Вторая жизнь майора. Цикл (СИ) - Сухинин Владимир Александрович Владимир Черный-Седой

— Многие лета тебе, великий мураза Шадлыб Уркуй, — сладкоречиво начал я. — Да продлятся годы твоего славного правления и да воссияет над тобой звезда удачи и подвигов. — Произнеся всю эту галиматью, я выпрямился и стал смотреть вождю на перо.

— Ты кто? — озадаченно спросил вождь.

Я видел, что мое приветствие затронуло тщеславные струнки орка, и он с любопытством и даже как-то доброжелательно смотрел на меня.

— Я из посольства, старший помощник мессира Луминьяна, — теперь я поклонился не так низко.

— Гм, гм, — прокашлялся он, — запомни, старший помощник, великий мураза у нас один.

— Запомню, великий мураза, — я опять поклонился.

— Гм, гм, — вновь прокашлялся орк, с довольным выражением на лице оглядел своих соплеменников и спокойно ответил: — Великий мураза — это великий хан. — Он обернулся к посольству и сказал: — Маг, на сегодняшний пир возьми и своего помощника, — развернулся и величаво удалился в шатер.

На меня гневно смотрел граф, с осуждением магистр и возмущенно орчанка. Я же стоял с выражением полной безмятежности на морде лица. Посол сплюнул и только махнул рукой, типа что взять с дурака. Магистр лишь усмехнулся, а шаманка прошипела: "Я тебе припомню это, предатель", — и резко отвернулась. Я ничего лучше не придумал, как ущипнуть ее за упругую задницу. Она подпрыгнула и, вся красная от нахлынувшего возмущения, повернулась ко мне, сунув свою сиську мне под рот, а я взял да и поцеловал темный сосок. По рядам орков прокатился вздох: "А-а-ахх…"

— Все-таки я тебя убью, гаденыш, — прошипела орчанка. Ее золотистое лицо горело стыдом и негодованием, как раскаленная плита печи, а ноздри раздувались, как кузнечные меха.

— Поехали, — сказал я и направился к своей лошади.

— Ты зачем ей грудь поцеловал, недоумок? — спросил мой учитель, правда, без злости.

— Красивая, — просто ответил я.

— Эх, молодость, молодость, — вздохнул магистр. — А ты знаешь, — он со смехом повернулся ко мне, — теперь я лучше понимаю Гронда. Ты просто ходячая неприятность для себя и окружающих. Вот ты польстил местному вождю, а знаешь ли ты, что про это донесут великому хану?

Тоже мне открыл новость, подумал я, рассматривая спину шаманки, которая почувствовала мой взгляд и передернула плечами, пытаясь скинуть его с себя.

— Я не льстил, — ответил магистру, — просто сказал, что он достойный воин и для своего племени великий. Ну а для великого хана я мошка, которую он не заметит.

— На пиру тебе придется туго, — закончил поучать меня Луминьян. Зато подъехал граф.

— Студент, я понимаю, что вы, нехейцы, дикие горцы и мало дружите с головой, но ты — это что-то! Ты за пятнадцать рисок трижды приговорил себя к смерти. Назвал вождя великим муразой, попал на пир и присосался к груди шаманки. Если тебя прибьют, я даже бутылку вина, которую мы везем хану, выпью от радости.

— Всем смертям не бывать, а одной не миновать, — спокойно ответил я.

Граф только покачал головой.

— Я понимаю, зачем тебя с нами отправили. Ты скажи, что произошло у шатра? — успокоившись спросил он.

— Не знаю даже, что и сказать, — задумчиво ответил я.

— Расскажи, что видел, — уже строго приказал граф.

— Пришли четверо орков, среди них был молодой шаман, перли прямо на меня. Я им сказал, чтоб шли прочь, а шаман обозвал меня соплей и стал летать. Летал-летал и превратился в скелет. Пришел другой шаман, старый. Покалечил наших орков и тоже стал летать. Вот и все, что я видел, — насупившись, ответил я.

— Ты местному шаману сказал, чтобы он ушел с твоей дороги? — посол смотрел на меня, как на дурака или самоубийцу.

— Тан, — я гордо поднял голову, — пусть я нехеец, но я дворянин и мне не пристало уступать дорогу тем, кто не выше меня по рождению!

Мару тан Саккарти посмотрел на меня как на безнадежного идиота. Покачал головой и, пришпорив коня, ускакал вперед.

— Что ты задумал, ученик? — тихо спросил магистр. Вот же интуиция у старика, мне оставалось только удивиться.

— Учитель, я хотел спасти шаманку, тут приходили по ее душу. Я отвлек внимание на себя. — Мне пришлось сказать ему правду, этот метис всегда чувствовал, когда ему лгали, да и врать ему мне не хотелось.

— Тяжелую ношу ты взвалил на себя, юноша, — подумав, ответил он, — пусть боги тебе помогают, — и он осенил меня священным кругом.

Мы приблизились к нашему лагерю. Граф, встретив статного воина из отряда "Степные варги", показал рукой на меня и сказал:

— Шолвей, видишь этого юношу?

Тот внимательно на меня посмотрел и кивнул головой.

— Если будет шуметь и нарушать порядок, убейте его, — сказал так спокойно, как если бы произнес: "Налейте ему цвара".

Я посмотрел на воина, оценивая его как бойца, он тоже посмотрел на меня.

— С этим могут быть проблемы, — неохотно ответил "варг", — юноша вошел в род Гремучих Змей, и кровная вражда с орками нам ни к чему, господин граф.

Посол удивленно посмотрел на меня:

— И когда ты все успеваешь, студент?

Мне не хотелось спорить с послом, и я промолчал. А что я мог ему сказать? Что валяю дурака, чтобы помочь своему новому роду? Так меня все засмеют. Поэтому отвернулся и устремил свой взор на раскинувшуюся вокруг нас степь. Красота!

Ленея, услышав предостережение хумана, сначала не поверила, но проверив по амулету, растерялась. К ним шли старший ученик верховного шамана и трое воинов. Они собирались затеять ссору и убить братьев. Это были кровники, и кровники не из здешнего племени. Значит, их подстерегали, и старший шаман сивучей был с ними заодно. Ее не тронут, но братьев убьют.

Она собрала все свое мужество и только хотела заступить дорогу врагам, как неожиданно вперед вышел этот балбес, прибившийся к ним в род по воле нелепого случая, и нагло заявил: "Прочь с дороги!"

Ленея внутренне застонала: ну куда ты вылез, дурачок? А когда он назвал будущего верховного шамана племени выпердышем (где только слово такое оскорбительное взял), она поняла: им всем конец. Но конца не случилось. Старший ученик вдруг стал летать, и пока все смотрели на шамана, она смотрела на хумана. А тот стоял как ни в чем не бывало и только нес разную чепуху. А когда в полет отправился сам верховный шаман, она поняла: без вмешательства малыша тут не обошлось. Значит, он владеет каким-то неизвестным колдовством, решила она. Когда он стал говорить с ханом, она подумала, что поспешила с выводами о хумане. Он все же дурень — назвать одного из вождей великим муразой! Ну и подарочек послали ей предки! А потом этот гад ущипнул ее за задницу, за такое она отрубила бы руки любому орку. А ему не смогла, и мало того, она опять подставила свою грудь. Никто не видел, как он ее ущипнул, но многие видели, как она хитро и ловко повернулась. Будь проклят тот день, когда она вошла в трактир и встретила этого ушлого парня. О предки, что ей делать? Вот гаденыш едет и пялится на ее спину. Она нервно передернула плечами.

У своей палатки она сказала Угрызу:

— Позови сюда стервеца, и, если он быстро не придет, ему же будет хуже.

Я расседлал лошадей и стал чистить мантию магистра. Да что ее чистить, провел щеткой, прочитал заклинание, и она снова как новая. Достал свой костюм, купленный в Азанаре, зеленый, его еще ни разу не надевал, и приготовил на вечер. Увидев мой наряд, магистр хмыкнул:

— А ты не бедствуешь, нехеец.

— Не бедствую, учитель, — согласился я. — Мне хватает. А вы? — вдруг спросил я.

— Магистры не могут быть бедными, — усмехнулся учитель. — Но иногда не хватает. Старые книги, артефакты древних стоят дорого, — вздохнул он, — а остальное просто суета.

— Не скажите, мастер, это с возрастом оно становится суетой. А так очень даже да! — закончил я.

— Что — да? — уставился на меня учитель, не понимая всей глубины моих слов, но в словах глубины не было, она утонула в невысказанных мыслях. Потом его осенило: — Ты про баб? Тогда да, — засмеялся он. — Пару тысяч одолжишь? — вдруг спросил он серьезно.