Зодчий. Книга II - Юрий Александрович Погуляй

— По меткам работаем, ваше благородие. У нас они не чета армейским, конечно, но тоже что-то могут. Вот только я всё равно не понимаю, к чему вы клоните.

— Спасибо, господин Вепрь, — сказал я ему.

В груди распирало так, что дышать было сложно. И то, что раздувало мне грудную клетку, очень хотело творить. Я прямо слышал голос прошлого Михаила Баженова, который всю свою жизнь под откос пустил. А сейчас подсознательно молил о работе.

Памятуя, какие полезные вещи он способен делать, я должен был отыскать хоть какую-нибудь тварь и успокоить этот неуместный творческий зуд.

Но прежде мне необходимо было добраться до Конструкта. Он вот-вот должен получить шестой уровень, а это значит, что я могу позволить себе Экспансионный Узел. Который очень скоро может понадобиться.

Потому что, чует моё сердце, война с бароном у меня всё-таки будет. Так как она мне нужна.

Глава 8

После обеда на пороге моего дома оказался низкорослый смуглый мужчина, лет сорока с небольшим. Он с растерянным видом стоял у крыльца и то и дело оборачивался на дорогу. Там, неподалёку от статуи мутанта-артиллериста, расположилась молодая женщина, а рядом с ней непоседливо скакала девочка лет восьми.

Подниматься на ступени мужичок не спешил, топтался нерешительно.

— Чем могу помочь? — спросил я, открыв дверь.

— Здравствуйте! Мне сказали, что где-то здесь господин Зодчий обитает… Вы не могли бы его позвать? — заискивающе заулыбался гость.

— Зодчий — это я.

— Ой. Такой молодой⁈ Ой! Простите! Это… Господин Зодчий. Я Володька Молотов, из Погребков. Это… Я…

— Вы техномант, — подсказал я, сразу определив дар мужчины. Так, Погребки — территория Фурсова. Интересно.

— Да… Я… Ну он. Короче, да! Это…

Он почесал затылок, собираясь с мыслями.

— Наверное, дико прозвучит, но… Я с одним человеком говорил. Он сказал, что от вашего имени говорит. Чудной такой американец… Вы же знаете, о ком я? — с надеждой спросил он.

Я покивал:

— Конечно, конечно. Барон Дигриаз мой хороший друг.

— Он… Такое говорил. Ну… Вы правда готовы давать жильё и место работы? Ну… Для специалистов. Он… Ну так сказал…

— Всё верно, Владимир… Простите, не знаю, как вас по батюшке.

— Германович я. Владимир Германович Молотов. Но не надо по батюшке, чего уж там. Мы люди простых кровей, неблагородные, — чуть оживился техномант. — С нами просто можно. Я это… Механик. У меня небольшая мастерская… была… И вот. Я пришёл. Могу работать! И жена у меня толковая! На учительницу училась в Кобрине! С дитём сейчас сидит, но… Оно как бы вы понимаете, не навсегда же… Сгодится. Мы же вдолгую, не перелётные птицы. Мой отец в Приборово жил, дед его жил. Я вот… Хотя разве то жизнь?

Он с горечью махнул рукой:

— Давно хотели сниматься с…

— Вы со своим оборудованием? — поинтересовался я, и техномант опустил глаза.

— Да какое там… — посетовал Молотов. — Всё мы с Юленькой моей бросили… Закрыли двери, ставни, мастерскую, самое ценное похватали да ушли, пока никто не видит. Ну а как взять, что, а? Вон, Михайлов же на машине собирался ехать, загрузился. Думал через Малориту выезжать, да потом по платке скоробогатовской прямиком до вас. Края ж родные, говорил, чего куда-то далеко ехать, когда рядышком такое чудо дешёвое. Простите, ваше благородие.

Он замялся и продолжил:

— Но вот как прознали в деревне, куда он… Ну так и пришли за ним. А Михайлов же… Он такой, знаете, без страха в голове. Дурак. Взял да брякнул им, что у вас условия лучше. Побили его сильно, ваше благородие. И пасеку его сожгли в отместку. Так что… Нельзя было со своим, понимаете?

— Кто побил? — мягко спросил я.

— Дык, фурсовцы, из охраны местной. И так сделали некрасиво. Народ собрали, показывали Михайлова всем, предупреждали, мол, кто только подумает послушать американца и к вам соберётся за лучшей жизнью, тем житья не будет. Сильно обозлились они на вас, господин Зодчий.

— И вы уехали?

— Ну а как там остаться? Чтоб девочки мои в таком жили? Чтобы потом у папки спрашивали, а почему мы живём так, а не иначе? Лучше всё потерять, чем так вот дни коротать. Ну и куда мы пойдём? В город? Кому мы там нужны-то? А здесь всё рядом. И здесь же они нас не тронут. Не тронут же?

— Не тронут, — я посмотрел на молодую женщину с ребёнком. Она сидела на походном рюкзаке с потерянным видом. Дочка прыгала рядом, что-то увлечённо рассказывала маме, и та отсутствующе отзывалась на бесконечные вопросы. Ну, Фурсов, собачий ты послед… Вот не зря нас судьба столкнула. Жалко, что не в Хрипске командуешь. Быстрее бы разобрались.

— Зови своих и пойдём, — сказал я. — Американец вам не врал. Мне действительно нужны специалисты.

— Сию минуту, ваше благородие, сию минуту! — он замахал рукой, привлекая внимание супруги. Та не замечала, зато жесты папы увидела дочурка, подёргала маму за руку, и через минуту они обе уже шли к нам. Правда, женщина вдруг остановилась и с недоумением показала на лежащий рюкзак.

— Дурья моя башка! — воскликнул Молотов. — Одну минуточку, ваше благородие.

Он поспешил к семье, затем схватил тяжеленный рюкзак, и вскоре все трое были передо мной.

— Как тебя зовут, малышка? — спросил я у ребёнка. Та похлопала ресницами, покосилась сначала на маму, получила кивок одобрения и тихонько проговорила:

— Серафима.

— А я дядя Зодчий, — улыбнулся я девочке, посмотрел на родителей и бросил:

— Идёмте!

Мы зашагали в сторону недавно построенных таун-хаусов. И чем ближе подходили, тем больше недоверия появлялось на лицах взрослых, да и маленькая Серафима, когда я подошёл по свежевыложенной дорожке к двери, с подозрением спросила:

— Дядя Зодчий, а зачем мы сюда идём? Тут ведь живут какие-то богатые дяди и тёти. Они нас прогонят.

— Не прогонят.

Я открыл дверь в дом, а затем вложил ключи в руки Владимиру. Его супруга медленно встала на пороге растерянно озираясь. А вот Серафима с восторгом влетела внутрь и закричала:

— Мама! Тут лесенка! Настоящая лесенка! Ух ты!

— Ваше благородие, это… Взаправду? — тихо спросил Молотов. — Мы… Можем тут жить? Просто так?

— Десять процентом от прибыли мои, — улыбнулся