Гоблин. Монстр или... - Криаан

Бросок Воли КС 10: 14-5(модификатор) = 9 неудача.

Я мазнул по ним взглядом. Мамуля у них хотя и не первой свежести — конкретно милфа — но всё ещё собой хороша. Где надо — мясиста, где нужно — стройна. Аж слюни текут и член оживает… И дочки её, тоже красавицы. Не успели ещё нагулять титьки как у мамани, но и без них они хороши. В том подобии штанов, что удалось соорудить «обрезав всё лишнее» и плотно намотав на тело, дабы не спадало, стало ощутимо тесно. Настолько, что не заметить этого не смог бы даже слепой. И заметившая это мать стала только бледнее, прекрасно осознавая что это может значить. Пытаясь хоть как-то сдержать безумные порывы тщедушного гоблинского тела я до крови прокусил губы, но это сделало только хуже. Кровь попавшая на язык окончательно сорвала разум с нарезки и не помогло даже убеждение, что она уже в моей власти и всё такое, ведь как же, если самка уже моя, значит гоблин должен её объездить! Это чертов закон природы и острозубого племени зеленых гамадрилов. Единственное моё, с позволения сказать достижение, это то, что я смог остановить порыв на одной лишь милфе, мол остальные еще понадобятся для допроса, а потом да, тоже твои.

Тётка всё поняла, попыталась меня оттолкнуть, даже сквозь страх брезгуя тесным контактом. Я утер с губ голодные слюни, поглядывая на сочную мамку и демонстрируя набухающий член.

— Когда я выйду отсюда, от меня должно вкусно пахнуть мокрой пиздой. Понимаешь? А иначе гоблины усомнятся во мне, как в вожде… Ну? Они или я?!

Женщина испуганно сглотнула, не отводя взгляда от моих причиндалов. И ужас в её глазах умасливал моё ранимое гоблинское сердечко — дамочка встретила здоровенный хуец и оробела даже посреди той трагедии, в которую ей пришлось окунуться. Но ещё бы: у меня только член из активов, зато каков красавЕц! Ставлю сто к одному, что её муженёк покойный и близко чем-то таким похвастать не мог. Смышленые девчонки обо всём догадались и заревели заплакали громче:

— Мама, не надо!.. — испуганно подвывали они, пытаясь удержать её.

— Не бойтесь, всё хорошо, — отвечала женщина, целуя их в макушки. — Просто отвернитесь, не смотрите. Слышите? Закройте уши и не смотрите.

Девчушки дружно покивали, выполняя, что было велено. Я бы, конечно, предпочёл, чтобы они всё увидели… Тетка тем временем подошла, натурально нависая надо мной. Она оказалась женщиной довольно высокой, а мой росток оставлял желать лучшего… Вот только я всё равно глядел на неё сверху вниз, хотя и запрокидывал голову, чтобы поймать женский взгляд.

— Ложись! — нетерпеливо велел мамке.

Она дробно покивала и присела передо мной, утирая слезы и неуверенно расправляя подол перепачканной юбки… Я пнул её ногой, толкнув промеж сисек. Не ударил, а лишь повалил на спину, указав самке на место в новой для неё иерархии. Рывком задрал подол юбки, вздернув его не только на бедрах, но и мягкий живот оголив. Женщина вздрогнула. Отвернулась, не проронив ни единого звука и кусая пальцы от страха. Медленно развела передо мной дрожащие, белевшие в полумраке бёдра. Её светлое, ароматное пузико, укрытое слоем мягкого подкожного жира, на миг привлекло внимание громадным порыжевшим пятном застарелой гематомы.

«Это точно не мы — не гоблинсокго кулака отпечаток», — мимоходом подумал я. — «Похоже, и без нашего брата милфе достлось. Муж поколачивал?»

— П-пожалуйста, не надо… — прошептала она, прижимая руки к груди. — Прошу…

Я толкнул боком её толстую ляжку, раздвигая пошире женские ноги. Уронил факел на каменный пол и, захлёбываясь слюной от желания, ухватился горстью за губы влагалища. Окунул в мокрую, горячую дырочку большой палец. Царапая складки ногтём, прихватил пригоршней клитор и волосатую «створку». Другою рукой подвел член, мазнув головкой промеж ягодиц замершей жертвы — тугой от возбуждения хер изогнулся дугой, проскользнув промеж пухлых складок, и вздыбился жилистой, багрово-зеленой палкой из мяса. Упруго качнулся, роняя тягучую каплю смазки на лохматый лобок дородной мамули. Она что-то пискнула, но кому какое дело, что там бесправная самка лепечет? Её дело — рожать!..

Я направил член между мокреющих «губ», со сладкой дрожью в спине ощущая, как влагалище «целует» меня, как «сосёт» хуй дрожанием мышц. Двинул тазом, ворочая бедрами, и со стоном протолкнулся вовнутрь, окунаясь в горячие, мокрые недра. Милфа всхлипнула, прикрывая лицо ладонями, замотала головой. Но не двинулась с места, не посмела. Её толстая писька голодно чавкнула смазкой, упруго растягиваясь и на удивленье легко заглатывая толстый гоблинский хер. Юдишкина самка оказалась сласть как широка, разработана… но глубины ей не хватало. Когда член плавно протиснулся в горячую узость и уткнулся во что-то упругое, женщина вскрикнула. Я всего на половину в неё погрузился, а уже до устья матки достал!

Бедра пришли в движение, без раскачки ускоряя темп. Я вскочил ногами тётке на ляжки — «детский» вес позволял — и размашисто колотя тазом, попросту приседая и вставая над мокрой пиздой, таранил её глубину тугим хуем. Дергал тесьму на груди у мамаши, то ли пытаясь до титек добраться и присосаться к молочным кувшинчикам, то ли…

В голове стало пусто и хорошо. Член словно плавился в жарких недрах женского тела, а яйца звонко нашлепывали по её мокреющей заднице, оглашая пещерку бесподобными звуками и временами заглушая стоны растянутой мамочки. Её зрелая дырка с честью выдержала охват моего «младшего», но спасовала перед размером — тетка повизгивала и едва не задыхалась от удовольствия, когда кожа у неё на животе вздымалась от ударов залупы, таранившей изнутри.

«Ей же нравится, да?» — заполошные мысли метались в моей голове. — «Ей нравится!»

Волосатые губки вагины смешно чавкали соками, а ляхи мамочки колыхались, когда я прыгал на них, как буйнопомешанный. Одна из дочек, вся белая от испуга, украдкой подглядывала за восхитительным действом, а её бесстыдная мамка махала руками и качала головой, призывая не смотреть, отвернуться. Она всё громче стонала, воспламеняя во мне ещё больше желания. Даже если сперва не хотела, не могла противиться своему телу. С каждым толчком, с каждым движением члена в глубины женского лона, мышцы влагалища всё крепче стискивали мой перевитый венами ствол. Головка его давно пробилась сквозь устье матки, нанизала её, как кондом, и это стало рубежной чертой для нас всех. Я чуял, что совершенно теряю голову от восторга, жадно грохоча яйцами по смачной жопе мамули и молотя хуем в слюнявую письку. А она уже почти не стонала — тяжко дышала