Я отступил, прислонился к шершавому стволу сосны и замер в ожидании, пытаясь унять панику. Мне бы бежать, дураку, но что-то удерживало, тянуло вперёд, как в гибельное магнитное поле, навстречу Unheimliche — жуткому и незнакомому.

Когда же туман рассеялся с той же зловещей быстротой, в центре поляны проступило нечто. Не избушка, не землянка, а некое логово, слепленное из корявых, живых ещё веток ивы и обмазанное береговой глиной, похожее на гнездо или капище. Рядом горел костёр, который никак не мог быть источником таинственного огня. Крышу балагана составляли старые, запёкшиеся грязью шкуры. В воздухе висел омерзительный, сладковато-приторный смрад, пахнущий тлением и подгнившим папоротником. Меня чуть не вырвало от отвращения и древнего, животного ужаса.

И тишина… густая, липкая, абсолютная — только шишки с глухим стуком падали вниз, да ветер в вышине заунывно выл, словно души заблудших.

Но настоящий ужас, острый и пронзительный, как ледяная игла Нифльхейма, вонзился в меня, когда я, движимый роковым любопытством, осторожно подобрался и заглянул внутрь. Тьма, вонь от сырости, гнили и чего-то сладковато-мерзкого. Лёжка из переплетённых ветвей, обглоданные кости, похожие на рунические символы на какой-то доске и амулет из косточек и перьев, свисающий с потолка.

Полуголое существо сидело спиной ко мне.

Сперва я счёл его окоченевшим трупом отшельника. Но нет, если это труп, то кто же тогда разжёг костёр? Вид у этого существа был чудовищен. Непропорционально широкая, испещрённая жгутами бугристых мышц спина, синяя, как у давнего утопленника, вздымалась мертвенным парусом. Короткая, почти отсутствующая шея, затылок в складках жира и крошечный, покрытый бурой шерстью и светлыми шрамами череп. Сила и древнее зло, источаемые им, были буквально осязаемы.

Боже правый… да это был не человек!

Это было нечто древнее, первозданное, чудовище из германских мифов, тварь, которого не должно было быть в нашем мире, на Платформу-5, оно не могло попасть сюда вместе с людьми!

И тут мышцы на его спине дрогнули — тварь начала медленно, со скрипом, поворачиваться ко мне, испуская низкое, утробное рычание — кровь в жилах застыла. Голова уже была почти в профиль, и я с ужасом осознал, что не увижу ни лица, ни морды — лишь пугающую пустоту иного измерения, пустой серый овал без всяких черт. Меня сковало ощущение обречённости, сапоги будто приросли к земле. Но инстинкт самосохранения, острый и звериный, пересилил оцепенение.

Очнулся уже бегущим с проклятой этой поляны прочь! Не переставлял ноги, а почти летел, не чувствуя под собой почвы, сердце колотилось о рёбра, как птица в клетке! До избы я добирался, постоянно оглядываясь и ожидая погони.

Проклятье! До сих пор во мне живёт этот кошмар.

В общем, не нашёл я золотого клада — лишь страшную тайну германских чащоб. И лишний раз убедился: есть в этом мире некие вещи, которые человеку не дано постичь, и лучше бы им оставаться сокрытыми. Чтобы даже близко к ним не подходить, рядом не стоять, Всё любопытство во мне было выжжено дотла… И лишь позже, придя в себя, я начал безуспешно пытаться осмыслить увиденное, понять, что за чертовщина притаилась в том лесу, пока не узнал о существовании другого проклятого места — портала в Ущелье Весёлого Духа. Неужели и где-то на Шпрее существует подобный?

Дома я запер все засовы, поставил ружье так, чтобы можно было легко дотянуться. Положил сбоку старенький наган рядом со стопкой книг на немецком языке, потом передумал и сунул его под подушку. И кое-как заснул тревожным сном…

Признаюсь, через два дня я, с трудом преодолевая дикий страх, крадучись вернулся к этой поляне. И ничего там не обнаружил кроме серого пятна потухшего кострища и пары изломанных веток на вытоптанном сфагнуме. Тварь ушла.

А затем меня по приказу Сотникова выкрал славный экипаж флагмана ВМФ «Дункана», мир вокруг меня завертелся в водовороте безумных событий, и с берлинским приятелем я так и не переговорил. Оставил ему подробные пояснения и найденную в избе записку — хозяин должен знать тёмные тайны своего владения. Что с ним сейчас? Жив ли?

Ответа на своё письмо из Додж-Сити я пока так и не получил.

Скоро туман осядет, и Стамбульский маяк, как призрачный указатель, слабо замерцает впереди… Вроде бы и недалеко, но до него тихоходной «Медузе» плестись до самых сумерек. А в Саг-Харбор, мою конечную цель, мы прибудем только завтра после полудня. Если, конечно, погода не подведет. Как сейчас. Стамбул я намерен проспать, что я там не видел? Даже