Адвокат Империи 16 - Ник Фабер

— Сегодня взял, — сообщил мне Браницкий. — Турбированная V-образная десятка на семьсот лошадок. С нуля до сотни за две и три десятых секунды.

Ну круто, чё. Ни дать ни взять. Но всё равно такие вот вычурные ракеты не по мне. Слишком… заметно, что ли. Слишком броско. Выпендрёж сплошной.

— Кстати, я тебе говорил, что ты паршиво выглядишь? — как бы между делом поинтересовался Браницкий.

— Получше, чем ты, когда на том складе валялся… — парировал я.

— В меня стреляли вообще-то, — последовал его возмущённый ответ. — И не один раз. Я там кровью истекал. И истёк бы, если бы один чересчур сердобольный засранец не решил поиграть в благородство. Мог бы прийти на пару минут позже…

— Чтобы что? — перебил я его, наблюдая, как за окном проносится лес.

— Чтобы дать мне сдохнуть…

— Ой, опять ты начинаешь. Ты себя в тот момент вообще видел? Да мне даже просто пнуть тебя в тот момент стыдно было бы. Всё равно что псину раненую добить.

— Эй, можно повежливее?

— Нельзя, — фыркнул я. — И вообще, ты уже вдоволь за мой счёт повеселился. С тебя хватит. Моя очередь.

— Справедливо, — хмыкнул Браницкий и деловито воткнул другую передачу. Двигатель сразу заурчал громче, а машина ещё больше ускорилась. — И всё равно, выглядишь ты паршиво.

— Ты сам-то свою рожу в зеркале видел? Кстати, а чего твоя Реликвия не может эти ожоги убрать?

— Без понятия, — лаконично ответил Браницкий. — С того дня, как я пустил по ветру своего папашу, они со мной. Как напоминание о том дне, когда я семейку в утиль сдал. Ты лучше ответь мне на вот какой вопрос, Александр.

— М-м-м? — без какого-либо интереса промычал я.

— Что ты почувствовал, когда убил своего брата?

В этот момент всё хорошее настроение, которое у меня до этого момента было, довольно быстро закончилось.

— Не твоё дело, — произнес я и, даже не глядя в его сторону понял, что этот мерзавец сейчас улыбается.

— Ну за исключением того, что я сам был бы не против отправить его на тот свет, и правда не моё, — сказал он. — Но ты подумай вот о чём. У вас же с ним одна и та же сила. Так?

— И что?

— И то. Разве ты не думал об этом?

— О чём, Браницкий? — устало вздохнул я. — Мои мысли сейчас касаются только трёх вопросов. Получить лицензию. Найти подарок Ксюше на Новый год. И открыть наконец собственную практику. Всё. Выполню все три и буду счастлив.

— Чёт как-то мелковато, — выдал он своё заключение.

— А мне как-то плевать, — хмыкнул я в ответ. — Мне этого достаточно.

— Поразительное отсутствие амбиций…

— Ой, иди ты знаешь куда…

— Куда?

— Знаешь куда, — закончил я. — Это вы тут носитесь. Империю спасаете. Тёмные свои делишки аристократические мутите. Спасибо большое, давайте без меня. У меня есть своя цель в жизни, и я её придерживаюсь…

— Стать адвокатом?

— Стать лучшим в профессии, которая мне нравится, — поправил его. — А иначе нет смысла и пытаться.

— Просто «быть» тебе, значит, недостаточно?

— Просто «быть» всегда недостаточно, — спокойно произнес я.

— Но ты подумай вот о чём, Александр. Такая сила…

Браницкий свернул с шоссе на съезд, который вёл к городу.

— Ты ведь можешь подчинить себе любого. Мужчины сделают всё, что ты скажешь. Женщина ляжет с тобой в постель и будет гореть от страсти. Только прикажи ей. Разве у тебя никогда не появлялось мысли…

— Не появлялось, — перебил я его. — И я хорошо видел, что Андрей делал с людьми, которых брал под контроль.

— Это вызвало у тебя возмущение?

— Это вызвало у меня отвращение, — сказал я. — Мне не нужны чужие жизни. И женщин я себе в постель тащить насильно не хочу.

Вот как ему сказать, что мне глубоко плевать. Вот просто наплевать. Я живу своей жизнью. Вроде не раз и не два уже говорил. Так нет, всё равно тупые вопросы проскакивают.

— Не хочешь, чтобы окружающие видели в тебе опасность?

Хороший вопрос. И ответ на него у меня тоже уже имелся.

— Не вижу большой пользы в том, чтобы быть, как ты выразился, опасным, — съязвил я, на что он покачал головой.

— А вот тут, Александр, ты очень сильно ошибаешься.

— Вряд ли…

— А я говорю, что ошибаешься, — с нажимом повторил Браницкий, сбрасывая скорость и останавливаясь на светофоре.

— А, ну да, конечно же. Я же совсем забыл, с кем говорю. С твоей точки зрения я должен быть опасным. Страшным! Чтобы быть готовым угрожать людям. Похищать их. Заставлять играть в глупые и опасные игры, иначе причиню боль им и их близким…

— Ты должен быть способен на это, — перебил меня Браницкий. — Никто же не говорит, что ты обязан это делать, так ведь? Видишь ли, Александр, ты обязан представлять опасность. Иначе у тебя ничего больше не останется. Ничего. Если ты не способен на насилие, не способен на то, чтобы использовать свою силу, то в твоём самоконтроле нет ничего…

— Хорошего? — предложил я.

— Высокоморального, — продолжил он. — Если ты не способен на насилие, если ты не силён, то в твоём мирном взгляде на жизнь нет достоинства. Твой самоконтроль ничего не стоит. Если ты силён, то ты обязан себя контролировать, понимаешь, к чему я веду? Не путай слабость с высокой моралью. Я безобидный, а значит хороший. Нет! Это не так работает. Безобидный — значит слабак. А в слабости нет ничего хорошего. Хорошо — это когда у тебя есть сила и самоконтроль. Когда люди знают, что есть предел, перейдя который они столкнутся с фатальными для себя последствиями. И трижды после этого подумают, стоит ли этот предел переходить. Теперь понимаешь, к чему я?

Хм-м-м. Что-то в этом есть. Ну если, конечно же, перенести эту извращённую логику на самого Браницкого. Слишком уж хорошо я помнил, как именно отреагировал народ на приёме у Распутина после его феерического появления.

Тем не менее я всё ещё не очень понимал, к чему этот разговор. На первый взгляд, сидящий