"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Русанов Владислав Адольфович

Тётка, активно жестикулируя, стала объяснять, что ему следует ждать тут и никуда не уходить, а учёный смотрел на неё и тупо улыбался. В конце концов, она, вероятно, сочла свою миссию выполненной и покинула помещение. Кириллу оставалось лишь придумывать, чем бы заняться — из-за двери, обитой для тепла шкурами, слышались голоса, но слов разобрать было нельзя. Ничего интересного, кроме бочек, вокруг не было, и учёный решил заняться их исследованием. «Тара явно местного производства. Из чего же сделаны клёпки: тополь, лиственница? И что можно хранить в такой посуде? По общей логике, конечно, в бочке должна быть солёная рыба. Однако таковой здесь быть не может, поскольку соль привозная и очень дорогая. Тогда что же? Ягоды? Но зачем их так много? Вот у этой крышка неплотно — ну-ка посмотрим...»

Продолжить исследование не удалось — дверь на улицу распахнулась.

— Э, ты чо тут?! Кто таков?

Разглядеть против света было трудно — кажется, это было молодой плечистый парень с короткой русой бородкой. Кирилл испытал некоторую неловкость — его застали как бы лазающим по чужим бочкам.

— Во, бля, нехристь забрался! — раздался новый голос. — Средь бела дня, паскудина!

— Ну?! Ташши суды засранца — ща вломим! — прорисовался ещё один участник. — Р-развелось этих тварей — житья нету!

— Не, ну шо б днём?! Страх забыли, бляди!

— Ничо, ща напомним! Сюды его!

Кирилл был схвачен за шиворот и буквально выкинут на улицу. По ходу дела ему дали пинка, что сразу же отшибло у него желание что-то объяснять и оправдываться. Он оказался на плотно утоптанном снегу двора в окружении трёх молодцов — для них данный термин был, пожалуй, самым подходящим. Это были парни лет 25, высокие, широкоплечие и... Ну, в общем, в народе про таких говорят, что они «сытые» или «кровь с молоком», — в здешних местах это редкость. Кроме того, растительность на лицах и головах была аккуратно подстрижена и расчёсана, можно было сказать, что ребята «в чистоте себя держат». Кроме того, штаны и рубахи на них были из ткани, а кожаные сапоги явно не местного производства. «Наверное, так должны выглядеть дворовые холопы у доброго барина, — подумал Кирилл. — Раскормленные и наглые. Сейчас они будут меня бить — просто так, для забавы...»

Ребята встали как бы в вершинах треугольника с Кириллом в центре.

— Ну и рожа! — удивился один. Он зачем-то поплевал в ладонь, прежде чем свернуть её в кулак. — Отродясь таких не видел!

— Ничо, ща поправим! — откликнулся другой. — Спорим, с первого положу?

— Хе! — отозвался третий. — Со свинчаткой-та и дурак сможет! Ты так попробуй — говнюк-то не мелкий, не как в тот раз!

— Да чо там! — усмехнулся второй и перекинул кастет в левую руку. — Лягет как шлюха! Спорим?

— Полштофа у Сидора — давай! — принял вызов оппонент. — Тока с первого!

У Кирилла всё-таки возникла мысль продемонстрировать знание языка и объяснить парням, что он не воришка, что его позвали и велели ждать. Он, правда, сразу же и усомнился в убедительности таких аргументов: кто, собственно говоря, его позвал и чего велел ждать? Обдумывание этой мысли заняло ровно столько времени, сколько удалому детинушке потребовалось, чтобы шагнуть вперёд и с молодецким замахом врезать ворогу «по сусалам».

От удара Кирилл уклонился, но обнаружил, что двигаться ему плохо — на ногах болтаются меховые торбаза. Их веса он давно уже не чувствовал, но сейчас они именно болтались, поскольку там — в избушке — он развязал ремешки, чтобы дать ногам отдых. Пока парни гоготали над промахом приятеля, учёный успел дрыгнуть одной, а потом и другой ногой, избавляясь от обуви. Он оказался босиком на снегу, но ощутил не его холод, а то, что сцепление с грунтом имеет место быть — и хорошее! Ноги же сделались невесомыми, словно пушинки. И Кирилл запрыгал, затанцевал, как на ринге. В этой обретённой лёгкости растворились все соображения о целесообразности, об опасности и безопасности — бить себя он больше никому не позволит! Даже ценой жизни! И уж тем более вот этим наглым рожам!

Некоторое время парни махали кулаками, оскальзываясь на снегу и матерясь, — попасть по подвижной, как ртуть, мишени всё никак не удавалось. Задор их быстро сменился досадой и злобой, они сообразили-таки, что их трое против одного, и подались вперёд, сокращая дистанцию со всех сторон. Похоже, играть им уже расхотелось, пора было просто бить.

Осуществить это благое намерение не удалось — подступившего сзади парня Кирилл, не оборачиваясь, лягнул пяткой в пах, а тому, который был прямо перед ним, быстрым боковым ударом снёс на сторону носовой хрящ. Глубоким нырком он ушёл от удара третьего противника, но не ударил в ответ, а на мгновение встретился с ним глазами. Кирилл многозначительно усмехнулся и обозначил удар ногой в пах. Последовало инстинктивное защитное движение, лицо оказалось открытым, и Кирилл со смаком врезал парню в глаз.

Следующие секунд двадцать-тридцать шло просто избиение — все парни были на ногах, каждый пытался наносить удары противнику, но координация у них была нарушена, основные усилия тратились на то, чтобы не упасть. А Кирилл долбил и долбил — одного, второго, третьего. Наносил точные короткие удары, не способные отправить в нокаут, но мозжащие мягкие ткани, ломающие передние зубы. Наконец один поскользнулся и упал, другой, пытаясь сохранить равновесие, опустился на колено. Третий стоял, покачиваясь и прикрыв кулаками подбородок. От боксёрской стойки его поза отличалась тем, что корпус оставался открытым — бей на здоровье! Кирилл так и сделал — от всей, как говорится, души.

Вместе с последним ударом пришла мысль, что за такое удовольствие можно заплатить очень дорого. «А плевать!» — подумал Кирилл и с маху врезал босой ногой в голову тому, который стоял на колене. Парень хрюкнул и повалился, как куль.

Бить больше было некого, если только не лежачих, и мелькнувший было страх — «звоночек» инстинкта самосохранения — взял своё: учёный начал оглядываться, чтобы понять, откуда на него сейчас навалится возмездие. Никто почему-то не бежал к нему с колом или саблей в руках. Из ружей тоже никто не целился, зато у распахнутой двери стоял Мефодий и какой-то высокий незнакомец в чёрном бараньем (!) тулупе, накинутом на плечи. Дяде этому было, наверное, слегка за сорок, и выглядел он рядом с замызганным служилым сущим барином.

— Вишь, Федот Петрович, прям как я те сказывал! — обратился Мефодий к новому персонажу. — Коли согласен, так чтоб без обиды!

— Ступай! — последовал небрежный жест, а затем кивок Кириллу: — А ты — зайди!

«Не иначе, местный хозяин, — сообразил учёный. — Держится барином и при этом помыт, побрит и причёсан. Пожалуй, такого я здесь ещё не видел — то ли в этом веке все ходили зачуханными, то ли успевали опуститься, добравшись до этих мест. Но плевать я хотел на всех бояр и господ! Где моя обувь? »

Пока Кирилл подбирал свои торбаза, пока прыгал на одной ноге, надевая их, Федот Петрович наблюдал за ним с эдакой усмешечкой — то ли одобрительной, то ли снисходительной. Потом он повернулся и пошёл внутрь, а учёный последовал за ним.

Обстановка помещения, в котором они оказались, потрясала своей роскошью, особенно по сравнению с убогим внешним видом строения. А роскошь заключалась прежде всего в том, что здесь было тепло без дыма! Добрую треть помещения занимала печь, сложенная из речных валунов, скреплённых глиной, а в свод была вмазана железная труба, уходящая вверх сквозь бревенчатый потолок. Данная труба прямо-таки заворожила Кирилла — она была целиком склёпана из различных кусков металла. По сравнению с этим произведением наличие на столе бумаги, чернильницы, перьев и двух свечей в подсвечниках с отражателями выглядело бытовой мелочью.

Хозяин повесил тулуп на деревянный гвоздь возле двери, обошёл стол и опустился в некое подобие кресла, накрытое оленьей шкурой шерстью вверх.

— Садись — в ногах правды нет!

— Не понимаю язык нелюдей, — откликнулся Кирилл заготовленной фразой по-таучински. Он продолжал разглядывать трубу и массировать правую кисть. — Если ты человек, то и говори со мной по-человечески!