Отчаяние. Том 1 - Say Latto

за всё это время — с надеждой на выживание.

Сначала дыра просто дышала. Распухала в темноте, как нарыв. Её рваные края стали двигаться — нет, не от ветра, не от давления — сами. Изнутри.

Треск.

Кусок бетона, выдранный как зуб. Медленный, уверенный звук: бетон царапает бетон. И щель становится шире. Чуть-чуть. Почти незаметно.

Чавк.

Убитую тварь дернули снова. Шея уже наружу, плечи вытащили.

С той стороны их грызли. Грызли с фанатичной яростью. С утробным наслаждением. Как псы на бойне.

Я слышал, как они хрустят. Не просто едят — рвут. Перетирают плоть в кашу. Кто-то чавкал зубами, кто-то тянул когтями. Они работали слаженно. Без слов. Без разума. Как голод.

Я стоял перед дырой, с ребром в одной руке и старым кинжалом в другой. Бетон хрустнул снова, ещё кусок рухнул вниз. Пыль взвилась в воздух, забилась в горло. Я закашлялся, сплюнул что-то густое и красное.

И тогда она полезла.

Очередная. Без предупреждений. Просто голова в кадре. Словно кто-то резко перелистнул страницу, и она уже тут. Пасть распахнута, клыки — как гвозди из гнили, глаза светятся внутренним голодом.

Я вонзил ребро ей в щеку.

СКВОЗЬ.

Мясо не выдержало. Плоть пошла волной, как желе. Тварь застыла, но не отступила — я выдернул клинок и она меня сразу цапнула, порвала мне рукав и почти кожу. Я отпрыгнул и ударился об стену, отшвырнул её ударом ноги, полоснул снова. Кровь хлынула, горячая и мерзкая. Воткнул ребро в шею и выдернул.

Она завизжала. И тут же — дёрнулась и затихла.

Рванули. Снаружи.

Утащили.

На сообщения от системы перед глазами уже перестал обращать внимание. Просто нет смысла от них.

Всё повторилось.

— Следующая, — прошипел я.

И она полезла.

У меня не было пауз. Не было времени подумать, отдышаться, почистить оружие. Я просто дрался. Каждая новая тварь — новая порция боли, крови, визга и гари. С каждой секундой я чувствовал, как тело уходит. Плавится. Сдаётся. Но руки двигались. Автоматически.

Следующая тварь — кинжал в горло, потом — ребро между глаз.

Тварь с наростом на башке — бей по глазам. Всегда по глазам.

Их было много. Слишком.

Бетон снова треснул.

Щель стала шире. Не просто трещина — уже полноценный пролом. Снаруи кто-то копал, толкал. Лапами. Спинами. Жопами. Всё, чтобы влезть, проломиться. Мне казалось, я слышу их язык. Или не язык — стон. Общий, коллективный. Мы хотим есть. Мы идём.

Я шёл по кругу. Сражался. Падал. Поднимался. Иногда — успевал только добить. Иногда — убивал наперегонки с жующим окружением. Иногда — резал просто из страха. Не потому что мог. Потому что не мог не резать.

Рёбра ломались. Мясо жарилось на жаре фонаря. Дыра становилась пастью, жующей бетон и плоть.

И тогда пошли парные.

Сразу две.

Одна лезла сверху, другая снизу. Они не выжидали — просто рвались. Пасть на меня. Когти лап в потолок. Брызги слизи на лицо, на руки, в глаза.

Я ударил левую — она застыла.

Правую — не успел.

Меня повалили. Меня рвали. Меня кусали.

Я ударил ребром вбок. Ударил в морду. Ещё. Ещё. Мясо трещало. Зубы ломались. Слизь покрыла лицо — я не видел.

Но бил.

Пока не стихло.

— У… у-бит… — пробормотал я. Голос сорвался.

Я рухнул на колени. Блевал кровью. Лицо — это было просто каша. Под ногтями — чёрная слизь. Спина горела. Но я дышал.

И ещё одна лезла.

Я поднялся.

— ДАВАЙ! — заорал я в дыру. — ВСЕ! ВСЕ КО МНЕ, СУКИ!

В бою теряется время. Не остаётся места для цифр, часов, логики. Только бой. Только удар. Только смерть.

Я не помнил, сколько их убил. Пять? Десять? Двадцать? Может, больше. Иногда они не влазили. Иногда лезли через верх. Иногда отбрасывали одну, ещё живую, и влетала другая. Удары — как молоты. Лезвия — как продолжение рук.

Пока...

Трещина остановилась.

Бетон больше не падал. Дыра осталась прежней.

И твари не лезли.

Только чавканье снаружи. Слабое. Еле слышное. Как будто стая устала. Или насытилась.

А потом — хлопки крыльев.

И тишина.

Глухая, вязкая. Давящая.

Я стоял. Один. В крови. С ребром в руке. С лицом, вырезанным из боли.

Фонарик мигнул. Аккумулятор почти умер.

И тогда я увидел через дыру — рассвет. Тусклый луч из узкой щели между плитами. Тёплый. Почти нереальный.

Я рассмеялся.

— Утро…

И рухнул на пол, в мутную жижу из слизи, говна, крови и потрохов.

Минут пять я просто лежал в этой каше.

Потом кряхтя поднялся, нашел свой рюкзак, который плавал где-то в говне. Хорошо, что он не промокаемый.

Черт, да я по щиколотку уже проваливаясь!

И стал выбираться наружу.

Кое как удалось вылезти.

Упал на спину. Все тело болит. Спать хочется не выносимо. Глаза слипаются.

Хочется просто лечь и умереть.

Но нельзя!

Я поднялся на локтях не выпуская из рук клинок и ребро и осмотрелся.

Вокруг тоже месиво. Обглоданные туши куриц. Около двух десятков. Повсюду кости и потроха. Все залито кровищей и слизью.

Над дырой на высоте метра полтора висят карты.

- Пиздец... - Пробормотал я вставая.

Собрал карты и не глядя сунул в карман.

Мне бы отмыться. Меня сейчас любая тварь учует. В хибаре вряд-ли есть вода.

Значит либо идти в ближайший город, либо искать озеро.

Так, телефон.

Вытер кое как руки о траву и достал телефон из кармана.

Он тоже весь заляпан, но работает.

Как смог вытер и открыл карту.

Ага, рядом озеро, в километре и до городка ближайшего не далеко. Девять километров.

Озеро. Озеро звучит как мечта. Как ванна с пеной, только без пены, без ванны и с шансом, что в ней кто-то уже живёт. Типа тварей с жабрами, щупальцами и заниженной самооценкой.

Я кряхтя поднялся. Всё внутри зудело и гудело, как будто тело — это старая колонка с проводом, который вот-вот отвалится. Каждое движение — маленькая пытка. Но надо. Надо идти. Пока могу.

Телефон показал направление. Я махнул компасом в голове, пнул какую-то особенно жирную куриную голову и побрёл.

Кровь подсыхала на коже. Слизь липла к одежде. Пах я как бомж после вечеринки на бойне. Меня могли учуять с орбиты. Даже если на орбите сейчас только мухи.

Прошёл метров сто — захотелось сдохнуть.

Прошёл ещё — привык.

Потом ноги начали идти сами. Как будто мозг отдал командование коленям и ушёл в отпуск.

Озеро было ближе, чем казалось.