Столичный доктор. Том VII - Алексей Викторович Вязовский

На столе появились салями, французский багет, а из саквояжа — бутылка вина. Обслуга вагона первого класса не обманула ожиданий: сразу появился официант, который молча принес посуду и бокалы, словно заранее предчувствовал.

— Потянуло, — усмехнулся я, и добавил серьезнее: — Кажется, что-то намечается с Японией. Плохие у меня ожидания.

— Война? — приподнял брови Гиляровский, разливая вино.

— Не исключено.

Мы обсудили политику. Оказалось, Владимир Алексеевич всегда на пульсе событий, даже во время туристических поездок. Его комментарии были язвительными, но точными.

— Помните, как государыня скончалась после родов в девяносто седьмом? — вдруг спросил он, доставая вторую бутылку. — Две девочки остались, а наследника нет. Император совсем затворником стал, ушел в себя. Говорят, бумаги подписывает машинально, кабинеты почти не созывает. А тут Сергей Александрович подсуетился...

Он сделал паузу, будто прислушиваясь к завыванию ветра за окном.

— Великий князь Сергей — человек железный, — продолжил он. — В Москве уже показал, как умеет «наводить порядок». В Совете он чувствует себя хозяином, а царь будто доволен. Смерть супруги превратила его в тень. Посты, богомолья... Даже о новом браке слышать не хочет. Наследника нет, и не предвидится. И что делать? Менять павловский закон о престолонаследии?

Я молча кивнул. Многое из этого я знал. Но детали из уст Гиляровского обретали пугающую живость.

— На заводах стачки, в Киеве погромы. А царь живет безвылазно в Царском Селе. Даже гвардия ропщет. Наследник-то сейчас Михаил... Вы сами знаете, к чему он больше склонен — к балам да охоте. В России нынче все Великий князь на пару с Витте решает.

То, что ушлый министр финансов прорвался в премьеры, я знал. Все-таки за делами на Родине следил. Да и про «железного» Сергея Александровича много чего читал. Наша переписка сошла на нет, единственный мой источник — Лиза — очень выборочно сообщала о новостях и перипетиях в стране.

В купе повисла тишина. Снег, который внезапно пошел, стоило Норд-экспрессу тронуться, казалось, хотел проникнуть внутрь, с такой силой бился он о стекло.

— И что теперь? — наконец нарушил я молчание.

Гиляровский тяжело вздохнул, отпил вина, прищурился:

— Пороховая бочка. Интеллигенция ненавидит Сергея Александровича. Крестьяне голодают. Рабочие шепчутся о Марксе. А недавно французский чиновник в Париже спросил меня: «Когда у вас революция?» Я ответил: «Неизбежна. Вопрос — кто бросит спичку первым». Сергей думает, что цепью и нагайкой можно остановить историю. Но он ошибается.

«Дядя Гиляй» замолчал, глядя в окно, а потом махнул рукой:

— Ладно, хватит о мрачном. Расскажите лучше про вашу больницу. Легенды о ней ходят. Хотелось бы самому увидеть, но закрутился.

— Что тут рассказывать? Всё работает как часы. Оставил заместителя, человек опытный. Вряд ли я там сейчас нужен.

— Это вы напрасно, — улыбнулся Гиляровский. — Без Баталова — уже не та больница.

***

В Петербург, на Варшавский вокзал, мы прибыли к полудню. Накрапывал традиционный дождик с мокрым снегом, и ветер с Финского залива продувал насквозь. Ласковый, освежающий, он доводил до легкой дрожи даже в теплых пальто.

Комитет по встрече возглавлял Семашко. Он заметно посолиднел за эти годы: во взгляде появилась уверенность, а в осанке — твердость. Отрастил бородку клинышком, аккуратно подстриженные усики. Одет был прилично, даже элегантно. Совсем не тот испуганный студент, который шесть лет назад едва осмеливался просить совета. Теперь — доктор медицины, чиновник восьмого класса. В следующем году, если не случится ничего необычного, перейдет в седьмой. Хороший старт карьеры — спасибо Николаю Васильевичу Склифосовскому.

— Ваши сиятельства, рад приветствовать вас на родной земле, — сказал он, отвесив легкий поклон.

— Здравствуйте, Николай, — опередила меня Агнесс и протянула ему руку.

Мне показалось, или на его лице мелькнула тень улыбки, когда он осторожно приложился к перчатке?

На перроне собралась внушительная толпа. Человек пятьдесят, не меньше. Кто-то пришел из любопытства, кто-то по работе, кто-то — просто за компанию. Журналисты с фотографами, сотрудники «Российского медика», просто зеваки. Петербургская публика, вечная жаждущая зрелищ.

Зеваки — самое простое. Им лишь бы на что-то поглазеть. А вот пишущая братия сразу кинулась вперед, раздавая команды. Один из фотографов даже попытался объяснить, где нам лучше встать для снимка. Но порядок быстро навел Жиган, раскинув руки и подвинув толпу слегка прочь от нас.

Хотя теперь он выглядел респектабельно — борода аккуратно подстрижена, котелок вместо картуза, его харизма работала все так же безупречно. Стоило ему громко прикрикнуть, как фотографы и репортеры дружно отступили назад.

— Господа, общение с князем по правилам. Три человека, вопросы заранее. Несогласованные темы не допускаются. Пожалуйста, записывайте свои вопросы вот в этот блокнот.

С моей легкой руки эта система распространилась по всей Европе. По месту первого применения и название — миланский формат. Кто-то злился, кто-то жаловался, но в итоге все признавали, что такой способ бережет время и нервы.

Я же первым делом направился к медикам, выстроившимся под строгим взором Зинаиды Яковлевны Ельциной, главного врача. Хорошо, додумалась всех под навес поставить.

— Ваше сиятельство, Евгений Александрович! — громко и четко поприветствовала она. — Рады видеть вас в добром здравии.

Я поцеловал руку даме, кивнул сотрудникам.

— И я рад вас видеть, Зинаида Яковлевна. Передайте коллегам, что в честь моего возвращения каждому будет выдана премия — недельный заработок.

— Будет исполнено, ваше сиятельство, — коротко кивнула она, сразу улыбнувшись.

«Российскому медику» работы более чем достаточно. Когда какой-то корреспондент задал вопрос, не жалею ли, что отдал метод лечения всем бесплатно, я только рассмеялся. На наш век точно хватит, кого лечить. Количество больных такое, что ни о какой конкуренции на этом поле речи быть не может. Расширять больницу я не стал, но очередь, как писал Романовский, меньше не стала. Еще и вопрос престижа есть, всё-таки мы первые.

Было сразу два вопроса о моих планах — я аккуратно уклонился. Сказал, что давно не был на Родине, надо сначала нанести визиты. Это было привычно и понятно репортерам.

Мы обошли всех встречающих, а затем направились к экипажу, стоявшему у начала платформы. Остальные встречи я решил перенести на приватное общение в более подходящей обстановке. Все-таки дарить подарки и поднимать бокалы за удачу лучше не под дождем.

***

Пока ехали, я смотрел на Петербург. Город изменился, но его дух остался прежним. В глаза сразу бросилось: автомобилей стало намного больше. Теперь в центре хоть один экипаж