Специалист по кадрам - Дмитрий Яковлевич Парсиев

работе, — Сайто нахмурился как самурай на старых японских картинках и с угрозой в голосе добавил, — Мы уже направили запрос по последнему месту вашего жительства, чтобы получить сведения о вас. И если вам есть, что скрывать, то лучше напишите заявление на увольнение сами, и не дожидаясь…

— Надеюсь, на русском?

— Что?

— Ну, запрос на русском языке? «Наши» традиционно не сильны в японском, как и в деловом английском.

Сайто заметно помрачнел лицом. Роль плохого полицейского сегодня ему явно не дается.

Я живо представил нашу комендантшу Нину Михайловну, которая ненавидела людей как вид, а лично меня пыталась выселить все годы проживания.

До того как стать комендантом, она работала в женской колонии, отчего почему-то считала, что знает закон, а людей видит насквозь. Выражалось это в ядовитом презрении к любым двуногим из состава жильцов и в холодным пренебрежении к любым проверяющим и госслужащим.

Что она сделает, получив запрос на японском и английском? Ясно, что использует как подставку под один из своих многочисленных цветов в горшках.

— Знаете, коллега, — нарушив тишину, выдал я, — Мне нечего скрывать. Приводов, административных взысканий и судимостей не имею, так что к запросу, а равно и ответу на него, отношусь равнодушно.

От слова «коллега» начальник Сайто поморщился. Этим казенным словечком я поставил себя с ним на одну ступень, а он себя ровней мне не считает.

— Почему вы не пришли на мой вызов немедленно? — начальник решил упорствовать дальше.

— Ну, начнём, наверное, с того, что я, как мне известно из трудового контракта, подчиняюсь руководителю агентства.

Я не стал произносить вслух мысль о том, что служба безопасности для меня никто и звать никак, а уж тем более её приказы по телефону. Как говорится, умному достаточно.

— И кроме того, я выполнял выездное поручение, — добавил я на тот случай, если начальнику Сайто недостаточно.

— Что за выезд? — ухватился начальник, выдавая тем самым, что ему недостаточно.

— Как я и говорил ранее, я нахожусь в подчинении…

— Не надо мне тут твердить как попугай, — оборвал меня он. — Зачем вы приехали в Японию?

Ого. Начальник Сайто решил на мелочи не размениваться, поставил вопрос ребром.

— На этот вопрос я уже отвечал, — стараясь говорить как можно вежливее, пояснил я, — Сотруднику таможенно-пограничного управления в Международном аэропорту Кансай. Цель прибытия — работа и путешествие.

— Тип визы? — на этот раз безопасник задал вопрос с подвохом. Визу мне тётя Ева оформила сразу рабочую, долгосрочную. Как она ее получила в сверхкороткие сроки и без уже заключенного трудового договора, та ещё загадка. Но делиться этой тайной я, само собой, не собирался.

— Полагаю, — безразлично ответил я, — В моём профайле есть эта информация.

— Нет. Не знаю уж почему… Но этих сведений там нет.

— Не прокомментирую. В отдел кадров я сдал полный комплект документов, — соврал я на хрустальном глазу.

— И тем не менее кто-то часть этих сведений от нас, от безопасности, скрыл! — обвинительно оповестил начальник.

— Поверьте. Это был не я, — я беспомощно развёл руками. Нам обоим ясно, что я не мог бы такое провернуть от слова никак. Для этого нужен уровень доступа выше, чем у самого начальника Сайто.

— О чём вы разговаривали с господином секретарём Накамура?

Я позволил себе лёгкую улыбку. Ах вот оно что! Безопасник копает не под меня, что довольно очевидно, кому я тут нафиг сдался, и даже не под мою начальницу Мэй Нагата. Он копает под Накамуру. Засек по камерам видеонаблюдения, что тот со мной говорил, и решил прессануть.

— Я требую немедленного ответа, стажёр Каратоси. Имейте ввиду, за ложь будете строго наказы.

Я пожал плечами, заложил руки за спину и подошел к окну, таким образом перестав стоять лицом к хозяину кабинета. Понимаю, что снова нарушаю местный, весьма сложный этикет, но разглядывать его самоварную харю надоело.

— Звучит как угроза, коллега, — небрежно бросил я через плечо, — Отвечая на ваш вопрос, позволю себе процитировать статью, если мне не изменяет память, двадцать первую конституции Японии — «тайна сообщений не должна нарушаться», — мысленно я поклонился тетё Еве, потому что её магия японского языка засунула в меня основы местного законодательства. Жаль что с местными церемониями так не получилось, — У нас в гайдзинской юриспруденции это называется неприкосновенность личной жизни…

— В здании корпорации нет и не может быть никакой личной жизни, — в возбуждении Сайто вскочил с кресла.

— … а поскольку разговор это обмен сообщениями, — я проигнорировал его реплику, — То ссылаюсь на конституцию и с прискорбием сообщаю, что лишен возможности разгласить смысл и содержание разговора с господином Накамура. Но вы, безусловно, вправе отправить ему запрос.

Несколько секунд Сайто стоял и вращал глазами.

Безусловно я понимал, что жестил и откровенно шел на конфронтацию. Но эти ощипанные самураи путают берега. Я всего лишь стажёр. Чего мне бояться? Потерять должность «холопа»? Это они держатся за свои кресла маленькими ручонками. А я, если копнуть глубже, целый граф Кротовский, а не поросячий хвост.

Должен ли я поддаваться на их насупленные брови и крикливые интонации? Черта с два. И вообще я несколько лет прожил в Питере — родине трех революций. Я и сам могу показать кузькину мать пролетариев всех стран!

— Стажер Каратоси, делаю вам устное замечание, что вы плохо владеете служебным этикетом и, работая уже второй день, не ознакомились с внутренними регламентами. Они официально направлены вам на почту. Сегодня до конца дня подтвердите подписанием электронной формы. Проверка в отношении вас будет продолжена. Вы у нас на контроле. Всё, идите, вы отнимаете моё время, стажёр.

…

Только когда я дошёл до своего рабочего места и плюхнулся на кресло, позволил себе выдохнуть накопившиеся эмоции. Кто сказал, что всё это даётся мне легко?

— Вот ведь стручок от морской игуаны, — пробурчал себе под нос.

— Он на вас кричал, Каратоси-сан? — с печальным сочувствием спросила Есико.

Я позволил себе слабо улыбнуться. Женская поддержка, тем более со стороны такой милой и славной девушки, дорогого стоит.

— Нормально всё, поговорили, вопросы позадавал. Ничего такого.

— А что за вопросы?

— Да как обычно, — беззаботно ответил я, — Состоял ли я в банде, есть ли у меня лагерные татуировки.

— У вас есть татуировки? —