Сын помещика 2 (СИ) - Семин Никита

Валентина шла в свою комнату, внутренне вся дрожа. И она не знала от чего больше — страха, предвкушения или ожидания чего-то… чего-то… Дальше мысли девушки пасовали, а воображение рисовало совсем уж фантастические картины. В них был и ее первый поцелуй с красавцем Романом, и даже — прогулки под луной, заканчивающиеся страстными объятиями, и как она стоит за руку с юношей перед алтарем, и… Да много всего, от чего замирало девичье сердце, а внизу шла сладкая истома. И как Кристина могла упустить такую партию? Но ей же лучше! Дядя дал ей добро на самые решительные действия, лишь бы Роман не отказался и от нее. Какие — он не уточнял, оставляя все на волю самой Валентины.

— И что надеть? — прошептала она себе под нос.

Ей хотелось поразить Романа. Так, чтобы он смотрел на нее восхищенными глазами. Но какое у нее есть для этого платье? Лучше всего конечно подходило рождественское. Очень красивое, с корсажем, обрамленным ромашками, и пышной задней частью, которая шлейфом тянется за тобой при движении. Вот только оно уже было мало для Валентины. Но может все же попытаться в него влезть? Девушка закусила губы от досады и переживаний.

— Стефа! — крикнула она служанку. — Стефа, где ты?

— Слушаю, госпожа, — прибежала запыхавшаяся баба лет сорока.

Она служила нянькой у девчат и все девушки Уваровых привыкли, что эта женщина могла решить почти любую бытовую проблему.

— Стефа, мне нужно мое рождественское платье. Срочно! Мне будут делать портрет!

— Уже бегу за ним, госпожа, — кивнула баба.

Пока ждала служанку, Валентина вся извелась — подойдет ли оно ей, или придется искать иной вариант? А может, удастся быстро его расшить? Чуть-чуть буквально, чтобы она влезла, все же она успела подрасти за полгода с рождества.

Когда Стефа вернулась, Валентина уже вся извелась от переживаний.

— Вот госпожа, — протянула баба платье. — Надушить его?

— Ты еще спрашиваешь? — фыркнула девушка, тут же скидывая с себя одежду.

Оставшись в одних коротких панталонах, она схватила платье и с замиранием сердца принялась его натягивать на себя. Стефа перебирала флакончики с духами в комоде девушки, выбирая наиболее подходящий аромат. Наконец она нашла тот, что по ее мнению лучше всего подходил к платью, добавляю образу глубину. Само платье было пастельных тонов, из атласной ткани. Когда женщина повернулась к Валентине, та почти смогла натянуть платье на себя. Лишь в районе груди оно жало девушке. За последнее время «женская гордость» у Вали выросла как минимум на размер, и сейчас она еле помещалась в корсаж. Он и так должен был подчеркивать грудь, а тут чуть ли не выдавливал ее наружу. Вроде и небольшая, всего второй размер, но визуально из-за маленького корсажа она казалась еще на размер больше.

— Что же делать? — чуть не плача повернулась она к служанке.

— Госпожа, а кто вам будет делать портрет?

— Роман Винокуров.

— Тот самый, о котором вы томно вздыхаете по вечерам? — хитро улыбнулась баба.

— И ничего я не вздыхаю! — смущенно воскликнула девушка.

— Если вы хотите его очаровать, то так даже лучше. Поверьте мне, мужчины падки на женскую грудь, словно младенцы. Он глаз от вас не сможет оторвать! И когда уедет, точно будет вас вспоминать и желать вернуться.

— Точно? — с надеждой и подозрением посмотрела Валентина на свою няньку.

— Вот вам крест! — с жаром кивнула служанка и перекрестилась, подтверждая свои слова.

— Но это как-то… слишком вульгарно. Разве нет? Не подумает ли он обо мне плохо?

— У юношей в этом возрасте весь ум в штанах, уж не сочтите за дерзость. Про ваш моральный облик он будет думать в последнюю очередь! — сказала Стефа.

Из-за отсутствия у девочек матери Леонид Валерьевич оплатил курсы для Стефы хороших манер и правильного слога, чтобы та стала примером для своих подопечных. Поэтому если закрыть глаза, можно было и не понять по ее речи, что она из крестьянок. Хотя иногда и проскальзывала в ее словах простая речь.

— Может, мне румяна нанести? — когда платье было одето, судорожно спросила Валентина.

— Вы же знаете, госпожа, сейчас в моде естественная красота. Если желаете, то можно, но немного. Уж слишком у вас румянец все лицо покрыл. Высветлить кожу надобно.

Когда все приготовления были завершены, девушка махнула Стефе рукой, чтобы та позвала Романа. Ну теперь — будь что будет! Главное, не опростоволоситься и не разочаровать столь милого ее сердцу парня.

Безмолвная, но от того не менее сильная реакция окружающих на то, что я буду рисовать Валентину в ее комнате, подстегнула мой мыслительный процесс. И через минуту я понял, в чем дело. Ведь меня зовут в женскую комнату! К молодой девушке! На пике полового созревания! Тут и в будущем родители от подобных свиданий своих детей старались оградить, чтобы те «дел не натворили». Что уж про текущее время говорить. Но неужели Леонид Валерьевич этого не понимает? Ой вряд ли! А вот «застукать» меня за какими-нибудь неприличными приставаниями к своей племяннице и потребовать жениться — вполне может, как мне кажется. Или я слишком плохо о нем думаю?

Мне пришлось ждать почти час, пока Валентина готовилась. За это время мне все же удалось перекинуться парой слов с отцом наедине. И он подтвердил мои мысли:

— Конечно, девице нельзя оставаться одной наедине с мужчиной, особенно незамужней. Да и замужней с чужим мужчиной не стоит. И уж тем более — в собственной спальне. Однако я не думаю, что вы будете там одни, — успокоил он меня. — Все же Леонид Валерьевич никогда не допустит урона чести для своих девочек.

Так в итоге и оказалось. Когда через час за мной пришла старая служанка и провела меня в комнату девушки, то не стала никуда уходить, а осталась в комнате, присев на стул в углу. Вроде и не мешает, но при этом мы под ее чутким надзором находимся.

А вот наряд самой Валентины меня поразил. В том смысле, что если бы не присутствие служанки, я бы точно решил, будто меня хотят соблазнить и потом женить. Выглядело оно конечно шикарно. Платье обтягивало талию, но не до крайности, как корсет. Спереди было коротким, чуть ниже колен, зато сзади простиралось еще на полметра по полу. Рукава длинные, а вот в районе груди было хорошее такое декольте. Еще и сшито платье было так, чтобы «поднимать» грудь девушки. И то ли ей оно было маловато, то ли так и задумано модельером, но моему виду предстало два полушария: словно мячики стиснули и наполовину засунули в платье. Валентина заметила мой взгляд и отвела глаза в пол.

— Вам нравится? — прошептала она.

— Выглядите чудесно, — признал я.

Хотя и видно, что она еще девочка и только начала оформляться, но если так и дальше пойдет, превратится в писаную красавицу. Года через два.

— Начнем? — спросил я ее, на что получил согласный кивок.

Мольберт с холстом был уже на месте, так что мне оставалось лишь подойти к нему и приняться за работу. Вот только вид девушки спровоцировал у меня довольно фривольное настроение, и захотелось над ней немного подшутить. Но в рамках, чтобы не обидеть. Достав лист тетради, я положил его поверх холста и быстро зарисовал несколько скетчей. Ничего серьезного, лишь контуры разных поз. Вот только каждая из этих поз была довольно… провокационна. На одной была изображена поза сидящей девушки, откинувшейся назад с упором на руки. Грудь при этом выставлена вперед, напоказ, а голова повернута вверх, словно девушка смотрит в небо. На другом скетче девушка наоборот — будто легла вперед на скрещенные руки, прогнулась в спине и подняла попу. Третий — полубоком, с упором на одну руку, одна нога выпрямлена, а вторая согнута и поставлена на нее, свободная рука при этом находится под грудью, как бы приподнимая ее и подчеркивая. И в таком духе было нарисовано еще два скетча.

— Валентина Андреевна, подойдите, пожалуйста. Нам нужно выбрать позу, как вы будете выглядеть на портрете, — улыбнулся я и поманил девушку.