"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Русанов Владислав Адольфович

Разговор постепенно сделался более оживлённым и дружеским, а потом посетители были запущены во внутреннее помещение. Кирилл, «держа марку», сначала послал их куда подальше, но, получив в виде аванса полуведёрный жбан вонючей жидкости, согласился-таки «справить дело».

Дело же это было следующим. С командой капитана Петруцкого в Коймский острог прибыл «неволей взятый» (то есть приказом назначенный) обольский казак Семён Морозко. Сюда же по осени пришли годовальщики — положенный год (а на самом деле 3-4) отслужившие казаки из Айдарского острога. Им предстоял путь в «родные» селенья — как бы на отдых, как бы к хозяйству и семьям. Один из этих годовальщиков — Лука Палёный — за определённую мзду (две лисы сиводушчатых, пять рыжих да два соболя) согласился «поменяться службой» с Морозко. Данная сделка — вполне легальная — должна быть закреплена на бумаге. Более того, поскольку происходит передача матценностей из одних рук в другие — по сути свершается акт купли-продажи, — должен быть уплачен соответствующий налог в государеву казну.

Что в таких случаях полагается писать, Кирилл, конечно, не знал, но Морозко, видать, не первый раз откупался от немилых сердцу назначений и смог продиктовать положенный текст. Потом служилые заспорили, кто из них должен платить «десятину» и какой ей быть — лисицей рыжей или неполной шкуркой соболя. Дело происходило при свете жировой плошки, поскольку дефицитные свечи писарю выдавались лишь для «дел государевых». Кирилл и буквы-то на бумаге различал с трудом, не то что лица посетителей — только голоса и слышал. После их убытия он обнаружил, что принесённую бурду пить не может — ягодную бражку чёрт знает чем «крепили», да и уксуса в ней оказалось больше, чем спирта. В общем, свой гонорар он сменял у охраны на две копчёные гусиные ноги и очень жалел потом, что продешевил.

— А хоть и Палёный, — усмехнулся казак. — Всё нутро уж промёрзло!

— Ладно, одевайся!

— Угу... Дык эта... Авуспр юмо нивер! Не с киру емн зеб оп лезем итьхо...

— Что?! — вскинул голову Кирилл.

Далее последовала короткая немая сцена: сидя на корточках, учёный пытался понять смысл этих звуков, а голый казак стоял напротив и как бы целился ему в лицо «вилкой» — растопыренными средним и указательным пальцами левой руки. «Данный жест не опасен, — сообразил Кирилл, — поскольку для тычка в глаза слишком далеко. Между пальцами что-то темнеет — татуировка, наверное. Скорее всего, именно её служилый мне и демонстрирует». На этом сцена кончилась.

— Да ни чо... — с некоторым разочарованием произнёс пленный. — Справу мою верни! Не с руки мне без неё по земле-то ходить...

— Обойдёшься пока, — усмехнулся Кирилл. — Что же ты в Икутск-то не пошёл, а? Ждут тебя там, наверное? Ой, ждут не дождутся, да?

— Знамо дело, ждут, — кивнул служилый и добавил тоном, даже не претендующим на искренность: — Жена, детишки, хозяйство опять же — всё догляду требует. Да, вишь, дело-то какое: весточку я получил, будто целовальник должок требует, а я без прибытку. Ить заберёт нехристь коровёнку, а то и избу в казну отпишет — как жить-то? Вот и удумал я послужить ещё малость — авось поправлюсь!

— Детей-то у тебя пять или десять? — в тон ему поинтересовался Кирилл. — Одевайся, поехали!

Он надеялся, что правильно разгадал не меньше половины увиденного и услышанного. В частности, понял смысл шрама на лбу у казака. «Как хотите, господа судьи, но на пожаре такую травму получить невозможно, даже если на голову упадёт горящая балка с крыши. Это похоже на действие сильной кислоты или расплавленного металла — свинца либо олова. Зачем и почему? А потому... Скорее всего, таким варварским способом уничтожено клеймо — буквы, татуированные глубоко в кожу. Штуки, которыми клеймили преступников, я видел в музее и, пожалуй, знаю, что это были за буквы. Их всего три: ВОР».

Дорога в дефиле — труднопроходимой узости — заняла ещё часа полтора. Можно было пройти и гораздо быстрее, но Палёный сказал, что с упряжными оленями обращаться умеет, и Кирилл передал ему «бразды правления». Получалось у служилого довольно плохо, но учёный терпел — уж очень ему не хотелось поворачиваться спиной к новому знакомому. Наконец, ущелье кончилось, и первое, что Кирилл увидел на заснеженном просторе, — маленький табор из грузовых и беговых нарт. Олени были распряжены и копытили снег — все, за исключением того, который был забит и освежёван. Как вскоре выяснилось, таучины решили организовать ритуальную трапезу — этакую тризну по погибшим соратникам.

— Это чтобы мне, значит, в «верхней» тундре хорошо пилось и елось, да? — догадался Кирилл.

— Конечно! — подтвердил Чаяк. — Чтобы тебе и Ымгычу было на ком ездить и во что одеваться. Но ты решил остаться с нами, и это — хорошо!

— Да, наверное, неплохо, — согласился Кирилл. — А что случилось с Ымгычем? И где остальные нарты?

— Дух моря забрал их к себе... Взял половину нашей добычи.

— Так это, значит, он провалился? Я видел след...

Сразу выспрашивать подробности подобных происшествий у таучинов не принято — должно пройти некоторое время. Впрочем, представить всё было нетрудно — тяжело груженная нарта ушла в воду и утянула за собой переднюю, к которой был привязан олень. Парень-таучин в зимней одежде и кожаных доспехах вряд ли смог бы выплыть, даже если б захотел.

— Где мы будем делать тхуту-кай этого менгита? — сменил тему Чаяк. — Он должен стать хорошей жертвой!

Кирилл покосился на пленного — кажется, лицо казака при этих словах... Ну, не побледнело, конечно — чему там бледнеть под бородой, усами и загаром? — а как бы напряглось, одеревенело. «Он что, по-нашему понимает?! — удивился учёный. — Вряд ли, скорее просто знает обозначение таучинского ритуала пыточной казни. Ну-ну...»

— Оставим его до возвращения домой, Чаяк, — плотоядно улыбнулся Кирилл. — Он может пригодиться нам здесь. Только помни сам и предупреди людей — этот менгит очень опасен. Мне кажется, он не соблюдает никаких правил чести — даже своих, менгитских. Нельзя допустить, чтобы он видел нас всех спящими одновременно.

— Может, подрезать ему жилы?

— Наверное, так и придётся сделать, — кивнул Кирилл, — но не сейчас. Пока просто присматривайте, а я попробую узнать у него что-нибудь важное.

После обильной трапезы (пленный рубал сырую оленину за милую душу) сам собой организовался военный совет с очень простой повесткой дня: как действовать дальше? Очень быстро выяснилось, что решить ничего нельзя, пока не будет известно, что собираются делать русские. В частности, попытаются они отбить назад свой боезапас или нет. Посему старшие решили отправить молодёжь обратно к морю — посмотреть, что там и как. Самим же оставаться пока на месте, так как двигаться куда-то с грузом нет смысла: в открытой тундре мавчувены легко догонят караван на своих беговых нартах. Здесь же для нападения им придётся сначала протиснуться сквозь каньон, в котором ничего не стоит их задержать даже такими малыми силами.

Парни поставили походный полог для своих предводителей и уехали на двух упряжках, отпустив пастись остальных оленей — корма им здесь, кажется, хватало. Кирилл поспал часа полтора, после чего занялся расспросами пленного. В первую очередь его, конечно, интересовали возможные планы Петруцкого. К сожалению, ничего утешительного не выяснилось.

Как оказалось, российский воинский контингент изначально был направлен из Обольска не в Коймский острог, а в Айдарский. Маршрут между этими пунктами хорошо освоен: двигаться надо сначала вверх по Койме, а потом на восток — водой или сушей. На пути этом живут в основном ясачные мавчувены, у которых всегда можно «подхарчиться» и «взять подводы». То и другое иноверцев, конечно, не радует, но бунтовать они давно уже не решаются, так что дорога почти безопасна. Когда выяснилось, что Петруцкий ведёт войско в другую, считай, сторону — на север и северо-восток, — народ чуть не возроптал, но убоялся, поскольку капитан — человек армейский — казачьи вольности на дух не переносит и чуть что «берёт в батоги», а то и штрафует в счёт будущих «премиальных».