Вперед в прошлое 12 - Денис Ратманов

— Хозяин нас ждет? — с сомнением проговорил Боря.

— Типа да, — ответил я.

Мы обошли дом, увидели единственный сквозной подъезд, выходящий к одноэтажным постройкам — общим туалетам, которые прилагались к этому богатству. Понятное дело, что они не благоухали, и я примерно представлял, что мы увидим в квартире. Но раз договорились, надо идти, да и надежда умирает последней.

— Квартира какая? — обреченно спросил Боря, входя в загаженный вонючий подъезд. — Ну, номер.

— Четвертая, — ответил я, глядя на черные потеки на стенах подъезда.

Возле двери квартиры номер один стояло мусорное ведро, откуда натекла лужа. В соседней квартире ругались пьяными голосами, что-то падало или роняли мебель. И несмотря на то, что наши возможные соседи были тихими, квартира мне заочно не нравилась.

Остановились мы напротив дорогой деревянной двери, переглянулись. Я позвонил.

Сперва распахнулась дверь, выпустив запах перегара, сигарет, плесени и борща, потом выглянул мужчина лет тридцати пяти, с тонкими чертами лица пока еще без следов хронического алкоголизма. Только красные глаза и выхлоп выдавали его пристрастие.

— Вы чего? — спросил он, почесав всклокоченные волосы. — Саша тут больше не…

— Мы договаривались квартиру смотреть, — сказал я. — Здрасьте.

— Вы? — прищурился мужчина.

— А почему бы и нет? Вам не все равно, кто деньги платит?

— Лишь бы не разнесли квартиру, — проворчал он. — Знаем мы вас. Ширку варить, притоны устраивать…

— Для этого подвалы есть, — прервал его я. — Мы жить собираемся, причем тихо и мирно, в отличие от наших будущих соседей.

Я запрокинул голову, глядя на отошедшие от стен обои, на черный потолок. Хозяин снова шумно почесался, вызывая ответное желание и мысли о вшах.

Разуваться я не стал, ради приличия прошел в кухню, увидел грязнющую газовую плиту, убитый стол, колченогие табуреты, не закрывающиеся из-за разболтанных петель заляпанные шкафы. В этой квартире было ужасно все: и заплесневелые стены, и сырой пол со вздувшимися досками, и панцирные кровати, и допотопные обои цвета утопленника. Все, кроме книжного шкафа, перенесшегося будто бы из другого мира. Там было полное собрание произведений Стругацких, Алексея Толстого а также Жорж Санд, Вальтер Скотт, Бальзак, Бредбери, Хайнлайн, Саймак…

Глаза разбежались. Книги безмолвно свидетельствовали о том, что здесь жил не обычный бич, а БИЧ — бывший интеллигентный человек.

— Ну, как вам? — с надеждой спросил хозяин, когда мы закончили осмотр.

Он это серьезно? Это ж та самая конура, которую описывал Достоевский, где дохли чижики! Тут недолго подцепить клопов, вшей, туберкулез и хроническую неудовлетворенность.

— Двадцать пять? — переспросил я. — За это?

— Ну, кровать свою поставите. Печь, отопление есть… — Поймав мой взгляд, он смутился, но не согласился, что аренда его гнездышка стоит меньше заявленной цены. — Зато комнаты — три! Две изолированные. Ну что, будете снимать?

— Извините за потраченное время, нет, — сказал я.

— Ну и валите! — вызверился хозяин. — Шастаете тут! Время только отнимаете. Вот шо вам надо⁈

— Пить бросьте — поймете, — попытался внушить ему я, выскальзывая за дверь.

Внушение не подействовало, потому что бич за нами погнался и долго орал проклятия. Когда они стихли и я оказался возле пустыря, где когда-то избил Зяму, Боря сказал, поглядывая на негостеприимный дом.

— Я бы лучше там жил, чем с Квазипупом. Ну, вымыли бы все хлоркой. Зато спокойно.

— Спокойно? — усмехнулся я. — Там одна алкашня, слышал, как они орут? Они тебе спать не дадут и будут вскрывать дверь, воровать вещи. Не, нафиг. Там хлоркой не отделаешься, нужен полный ремонт, иначе будет вонять. А нюхать вонь я не согласен.

Боря разочарованно засопел. Он еще не умеет думать наперед. Да и я не научился бы, ели бы не память взрослого. Некоторое время мы молчали. Тишину нарушил Боря:

— Я знаю этого чувака. Ну как знаю… Слышал про него. Это Угличев, у него жена от наркоты померла, и двое детей, Света и Саша. Света с Наташкой дружила недолго, она три раза оставалась на второй год, а потом пошла сосать на дорогу и всем жаловалась, что отец выгнал зарабатывать и кормить семью. А Сашка в интернате.

Я напряг память, уже свою, извлек воспоминания об этих несчастных детях. Да, были такие Угличевы, в детстве мы со Светкой дрались. Она старше меня на два года, ее брили налысо, вот я и подумал, что это пацан. А когда сцепились, поздно было.

Сашку я вообще не помню, видимо, он в интернате с первого класса. Жаль, что бич сагрился, была надежда, что закодируется, пить бросит, человеком станет.

Через десять минут мы пришли к нашему дому. Квартира, которая нас интересовала, находилась в другом подъезде, на третьем этаже.

— После таких дебилов идти не хочется, — пожаловался Боря, запрокинув голову.

— Тут женщина, — обнадежил его я. — Судя по голосу, нормальная.

Боря шумно выдохнул, и мы начали подниматься: я впереди, Боря чуть позади. В нашем относительно новом приличном доме алкашей и бичей было мало — видимо, им нужно созреть, настояться, а тут они еще не успели.

Нам открыла полная женщина лет шестидесяти, крашеная в красно-рыжий, высокая и мощная, с квадратным подбородком.

— Вы к кому? — спросила она, прищурившись.

— Квартиру смотреть, — ответил я и, поскольку в нашем селе все друг друга более-менее знают, добавил: — Мы тут в соседнем подъезде живем, тесно стало, вот и…

— Это хорошо, что рядом живете, — сказала женщина и представилась: — Алла Николаевна. То-то смотрю, лица знакомые, особенно ты. — Она ткнула в Борю пальцем с длинным алым ногтем.

Странно, что я не помню такую яркую особу. Видимо, она тут не живет.

— А вы не местная? — спросил я.

— На Ленина живу. В городе, — ответила она и посторонилась. — Смотреть будете вы или родители?

— Родители на работе, — соврал я. — Потому мы.

— Ну проходите.

Женщина подождала, пока мы разуемся и снимем верхнюю одежду, распахнула дверь в зал.

— Кровать полноценная, хорошая. Мебель чешская. Телевизор, уж простите, я заберу. Обои смотрите, какие красивые! Недавно клеила. Там еще спальня. Вот она. — Тетка услужливо распахнула перед нами дверь. — И выход на балкон, кстати, застекленный. Вот.

Наш балкон выходил на дорогу, этот — на гору.

— Нравится? — заискивающе спросила