Удельный князь - Яр Серебров

Всё что хотел, показал и даже больше. Оставив за скобками лишь гаубицы и бомбомёты. Продемонстрировал и стрельбу ядрами, Рапира с одного выстрела пробивала кирпичную стенку и дюжину сосновых щитов из досок поставленных друг другом. Более чем прозрачный намёк присутствующим что их крепости более таковыми для меня не являются. Заодно и грамоту на удел продемонстрировал от дяди, и договор с Новгородом о уступке мне Мурманового брега и земель по озёрам Онего и Ладоге что совокупно с владениями в Веховских землях превышало площадь Московского княжества… в двенадцать раз. Эти документы и демонстрация военных возможностей оказала на гостей самое что ни на есть, живительное действо в результате которого все спорные пункты были улажаны в течении дня.

— Иван Иванович. Обратился я к Короткополу и взяв его под локоть повёл пожилого мужчину в шатёр. Нам бы с тобой последний вопрос обсудить, треба. Наедине.

— Мстиславушка мы вроде усё по полону решили полюбовно.

— Не об полоне речь веду. Я расстелил перед Короткополом карту. — Пращур твой, Роман Ольгович. Отобрал у нас земли исконные, земли вековечные.

— Какие земли!? Переяславский князь сделал непонимающий вид.

— А вот эти. Я водил пальцем по карте. — От реки Суходрев, до Протвы на севере. На восток же до реки Нары. От села Фоминское, до Оки реки.

— На то купчая есм! По кону усё сделано.

— И где та купчая? Азм что-то не нашёл. Ты Иван Иванович не кипятись. При Менгу-Темуре сила за Рязянью была, а ныне она за Москвой и… мною. Городов тама не много, не обеднеешь.

— Как так не много! Боровск, Верея, Луга, Вышгород, Кременец… Сёл и погостов без счёту!

— А чье те города то? Твои ли. Московские бояре тама который год заправляют, не твои. Долгов города те накопили без счёта. А много ли тебе оттуда мыта перепадает, а?

— То не твоё дело!

— Нет, то моё дело! Потому как тебя я ещё могу стерпеть на севере, всё же сродственники, а Мономашичией уже нет. Нет у тебя сил края дальние удержать, нет серебра в казне и воев маловато. Не сдюжишь ты супротив Москвы. Год, другой и сломают через колено. Верею отдашь за резаны ломанные как Серпухов и Коломну, как Лопасню и Каширу. Окстись, Москва Смоленск подмяла, Брянск, Вязьму. Думаешь ярлык Владимирский Константину Суздальскому отдадут! Хрена-с два! Я показал ему дулю. У Московских бояр в Сарае усё схвачено. Тверь сломали, а следящий по счёту град Переяслав твой.

— Не бывати тому!

— Бывать не бывать, не тебе сие решать. Уходят ужо старые времена и порядки. Ныне каждый князь под себя гребёт. Тако и быть, дам тебе две тысячи рублей, а коли откажешься от спорных земель по Упе до Дона прибавлю ешо шесть оков колец кольчужных и осмь тысяч, стрел калёных.

— Мстислав, ладно Верея. Дикое поле к чему тебе потребно! Тама Товлу-бея кочевья.

— Тама ныне ничья земля, а ранее наша была наша, Черниговская. Посему лишней не будет. Тебе на неё всё одно сил не хватит.

— Нет!

— Нет так, нет. Тогда стрелы и броню отдам Пронским, они посговорчивей будут. Дам им трубу огненную. Один раз твои Глебовы врата мы взяли, возьмём и второй.

— Ты не посмеешь! Ты клялся.

— Тебе что ли клялся? Азм тебя спас от поругания и смерти, а ты решил двумя пудами свинца откупиться. Не, тако не пойдет Иван Иванович. У Пронских я просил два года мира для тебя, а не для себя. Прощай князь. Жаль, не сговорилися по пустяку.

— Постой, Мстислав. Иван Иванович поймал меня за руку. — Не горячись. Согласен я.

[i] Взять его.

Стоять!

Обновленные границы княжества Мстислава Сергеевича ( синим ) Москва,красным штрихом.

Границы земель у озёр ( красным) , планируемые водные пути и существуещие гати (синим).

Нурманский берег ( синий)

Эпилог

Ферганская долина.

Жемчужина Средней Азии выглядела словно вернулись страшные временя покорителя Вселенной. Темир медленно шёл по знакомым с детства улицам и на его глаза наворачивались слёзы. Брошенные дома и зияющее черными провалами окна, над городом стояла дымка от пожарищ закрывающая Солнце. Дома добрых людей подвергались нашествию мародёров, а тех стариков кто ещё оставался там безжалостно лишали жизни. Чумные трупы валялись повсюду. Никакое врачебное мастерство не помогало, правда и болезнь не проходила одинаково. Сколько он уже видел смертей! Некоторые, неспособные сопротивляться, умирали в тот же день, иные и через несколько часов. Тех же, кто сопротивлялся два или три дня, сначала охватывала жестокая лихорадка, и в таких случаях болезнь переходила в голову... У других, черное зло нападало не на голову, но на лёгкие, и тотчас же начиналось воспаление, причинявшее очень острую боль в груди. Мокрота выделялась вперемешку с кровью, вместе с отвратительным запахом изнутри. Обожженные горло и язык чернели и наполнялись кровью... На плечах и предплечьях возникали гнойники, у некоторых на челюсти, а у немногих на других частях тела... Показывались черные волдыри. Самые слабые покрывались черными пятнами по всему телу; у некоторых пятна были малочисленными, но очень заметными. Пытавшие лечить черную смерть лекари вскоре сами становились её жертвой никто и ничто не мог остановить её страшную поступь.

Следуя советам князя Темир и его люди пили лишь чистую воду пришедшую через много слоёв шерстяной ткани с порошком серебра. Руки и ноги покрывала плотная ткань плотно хватывающая лодыжки запястья. На привале костюмы меняли на новые, а старые долги кипятили в чане с кипятком куда его молодых помощники наливали вонючую жижу. На лицах его людей были одеты колпаки со стёклами к которой прикручивались малые тарелки пропитанные вонючей ватой. Руки облегали плотные перчатки. Темир каждый вечер благодарил аллаха что он дал ему в дорогу таких упрямых помощников. Если бы он не настояли, если бы не заставили одевать в жару на себя всё это он был бы мёртв, а так. Так появилась надежда не только забрать отсюда родных, но и вернуться к сыну. В соседнем городе, Чусте, он нашёл старых друзей что быстро собрали караван в Кураминские горы. С них верблюды и батыры, с него батраки. Полсотни оборванцев обошлись в три сома,в разоренном крае хватает