Кондитер Ивана Грозного - Павел Смолин

- Они, батюшка, - подтвердил я.

Нету арматуры, только «деревяшки». Запомним.

- У нас чаще «основанием» или «подошвою» фундамент называют, - продолжил урок древнерусского языка Николай. – Свои-то слова они как-то привычнее да правильнее.

- Запомню. Спасибо, батюшка келарь.

- Батюшка Николай уж тогда, - шутливо приосанился келарь. – А то я-то тебя по имени зову, а ты мне «келарь» да «келарь».

Репутационный левел-ап, как в тех богомерзких японских играх, в которые играл мой горе-сыночек: там девок рисованных на свидания водить нужно, называется – «романсить». Нет бы с живой девушкой уже сойтись, тьфу! Ладно, я сам виноват – надо было воспитывать нормально.

- Спасибо, батюшка Николай, - поблагодарил я келаря за оказанную честь.

Под дальнейшие разговоры про тандыр и его преимущества – дрова экономит, хлебушек запекается быстро и так далее – время до завтрака пролетело быстро, и мы втроем проконтролировали процесс нарезки, сервировки и «подачи» хлебушка на столы. Запивается это все квасом да киселем. Первый плюс-минус такой же, потому что рецепт почти не изменился, а вот второй отличается от привычного мне совсем. Здесь он не сладкий, потому что «квасится» (точнее - "киселится") из злаков. В нашем случае – ржи, но на Руси в большом почете и овсяный с гороховым. А еще он не вязкий, а густой настолько, что его впору резать ножом. Проходит по категории «еда», и насчет «запивать» это я по привычке: кисель можно найти почти в каждом доме, и он составляет изрядную долю рациона средневековых русичей. Монастырь – не исключение, и кисель здесь сопровождает каждый прием пищи. Кисель настолько важен, что я пару раз слышал от окружающих в обоих временах (пусть в XXI веке кисель свои позиции и сильно утратил) поговорку «с ним и в могилу».

Ну а квас столь же повседневен, как и кисель, но является полноценным напитком. По всей Руси его пьют цистернами, гораздо охотнее, чем воду – предки люди наблюдательные и конечно же заметили, что шанс подхватить желудочно-кишечное заболевание от воды куда выше, чем от кваса.

А какое разнообразие! Только в одном нашем монастыре варят хлебные (очевидно), ягодные – сейчас, кстати, сезон ягод, и мы регулярно ими лакомимся – яблочные, грушевые и несколько видов «пряного» кваса: с мятой да хмелем. Отдельные, склонные ко греху послушники да трудники (а еще крестьяне, за которыми никто особо не присматривает) порою перегоняют квас, получая алкогольный его вариант, который так и называют – «крепкий квас». Но это уже, конечно, не ежедневный напиток для всех от мала до велика.

Завтрак прошел как обычно, под чтение «поучений» дежурным монахом. В отсутствие «богатырей» право сидеть за одним столом с самим игуменом я утратил, но батюшка келарь, не забыв своего обещания подтащить меня повыше по социальной лестнице выбил мне местечко за вторым по почету столом, где сидят важные для монастыря ремесленники да опытнейшие повара во главе с Михаилом. С краешка сижу, да, но это лучше, чем коротать трапезы с послушниками. Нет, они отличные, добрые люди, но мне бы к элите, там мне привычнее. Да я самому Президенту на бизнес-форуме руку жал, грамоту от него имею за вклад в развитие района, и это не считая совершенно неприличного количества наград от губернаторов и мэров, а меня с голытьбой в один ряд ставили! Нет уж, мне надо вон туда, «одесную» от самого Его Высокопреподобия, да чтобы он сам мне в тарелку лучшие кусочки подкладывал!

Хотя бы потому, что сам их прожевать не может из-за проблем с зубами – батюшке игумену специально нарезают и трут продукты помельче. Улыбнувшись, я с удовольствием вгрызся в краюху хлеба – есть у меня одна идейка как сильно понравиться Его Высокопреподобию, нужно только с кузнецом потолковать, справится он или нет.

***

К моменту, когда мы уселись обедать, я был мокрый как мышь, привычно-«копченый» от дыма очагов и уставший настолько, что с ужасом думал о том, что завтра этот кошмар повторится.

Хороший запас времени позволил нам не опозориться, заставив Его Высокопреподобие ждать обеда. Но какой ценой! Ладно, «ценой»-то невеликой: так, немного стандартных порезов, парочка закончившихся синяками столкновений между непривыкшими к новой планировке послушниками, обильное бурчание опытных кухонных работников, которым все эти перемены вообще не уперлись и все мои ментальные и физические силы.

Если бы отдельные бородатые личности меня откровенно не стебали, прося помощи в нахождении висящего прямо перед их глазами инвентаря и по другим надуманным поводам, я не вымотался бы так и на треть. Стебут, сволочи, валенками топорно прикидываются, но приходится держать лицо и делать вид, что я этого не замечаю. Батюшка келарь на происходящее взирал отстраненно, то ли как своеобразное испытание меня воспринимая, то ли армейский принцип «инициатива имеет инициатора» зародился нифига не в Красной армии.

Сейчас Мясоед, а батюшка игумен имеет некоторую склонность к чревоугодию (уверен, он очень усердно отмаливает этот грех), поэтому питание сейчас трехразовое. С ужином проблем не будет – там в меню хлебушек с киселем да остатки овощей с обеда. Нормально, жить можно – по паре часиков борьбы с толоконными монашьими лбами в день я легко выдержу.

После обеда обитатели монастыря работают, как, в принципе, и все остальное свободное от Служб, сна и приема пищи время. Наша закадычная троица новаторов и рационализаторов пищевого производства – не исключение. Батюшка келарь привел нас на внутренний двор «столового» здания, где послушники при помощи досок, столбов и жердей огораживали дальний уголок, чтобы никто тандыра не увидел раньше времени. Правильно: дела тишину любят, особенно новые и полезные.

- Ярослав, Ярослава сын, - представил низкорослого, но компенсирующего это завидной широтой плеч и очевидной с первого же взгляда силой волосатых ручищ русоволосого бородача лет тридцати батюшка келарь.

Натуральный дворф!

- Лучшего каменщика во всей округе не сыскать, - отрекомендовал «дворфа» Николай. – Отрока сего, - кивнул на меня. – Гелием зовут, он на «грека» обижается.

Каменщик ухмыльнулся, а я фыркнул – юморист, блин.

- Здрав будь, Гелий, - протянул мне каменщик лапищу.

Не сломал бы.

- И ты здрав будь, Ярослав, - протянул я в ответ.

Каменщик сжатием мою тщедушную ладошку проверять на крепость не стал – полагаю, потому что неспортивно.

Одет Ярослав в классическую одежду послушника – длинный, до пят, наглухо застегнутый подрясник