Не в этот раз (СИ) - Владимов Максим

Примерно с полдороги я выскочил на тротуар, сегодня ещё не посыпанный шлаком, и перешёл с бега на что-то вроде конькового хода. Только без коньков. У нас, впрочем, и на коньках по тротуару можно — снег никто не убирает, это нереально, слишком много его. Просто люди ходят, утаптывают до каменной твёрдости и гладкости, а потом дворники посыпают сверху шлаком, чтоб не так скользко было. Поэтому все окрестные дети дворников недолюбливают, мягко говоря: пока не посыпано — можно прекрасно играть в хоккей прямо возле дома, а вот по шлаку уже не покатаешься, приходится тащиться на стадион.

Часов у меня, понятное дело, нет, потому на высоченное крыльцо школы я взбегаю через две ступеньки, гадая: успел или «опять двойка»? Завуч, возглавляющая сегодня бригаду дежурных, встречает меня молча, хоть и с поджатыми губами, значит, что? Порядок! Отметил про себя, что она тоже до безобразия, неприлично, дьявольски молода — да ей тридцатник от силы! И почему она мне в тот раз казалась чуть ли не пенсионеркой? Вихрем влетаю в раздевалку: в наших краях раздеться — дело небыстрое, а ведь меня наверху ждёт ещё один рубеж — классная! Лидия Антоновна. Не, так-то она тётка неплохая, но…

Но. Вот и первая задача на пересмотр. Эта вот «неплохая тётка» чморила меня все те несколько лет, что я учился в этом классе. Чморила по-хорошему, в её понимании: путём предъявления завышенных требований. Любимое её выражение в мой адрес: «кому много дано — с того много и спросится!». И я, гадство, вёлся, тянулся, вечно старался соответствовать! Надо ли говорить, что все эти усилия — без малейших исключений — оказались слиты в унитаз немедленно, как только я с ней распрощался? Даже до того, как развалился Союз, до того, как я закончил школу: все эти её «поведения», «достижения», политинформации, безумные задания на уроках и после — всё это, всё оказалось совершенно никому не нужным! И в первую очередь — мне.

Нет, что-то можно оставить. Я тут уже вроде бы знаменосец дружины — это полезно, берём. Тыщу раз мне этот самопально выученный «кремлёвский шаг» потом пригодился! Олимпиады оставляем — скоро, по идее, будет моя первая областная математика — это точно нужно. А вот биологию — профильную для классной! — нахрен. Всякие стенгазеты, «дежурства» и прочую социальную муть — тоже заберите себе. И самое главное — да кому эти все оценки нужны? В средних-то классах? Понимаю теперь, зачем это было нужно учителям: больше отличников — шире премия. А вот мне с хренов ли бесконечно потакать их самодурству? Да плевать мне с башни на это всё! Не в этот раз.

Звонок застал меня сидящим на лавке с валенком в руке. Вскочив, я вихрем завертелся, скидывая одежду, но тут же остановился: ну ведь только что про это думал, да? Я, в конце концов, солидный взрослый человек, пусть и в теле сопляка-школьника. Седой уже! Начальство не опаздывает, оно задерживается, а я, по своему статусу из прошлой жизни, уж точно начальство для любого в этой школе. И даже если мою нынешнюю тощенькую тушку в рассмотрение принимать — причины не то, что опоздать, а и вовсе не прийти у меня точно имеются! не каждый день такое вот… происходит. Значит — что? Значит, главное — вести себя естественно!

А ещё здорово, что раз я прихожу последним, то все уже будут сидеть смирно, и мне не придётся искать своё место. А вопрос не праздный — я это самое место решительно не помню. Вроде впереди где-то…

Урок русского. Время загадок, чёрт побери, как зовут соседку по парте — решительно не помню, училку — тоже. Зато помню, что эта мымра до самого выпуска из средней школы изводила меня простым, но безотказным приёмом: любая помарка — равно ошибка. А я был… ой, прасците, есть! ребёнок нервный, неорганизованный, и оные помарки лепил во множестве. И хотя собственно ошибок у меня сроду не было, русичка предельно успешно держала меня на грани 4 и 5 в четверти. А я вёлся, пыжился, старался… Изложения писал в черновике и переписывал! И всё равно — помарки, помарки, помарки… И каждую четверть — или «никак не могу, Литвинов, четыре. Надо стараться лучше!», или «ну, в этот раз с грехом пополам натяну — помни мою доброту!».

Помню, как я с ней красиво разругался в восьмом: она возжелала снова отправить меня на олимпиаду то ли по русскому, то ли по литре, а я ей прямым текстом заявил, мол, отвяжитесь уже от меня! Берите, вон, девочек своих, у которых «уверенная пятёрка» каждую четверть! У вас их пучком по пять штук в каждом классе, чего вы ко мне пристали⁈

Сколько крику было! Истерика! Слёзы! Стыдили меня всем коллективом! Скандал полез наружу — к родителям на работу, в гороно! Слава богу, отец был сам себе начальник и на всяких экзальтированных куриц плевать хотел, а из гороно мигом прибежала олимпиадная дама и за меня вступилась — как же, диплом на области по математике, никогда такого в городе не было, понимать надо! А вот с мамой пришлось пережить немало неприятных минут.

И вот сейчас эта чёртова дура опять на меня смотрит с неодобрением. Ну, понятно: мало того, что опоздал, так ещё и раскаяние явно не демонстрирую, а совсем наоборот — открыто рассматриваю класс. Пу-пу-пу… знакомых лиц-то почти и нет. Нет, не так: лиц помню половину, не меньше, а вот кто тут есть кто — загадка. По идее мой «друг» должен сидеть за мной, мне его не видно. И второй, такой же, ещё на ряд дальше. Почему «друзья» в кавычках? Потому что друзья условные. Потом уж, в институте и позже, когда друзья появились настоящие, я понял, в чём разница. Поэтому, теперь мне будет непросто.

А вот остальные… придётся знакомиться заново.

Училка, мстительно поглядывая на меня, объявила мини-диктант. Я не без удивления вспомнил, что тогда, в детстве, я бы точно сжался внутри, опасаясь накосячить — я, без вопросов лучший ученик этой грёбаной школы за всю её историю! Красиво же меня тогда развели! И чем чёрт не шутит — может, именно поэтому я и вырос таким бронекожим крокодилом? Ох-ох… тут есть над чем подумать. В принципе, я себя-мелкого вообще не ощущаю. То есть, всё, баста, уже он самый, бронекожий. И всё воспитание теперешнее — что песок в воду, никакого влияния на мою итоговую личность уже не окажет. И это, пожалуй, хорошо.

Диктант писал на автомате, совершенно не парясь ни почерком, ни помарками. Кому надо — тот пусть начальственный почерк и разбирает, а если не нравится — обеспечьте электронный документооборот, как-то так. И — о, чудо! — ни одной помарки! Всё чистенько, гладенько — как курица лапой, конечно, но то уж как водится, извините. Мы — одно из первых поколений, кто учился писать сразу шариковой ручкой, результат налицо, увы.

Сдал тетрадь с чистой совестью. Кстати, тетрадок-то надо бы и прикупить, мне, судя по всему, записывать много сейчас придётся. А ещё лучше — просто бумаги, А4. Вспомнить бы ещё только, где это делается нынче. Она вообще в магазинах-то есть? А то, помнится, дефицит был — всего! Впрочем, все эти заботы мне ещё только предстоят, пока бодаемся в школе. Задача «дожить до конца первого дня» пока ещё только в процессе выполнения.

Четвёртым уроком была математика. Первым придя в единственный прочно врезавшийся в память кабинет, я огляделся и — даже для себя неожиданно — прошёл до конца среднего ряда. Постоял недолго, бездумно покачиваясь с пятки на носок, и плюхнулся на стул — насколько помню, у нас в классе тут никто не сидит. Вообще-то, моё место — на первой парте, посредине — я ж зрением слаб, очки ношу со второго класса. Со всеми вытекающими, как заведено — «у кого четыре глаза, тот похож на водолаза!», и прочее народное творчество. Ещё и советский синематограф мне удружил фильмом про Витю Глушакова, лучшего дружбана всех индейцев. Ясно же, что на советском безрыбье его посмотрели без исключения все, да? А в нём как раз было очень выпукло показано, что настоящий чёткий пацан со всякими очкастыми отличниками делать должен. Слава богу, прошёл уже год или два, кино более менее подзабылось, накал снизился.

Очки у меня постоянного ношения, в них я, по идее, доску и отсюда вполне вижу, значит, и причин сидеть на первой парте больше нет. Да их и вообще нет — ну что мне тут учить? Математику я и так должен помнить, уж в рамках средней школы — так сто процентов (146!), физика-химия — туда же, а остальное… да на кой мне это остальное? Гордость родителей потешить? Показатели учителям приподнять? Нет, я не стану, конечно, рубить сплеча, но первый опыт с русским показывает, что, может, оно и само не так уж плохо получится! Главное, чтоб учителя не возбудились — сколько помню, рассаживали нас в административно-командном порядке, и так вот своевольно выбирая место, я неслабо фрондирую: такие кунштюки — прерогатива школьных хулиганов, второгодников, мне «не пристало с ними равняться», как (несомненно) скажет классная. Ну и пусть. Будем решать проблемы по мере их поступления.