Титановый бардак - Квинтус Номен

все разваливалось ударными темпами — и лишь когда Сталин этих ленинцев терминировал, началось развитие. Ким ставит промышленное развитие выше идеологии, у него до сих пор ни один инженер из тех, кто на японцев работал, ни наказан никак и они все даже уровень жизни повысили. В стране практически жрать нечего, но инженер, скажем, с металлургического завода ездит на собственном автомобиле, у него дома и холодильник стоит, и радиола шведская…

— А почему шведская? — тут уже удивился Вася. — Мы же лучше делаем!

— А потому что шведы наши радиолы суют в ящик из красного дерева и чуть ли не золотом их инкрустируют, а для корейца такая коробка — символ красивой жизни. Но это Ким тоже учитывает, у него уже три завода по выпуску радиоприборов выстроены и на одном уже в январе начнут делать радиолы в корпусах из какого-то уже корейского супер-пупер дорогого дерева с ручной резьбой и маркетри из дерева, слоновой кости, серебра и перламутра на корейские традиционные темы. Он один такой девайс Сталину на день рождения уже прислал… ну, на официальный день рождения. Очень даже неплохо смотрится, хотя я бы домой такой и не взял.

— Да срать нам на Мао, — заметил Саша, и ты, Ира, на него… наплюй.

— Да я бы наплевала, но Иосиф Виссарионович наметил для китайцев очень нехилую программу помощи — а если результата от этих, прямо скажем, многомиллиардных вложения не будет, то кто окажется виноват? Глава Верховного Совета!

— А если учесть, но по факту главой совета назначены мы все тут собравшиеся… — задумчиво произнесла Света. — Петь, я тут думала-думала, вспоминала-вспоминала историю… У китайцев сейчас в руководстве — то есть на уровне, принимающем государственные решения — есть один относительно вменяемый товарищ. Который, во-первых, понимает русский язык — потому что в Москве учился, хотя и недолго. Во-вторых, он сейчас заведующий секретариатом ЦК КПК. В третьих, хотя он по факту учился в Москве у Бухарина, в пучины троцкизма не углубился. И хотя он, я бы сказала, страдает излишней гибкостью позвоночника, он его гнет не в личных целях, а на благо страны. А так как янки сейчас считают Китай коммунистической страной и помогать китайцам не будут, то товарищ Дэн был бы для нас оптимальным вариантом.

— Так, Мао… кто еще? — поинтересовалась Гуля.

— Всего пятеро, я сейчас не всех помню, но вспомню. Главное, что там есть такая группа, которую у нас китайцы называли «восьмерка бессмертных» — только это не даосские святые, а вполне себе живые люди — и если Дэн станет главой партии, то эти ребята очень быстро в Китае наведут порядок и гоняться за воробьями не станут.

— Ты мне про воробьев как-нибудь расскажи, — усмехнулся Петя, — а то ты говоришь об этом так, как об известном всем и каждому и я чувствую себя идиотом.

— Чувствуй дальше, а сначала скажи: есть у тебя люди, которые могут в Пекине незаметно поработать?

— У Лаврова в Урумчи есть очень неплохая команда… Гуля, когда ты все нужное подготовишь, скажи — я туда слетаю быстренько.

— Можешь уже завтра лететь. Я знаю, что приготовить, но на работу недели две уйдет: сейчас Аня сильно занята.

— Я могу прерваться, — отозвалась та, — ведь эта работа-то срочная?

— Ань, не дергайся: сначала вы запускаете Воронежскую электростанцию, а потом уже расслабишься и нахимичишь то, что Пете нужно будет. Спешить всяко не выйдет, я еще кое-что проверить должна, чтобы определить дозировки, которые будут недоступны нынешним экспертам.

— Ну вот, опять на праздник мы обсуждаем, кого и как на тот свет отправить, — вздохнула Оля.

— Нет, — ответила ей Света, — мы обсуждаем, как спасти очередные миллионы людей. Мао во время своего большого скачка убил от двадцати до пятидесяти миллионов человек, а если этого скачка не будет…

— Оль, ты не с той стороны на проблему смотришь, — тихо сообщил жене Саша, — и скорее всего потому, что встала на позицию очень стороннего наблюдателя. Здесь, в СССР, мы ведь тоже немало сволочей терминировали — но спасли почти двадцать миллионов человек. Ты просто рассматривай Китай не как далекую зарубежную страну, а как добрых соседей.

— Я стараюсь…

— А еще, Оль, — дополнила Сашин «совет» Света, — нужно учитывать, что пока еще маоизм как идеология не сформировался, и если мы через экономику всунем в Китай идеологию правильную…

— Как бы еще Виссарионовичу правильную идеологию в голову внедрить, объяснить, что на первом месте у нас должно быть благосостояние нашего народа, а все Китаи — это если лишние средства как-то образуются.

— А вот это как раз моя работа, — широко улыбнулась Ира, — я ему эту мысль вдолблю. Буду ему на мозги капать, пока он не махнет рукой и скажет «делай что хочешь, только отстань». С Болгарией-то мы взаимовыгодный союз организовали, с немцами вроде неплохо получилось без выкидывания несчетных миллионов на поддержку их штанов за наш счет — так что и про Китай он все же к нам прислушается. Спасибо, Оль, ты мне сильно помогла: я теперь точно поняла, как дальше Державой нашей править.

— И как? — изобразив на лице крайнюю степень любопытства, поинтересовался Вася.

— Очень просто: в любой непонятной ситуации спрашивать мнение народа. То есть ваше мнение — и вы мне все подробно объясните. Ведь вместе мы — сила, и хрен кто нам помешает сделать то, что мы хотим!

— А что мы хотим? — решил уточнить Валентин.

— Мирного неба над головой. И счастливой жизни в счастливой стране. Так ведь?

Новый год уже добрался до Берлина, а в небольшом домике неподалеку от Москвы два человека все еще «провожали старый». Тоже не особо при этом веселясь. Хотя, откровенно говоря, собрались они здесь вовсе не ради праздника, и вообще приехали сюда минут пятнадцать назад из телестудии — а приехали вдвоем, поскольку несколько тем было необходимо обсудить как можно скорее. Например, проблему взаимоотношении с Венгрией, на которую вроде как американцы глаз положили — но когда рабочие вопросы закончились, на столе появилась бутылка «Киндзмараули», несколько тарелок с традиционными грузинскими закусками — и разговор перешел на темы, на первый взгляд от политика очень далекими:

— Лаврентий, а ведь они действительно считают меня стариком, — вроде как пожаловался приятелю Иосиф Виссарионович.

— Ну, молодым тебя точно никто не назовет, однако возраст тебе работать совершенно не мешает.

— Это ты верно сказал, но Гюльчатай Халматовна процитировала мне одну фразу из книжки, и она мне теперь покоя не дает.

— Какая цитата?

— Из Булгакова: «человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то,