Пока летит монета - Ольга Войлошникова

толпа детей в серых холщовых одежонках. Рабы.

— Благородная госпожа гостит в хозяйском доме, господин! — торопливо выкрикнула старшая, лет десяти, и сжалась, затряслась, ожидая, видимо, что страшный человек немедленно сожрёт их живьём.

Лодки, подгоняемые магами, торопливо приткнулись к берегу. Мужики мрачно оценивали подготовленную картину.

Дед подошёл к барону, встал рядом, уперев руки в бока, и выразил общую мысль:

— Это ещё что за херня?

— П*доры, бл*дь… Детей вперёд выставили… — только и сказал Вова, и кивнул трясущейся девчонке, — Показывай: где тут хозяйский дом?

ВОЛЬНОМУ — ВОЛЯ!

Я была несказанно рада, что муж пришёл так быстро. Ну не понравились мне скандинавские дома, я же говорила. К тому же, судя по запаху, кроме людей там периодически обитал ещё кто-то типа овец, а может даже кур — и это до конца не истреблялось никакими средствами. Хочу домой. Тёплую ванну, прижаться к мужу и нормально выспаться. И отключить, наконец, внутренний контроль периметра — пусть у Тиредора об этом голова болит! Поэтому глухой удар со стороны пристани и последующее затишье я восприняла как сигнал под кодовым названием «наконец-то!» Девчонки, видимо, тоже, потому что все дружно ломанулись сперва надевать свои лучшие одежды (хрена ль мы их с собой пёрли⁈), а потом — на крыльцо, как раз чтобы увидеть, как по дороге к конунгову дому поднимаются наши прекрасные мужчины. И самый первый — мой! Самый лучший, самый красивый, самый-самый мой родной!

— Солнце моё!!! Как я рада, что ты пришёл!

Вокруг плакали и смеялись эльфийки, Индолен повисла на Андринге с международным криком «Папа!» Дед убедился, что я жива-здорова, и возглавил кольцо охраны. Ванька и Игорь стояли рядом с ним, сжимая свои луки и сурово оглядывая словно вымершие улицы — чисто снайперы.

Муж поцеловал меня осторожно, стараясь не испачкать меня и ребёнка. Расписные они, конечно были по самое не могу: в крови (преимущественно чужой и немного своей), грязи и саже…

— Любимая… Я был готов пустить всю эту шваль на ремни.

Я хмыкнула.

— Знаешь, конунг признал меня и внезапно сделался очень предупредительным…

— Сука он, твой конунг. Детьми прикрылся.

— Ты не злись, милый. Я обещала им заступничество. И… Это я им сказала детей поставить. Иначе ты бы тут устроил, знаю я тебя…

Вовка немного отстранился:

— Зачем?

— Зачем-зачем… Затем, что нельзя убивать всех подряд, наверное? Не знаю. Пожалела?

— Эх, ты…

Я вручила ему спящий кулёк (чё уж там, отмоемся!) и села на лавочку. Похлопала по сиденью рядом.

— Видишь ли, милый… Мы же могли и не ходить. Взять, хотя бы и тупо усыпить их всех. Лечебный сон.

— И шомполами в ухо?

— Ага, — это юмор у нас такой, вы не подумайте.

— Но?..

— Но наша вёльва Индолен чётко сказала, что в нашем будущем нет зла. А ещё…

Я не успела договорить. Из-за угла дома показался угрюмый Хродвальд, за которым шёл молодой Хродвальдссон, тащивший какой-то объёмистый свёрток. Муж встал, возвращая мне ребёнка.

Конунг остановился напротив барона и хмуро сказал:

— Здравствуй, Белый Ворон!

Вова молча ждал.

— Дважды я был обязан тебе жизнями — своей и жизнью моей Сигрун, хоть ты об этом и не знал. А благодаря твоей жене теперь ещё и жизнью моего сына. Назови свою виру, Ворон — за спасение моего сына, за свою женщину и… за жизнь моего дурного брата…

На последних словах Вова склонил голову чуть вбок и вопросительно посмотрел на меня.

— Угги Медная башка, — пояснила я, — Подозреваю, что имя дано не потому что он рыжий.

— Да тормоз он, бл*дь, — совершенно по-человечески с досадой сказал Хродвальд.

Барон неопределённо усмехнулся, огляделся по сторонам и резюмировал:

— Богато живёте…

Конунг покраснел, но сдержался. Кивнул сыну.

Парень поставил перед нами свёрток, откинул пестротканое покрывало.

— Хугин и Мунин*, — скорее констатировал, чем спросил Вова.

*вороны Одина

— А с той стороны, наверное, Гери и Фреки*? — поинтересовалась я; лень было вставать.

*северные волки Одина

— М-гм… — Это утверждение.

В покрывало была завёрнута резная колыбель. Новенькая. Полная золота колыбель. В основном украшения, всё больше в древнескандинавском стиле, но мелькали и монеты, и массивные цепи. Некоторые вещицы были довольно занимательными.

— Это всё, что у нас есть, — Хродвальд говорил, не поднимая глаз. Не соврал, кстати.

Пауза начала затягиваться. Наконец барон, словно пересиливая себя, сказал:

— Ради доброго сердца моей супруги и её сло́ва, я согласен принять этот дар за её беспокойство. Но за угрозу жизни — ей, моему сыну и моим людям — я возьму только жизнями, — конунг побледнел, и это было видно даже сквозь густой бронзовый загар, — Я забираю людей. Пригони на пристань рабов со всех работ и всех, кто сейчас в рабских сараях, без различия пола и возраста. Эти люди теперь мои.

— Это, кстати, я тебе и не договорила, — сказала я мужу, пока мы шли к морю, — Индолен настаивала, что мы должны были сюда попасть — чтобы вернуться с людьми. Люди, милый! Самый главный и наиценнейший ресурс!

Толпа на берегу была большая и разношёрстная, человек двести точно, не считая мелких детей. Здесь были и давнишние рабы, и те, которых под самое утро доставили-таки четыре отставших драккара. Большая, неорганизованная, напуганная толпа. Хм.

— А ну, сели все и заткнулись! — рявкнул Вова.

Хорошее тут эхо, кстати, второй раз за сутки убеждаюсь. На пляже стало тихо. Люди опустились на колени, и сели на пятки, тревожно следя за мрачной, словно увеличившейся баронской фигурой. Меня же мучил вопрос: как мы их будем транспортировать? Ну как? Драккары экспроприируем?

Мы ещё не успели обменяться новостями последнего дня, поэтому открывшийся словно светящиеся двустворчатые двери Ванин портал был для нас потрясающей новостью.

— Дамы — вперёд! — скомандовал Вова, и наши эльфийки пошли красиво, как королевы. Поклясться могу, изо всяких укрытий за нами сейчас следили многие десятки глаз.

— Лика, возьми ребёнка, я Ваню подстрахую.

— Хорошо, госпожа!

Я встала рядом с сыном, положила руку ему на плечо. Да, произошёл не просто прорыв — огромный скачок в даре, я бы сказала! Не буду вдаваться в непонятные подробности, но если потоки энергии направить вот так… Я углубилась в сознание сына, пытаясь помочь, дать почувствовать… магический ветер, что ли?.. вот как назвать это совершенно нематериальное ощущение… и пропустила начало движения серо-пёстрой толпы. Пара наших бойцов поднимала десяток за десятком и бодро загоняла в портал. На той стороне их принимали и рассаживали рядами по десять, прямо на песке.

Произошла какая-то заминка. Девушка плакала и заламывала руки.

— Живее, сучьи потроха! Хотите чтобы портал схлопнулся и порвал вас пополам? — подбодрил застрявших барон.

Испуганные такой перспективой мужики в потасканных серых рубахах побежали, волоча плачущую девку за собой.

Ну, ещё пара десятков… Последний… Всё! Остались только наши.

— Серегер, справишься?

— Обижаете, господин барон!

Серегер вступил в одну из местных лодочек и даже не садясь (ах, как рисуется, засранец!) добрался до нашего корабля. Рыбка, управляемая эльфом, описала красивую дугу и набирая скорость ушла на запад.

На берег вышел мрачный Хродвальд.

Вова снизошёл до краткой прощальной речи:

— Предупреждаю тебя, конунг. Серебряное озеро отныне входит в сферу наших интересов. Завязывай с разбоем, если не хочешь, чтобы всё кончилось как в Бирке. Заходим. Кельда — вперёд.

На этот раз я не стала спорить. Домой, скорей домой!

С ПРИБЫТКОМ

Портал закрылся, отрезая Хедебю с его правителем, угрюмо стоящим посреди пустого пляжа.

Мы у себя! Слава всем богам!

Но оставалась ещё одна тема — сидящие большим прямоугольником в несколько рядов люди. Наши воины, не расслабляясь, продолжали держать их в кольце.

Новенькие были сильно похожи на тех, с кем мы ехали в трюме — побитые, покоцанные, местами поломанные и поголовно в шоке. Старенькие, одинаково обряженные в серое тряпьё, были наполнены страхом вперемешку с робкой надеждой на лучшее. Эти были сплошь недокормленные, особенно дети. Нет — не так, чтобы бухенвальд, но… видать каша на воде и рыба по праздникам, мда… Одна только выделялась среди остальных. Та, которая ревела перед порталом. Розовощёкая, ладная девка. Она и сейчас ревела — молча, только по щекам беспрерывно катились огромные слёзы. И села чуть в сторонке, насколько это позволял баронский приказ. Ну-ка…

Ох, как интересно!!! Рагнейд Уггидоттер! Что, Угги, думал: рабов пожалеют