Крыса в лабиринте - Римма Кульгильдина

На песок приземлился небольшой вертолёт и из него, в деловом костюме и щёгольских туфлях, выпрыгнул отец Эммы. Увидев его, девушка скинула медицинский плед и побежала к нему, увязая в песке и рыдая.

— Я всё-таки нашёл тебя, — шептал мужчина, крепко прижимая дочь к себе и гладя её по волосам. — Малышка моя, я тебя нашёл.

Он повёл её к вертолёту. Уже у самой дверцы повернулся и крикнул:

— Ольга! Роман! Загружайтесь!

Один раз ребята рассказали всё, что с ними случилось.

Сидя ночью в гостиной родителей Эммы, когда её мама ушла спать, а отец достал и поставил перед ними коньяк. Напиваясь дорогим алкоголем, словно водой и плача, они в три голоса вывалили на отца Эммы всю историю без купюр.

— Мда, — сказал он после долгой паузы, дав ребятам успокоится. — А говорят, параллельных миров не существует.

Он сидел в глубоком кресле и немигающим взглядом смотрел на догоревшие в камине поленья.

— Идите спать, ребят. Не думаю, что эту историю надо ещё кому-нибудь рассказывать.

Тут он поднял голову и посмотрел на Сызоева.

— Ты сказал, Гений фотографировал и делал записи? Можно посмотреть?

— Фотографии стёрты. Только его заметки. Но… я не отдам Вам его телефон, — встав с ковра и вытащив из кармана телефон, сказал Сызоев.

— Мне просто интересно, что он записывал. Я при тебе прочитаю.

На следующий день девушек отправили в санаторий. Сызоев отказался. Замкнулся в себе. Ему без проблем оформили отпуск за свой счёт, и он практически закрылся в квартире. Хвала доставке, ему даже не обязательно было выходить на улицу.

Через две недели, когда он зарос и осоловел от мрачных мыслей, в его дверь настойчиво застучали.

— Сызоев, открывай! — голос Эммы был твёрд.

Роман натянул застиранную футболку и треники и поплёлся к входной двери.

За порогом стояли обе девушки. Ольга тут же вошла в квартиру, потеснив Ромку плечом.

— Так нельзя, Рома, — с укоризной сказала Эмма. — Жизнь, твоя жизнь продолжается.

В четыре руки девушки быстро прибрались в квартире и посадив Сызоева чистить овощи, принялись готовить ужин. За разговорами, в процессе которых Ромка сначала отмалчивался, а потом потихонечку стал включаться, прошёл вечер.

Налив всем вина, Эмма снова вышла в прихожую и вернулась с набитой бумагами холщовой сумкой.

— Что это? — поинтересовался Сызоев.

— Фотографии. Наши фотографии. Старые и не только. Помнишь, перед своим днём рождения я затащила вас на фотосессию? Хотела подарок сделать. Мне на днях принесли эти снимки. Правда, там нет Яна. Но есть Гений.

Они перебирали воспоминания до глубокой ночи. И провожая девушек к такси, Сызоев полной грудью вдохнул ночной воздух и подумал, что Эмма опять права. Жизнь продолжается.

Через год Сызоев получил разрешение посетить тот самый частный пляж. Он приехал. На этот раз не по воздуху. На машине. Долго бродил по пляжу. Искупался. И сидел на берегу до темноты, перечитывая заметки Гения в телефоне. Он суеверно держал его полностью заряженным и никогда не расставался. В сотый раз перечитав всё написанное, просто смотрел на закат.

Внезапно телефон осветился входящим сообщением. У Сызоева затряслись руки, и он чуть было не выронил его в воду. Стараясь унять дрожь и выровнять дыхание, он, закрыв глаза, несколько раз глубоко вздохнул. А когда открыл, не поверил, что сообщение всё ещё в телефоне. Просто смотрел на заблокированный экран телефона, где немым укором за медлительность светилось входящее сообщение. Он смахнул, чтобы разблокировать экран. Во входящем сообщении была фотография Яна. Таким его Сызоев никогда не видел. И одна фраза:

«Бро, пусть тебя оставит грусть. Жизнь продолжается. Гений».