Ранний старт - Сергей Чернов

и после еды принимаюсь за дело. С одним покончено, последующее намного легче.

В спальне смахиваю всё подряд с мачехиного трюмо в пакет. Накидываю куртку и всё выношу в мусоропровод. Приложив ухо к стальному столбу, с наслаждением слушаю, как затихает внизу бряканье и звяканье мачехиных баночек и скляночек.

За час до прихода мачехи ухожу из квартиры с небольшой сумкой через плечо. На трюмо лежит записка корявыми печатными буквами:

Дорогая Вероника Пална!

Свою фигню не ищите. Она в мусоропроводе. Меня тоже не ищите. Вернусь домой через два дня.

Ваш «Но пасаран».

Об одном мечтаю, сидя у Зины, услышать и увидеть истерику мачехи. Несбыточно, к сожалению.

У Зины и провёл эту пару дней. Технически несложно. Неудобства есть, когда матушка Зины тётя Глафира возвращалась домой с работы, я ховался под зининой кроватью. Но приходила та довольно поздно, так что неудобства мои длились с пяти-шести до десяти часов вечера. Ночью так и так спать надо.

Была возможность заночевать на улице. Мы в крепости устроили скрытную берлогу, выкопав её в снежном массиве. Просторная получилась, мы легко помещались там втроём. Но о ней знала Катя, а на её стойкость к допросам взрослых не надеюсь. Это Зина, когда к ней пришли мои родители, в ответ на вопрос, где я, мрачно буркнула «Не знаю, сёдня его не видела» и тут же закрыла дверь, не попрощавшись. Примерно так же поступила её мама, только половина её ответа в цензурный формат не входила. Кажется, она и про ржавый якорь что-то сказала.

В будущем это могло отозваться проблемами. Зине могли отказать от дома. Мои полтора родителя ведь не знают, что это вполне обычная лексика тёти Глафиры на уровне дружелюбия. Разница, в основном, в децибелах. А разговаривала она не так уж и громко. Только в подъезде было слышно.

Зато как весело мы проводим время одни.

— Готовить умеешь? — спрашиваю, когда тётка Глафира ушла на работу, а мы встали. Особо не торопясь, часов в девять.

Зина, не говоря ни слова, распахивает холодильник. Там стоит кроме прочего большая кастрюля и две поменьше. Я так понимаю, ёмкости не пустые, кто будет ставить пустые кастрюли в холодильник? В большой суп какой-нибудь, в маленьких — второе.

Но когда время подходит к обеду, убалтываю её пожарить картошку. На сале и луке. Моё любимое блюдо с позапрошлой жизни, которое мог сделать сам. Шашлык более любим, но возможности для него нет.

Зина упорно учится чистить непослушные картофелины. Я тоже не умею, но хотя бы знаю, как. Короче, получилось вполне съедобно, только расход вышел большой. Разозлившаяся под конец Зина начала просто вырезать параллелепипеды. Я ржал, — зато резать на соломку стало намного удобнее.

Ещё мы пробовали бороться, но быстро остываю к этому делу. Эта зараза меня забарывает. Короче, не скучаем. В отличие от Кати, которая в отчаянии, — куда подевались все друзья, — приходит к Зине, но та ей даже дверь не открывает. В точности по моей инструкции, разговаривает, зажав нос. Сказала, что болеет и открывать дверь не будет, чтобы не заразить любимую подружку.

Второй день, после первой ночёвки у Зины.

Зина стоит перед нашей дверью и стучит в неё. Я жду на верхней площадке. Нет дураков соваться, не зная броду. В квартире может быть засада в виде родителей, страстно желающих меня сцапать. Через десять минут периодических настукиваний решаю, что проверка прошла успешно и спускаюсь.

Я с сумкой. Бутерброды, что наделал себе в качестве сухпая, мы с Зиной давно прикончили. Открываю дверь, ключ у меня есть. Заходим и сразу в мою комнату, выгребать мои игрушки-погремушки. Я принял решение перебазироваться к Зине. Там Кирюшки нет, опасности меньше. Выгребаю почти весь пластилин. О, мой замок не выбросили, искалеченный он стоит на подоконнике. Забираю шашки, развалины замка, — Зина смотрит на него странно, с каким-то сожалением, — ещё что-то по мелочи и быстро сваливаем.

О, теперь нам есть чем заняться! Мы ещё лучше построим. И больше.

Сцена № 11. Последствия

Как и обещал, я возвращаюсь домой после второй ночёвки. Как приятно вновь очутится дома. Несмотря на.

Вечером, уже за общим уже мирным ужином, папахен приступает к допросу.

— Ну, и где ты был?

— В безопасном месте, — отвечаю уклончиво. Я не идиот, чтобы выдавать свои тайные берлоги.

— А дома, выходит, тебе не безопасно? — Отец выдаёт дозу сарказма. Это он зря.

— Жизнь показывает, что нет. Вероника Пална, как пришла домой, сразу бы кинулась меня избивать…

Папахен косится на мачеху, у которой до сих пор красные глаза. Эта полуродительница, как только увидела меня дома, попробовала взяться за свой любимый в таких случаях ремешок. Вот такой рецидив у неё случился. Надо, кстати, найти его и порезать на части. Хотя нет, вдруг альтернатива будет хуже.

Ничего у мачехи не вышло. Зато получилось у меня. След на её руке останется надолго. Я поступил по методике Зины, вцепился зубами в руку с ремнём. Так что в итоге неизвестно, кому больше досталось. Пока мачеха визжала, метнулся в свою комнату и заперся. Этот счастливый момент останется в сокровищнице моих лучших воспоминаний навсегда. И мачехин визг лучшее его украшение.

— Кусаться некрасиво, — бурчит отец после длинной паузы. Ухмыляюсь про себя. За такое время мог что-нибудь получше придумать.

— Избивать детей ещё хуже, — парирую я, — скажите спасибо, что в прошлый раз на неё в полицию не заявил. Сидела бы щас эта дура в тюрьме…

— Сын! — Строжает отец. Мачеха вспыхивает на меня взглядом, но быстро угасает.

— Ты зачем замок сломал и мамину косметику выбросил? — Продолжает отец уже за чаем.

— Разве ты не учил меня, что мужчина должен выполнять свои обещания? — Пожимаю плечами, — Что я обещал, если вы без разрешения в мою комнату войдёте? Я предупредил, что сломаю замок, вот и сломал. Косметику выбросил? Так вы мою вещь тоже испортили. Всё справедливо. Если вам можно портить моё, то мне можно ваше.

— Ты сам её сломал. Мог бы исправить, подумаешь, в двух местах погнули… — бурчит папахен.

— Это ты Веронике Палне расскажешь, когда она твою машину в двух местах помнёт, — уязвимые места мне хорошо известны, и бить по ним не стесняюсь. Если им, взрослым, можно обманывать и разводить малолетних детей, то мне, тому самому малолетнему дитю, можно вообще всё.

— А вещь моя, хочу — ремонтирую, хочу — доламываю, — завершаю ужин такими словами и ухожу из кухни.

В милицию, которая нонче называется полицией, родители