Николай Берг - Лёха

— Точно. Только попозже, когда отряды большими станут. Ты все ж таки хочешь, чтобы я расскзал, что знаю? Я ж тебе толковал, что черт знает — как оно потом выйдет.

Семенов внимательно поглядел Лёхе в глаза. Помолчал. Потом ответил:

— Считаю, что стоит. Если это поможет победить — то стоит. Да и жалко — мы тут корячились, корячились, а вы взяли и все нами наработанное как пьянчуги в кабаке спустили. Или нет? Опять же ты с каждым днем умнеешь, глядишь и сможешь доложить, как надо. Может и уцелеют наши головы.

— Эх, знал бы — читал побольше — грустно сказал Лёха.

— Ну, знал бы где упасть — соломки бы подстелил. А вы там — хорошо жили?

Потомок пожал плечами.

— Что по-твоему — хорошо?

— Вам, например, голодать приходилось? — просто спросил красноармеец.

— Нет, харчи всегда были.

— А зомбаящик этот — дорогой? С обувкой как было? Пальто у тебя есть?

— Пальто мы уже и не носим. Куртки у меня были. То ли пять, то ли шесть. Обувка… Это я не помню, тут мама распоряжается.

— Что, так одежды и обуви много было? — недоверчиво уточнил Семенов.

— Так она дешевая же. Я за фирмой не гнался, мне это фиолетово было — легкомысленно отозвался Лёха.

— Так ради чего страну-то развалили?

— Да я не знаю — вздохнул Лёха.

— Это как так? — удивился Семенов.

— Я тогда совсем малой был. Считай, только родился. Да и не интересовало оно все это меня. Ну, было — и было.

Тут Лёха с трудом удержался, чтобы не ляпнуть что-нибудь совсем глупое, потому как сначала подумал про каменный век, а потом в голову зачем-то полезли древние спартанцы, которые тут и сейчас были и неуместны, да и Семенов бы не понял — к чему такое. Или обиделся бы на каменный век и питекантропов. Черт их знает, питекантропов и прочих там древних.

— Получается, что гадостей несуразных и опасных ты наговорить можешь, а вот что полезного — это вряд ли. Так что ли? — грустно спросил Семенов, резюмируя увлекательную и содержательную беседу.

Потомок вздохнул и пожал плечами. Насчет гадостей все вроде бы ясно, действительно наговорить может такого, что за глаза и ухи хватит сразу и навсегда. Вот с пользой — тут сложнее. И самое паршивое — получалось так, что не придется командовать тут Жуковыми и Сталиными, и сами они не дадут, потому как надо думать — сильно круты, раз командуют такой кучей непростого люда, да и неясно самому — в какую сторону двигать, если уж честно. Теперь как-то до Лёхи доходило, что не все так просто для героя — попаданца. В книжках-то все было куда лучезарнее получалось, вселился в тело какого-нибудь героя и давай лохматить всех подряд. Лёха — рейхсмаршал, Лёха — Властелин вселенной, Лёха — Звезда Галактики, а Гитлер со Сталиным — на посылках, в виде курьеров! А на деле вот влетел в прошлое своей собственной тушкой и оказалось, что и не тренирован и знания в основной массе — не о том. Хорошо хоть мотоцикл тогда сумел угнать. А в остальном… Проблема была в том, что люди были словно бы и такие же, как в будущем, а вроде как и другие совсем.

— Ладно. Значит так. Пока — помалкиваем и живем как получится. Но приказ моего взводного не отменен, потому — как будет возможность — я тебя передам кому толковому и при власти — решил для себя Семенов.

— Формально, отменен. Березкин этот — отменил, когда мы ему под команду пошли — из любви к точности, а не от души заметил Лёха. Он побаивался, что начнет сейчас напарник въедливо расспрашивать о житье-бытье в будущем времени и тут получалось странно — то, что для Лёхи было плохим и фиговым этому молодому бойцу показалось бы раем небесным. И потомок всерьез опасался стать в глазах этого сидящего рядом парня редкостной скотиной и свиньей неблагодарной. Раньше такого не было, а вот после блукания по лесам и скудного жития в отряде как-то язык не поворачивался говорить о скудном выборе французских вин или там сыров с колбасами. О более высоких материях Лёха, который в общем не против был поболтать о всяческих недостатках в «этойстране», сейчас и думать забыл.

Семенов пожал плечами, вздохнул. Почему-то ему вспомнилось, как осторожно обращался взводный с неразорвавшейся гранатой. Почему-то Лёха показался именно этой самой гранатой, которую черт поймет — опасна она смертельно или ею можно гвозди заколачивать безбоязненно. И самое главное — все-таки сильные сомнения были теперь у красноармейца в плане полезности потомка в больших делах. Хотя — если пришлось бы рисковать шкурой, выручая этого балбеса — рискнул бы не задумываясь и без каких-либо колебаний.

— Ну, поболтали, покурили, теперь пошли за самогонкой — сказал Семенов, вставая.

— Во всяком случае из меня получился недурной пехотинец — заметил не без хвастовства Лёха, поднимаясь на ноги.

— Не в укор скажу — до толкового пехотинца тебе еще далеко. Ни окопаться, ни атаковать, ни оборону держать ты не учен. Да и не обстрелян толком, даже в строю не ходил — вылил на потомка ушат холодной воды критикан Семенов.

— Я двух гансов кокнул — ляпнул Лёха и тут же ему самому стало как-то неудобно.

— Это так — кивнул Семенов и не удержался, добил — но на пехотинца ты не дотягиваешь сильно. Выкопай десяток метров окопа — тогда поговорим. А «ганса кокнуть» — так и Сиволап смог. Что и его не делает пехотинцем. Война — это не одного «ганса кокнуть», война — тут боец на несколько секунд призадумался, очевидно подбирая слова — это чтобы вообще победить!

Дальше шли молча.

Легче после разговора не стало. И понятнее, что дальше делать — тоже. Да еще и сбил с панталыку этот потомок, напомнив, что приказ — да, формально — отменен. Красивое это слово — формально — бойцу нравилось и он его запомнил и даже упоминал в разговоре. В паре с другим таким же словом — фактически. Этими словечками любил козырять старшина Карнач, поучая красноармейцев из «городских». Так и говорил: формально вы, товарищ красноармеец, почистили картошку, а фактически — это издевательство над продуктом питания и уставом внутренней службы! Два наряда вне очереди!

Когда слесарь Петров сказал серьезным тоном, что этот паренек из будущего — «носитель государственной тайны», Семенов понял важность момента. Пока жил в деревне — не очень понимал, что такое — вся страна. Вот сколько глаз видел, а остальное — как-то отвлеченно. В армии это как-то сразу вразумилось. По многим вещам — даже по приехавшему в часть из Владивостока капитану — командиру второй роты. Полмесяца человек ехал! А поезд — это Семенов своими глазами видал — очень быстро ездит. Даже дух захватывало от того, что представишь — какой величины территория получается, если по железке полмесяца шпарить приходится!

И государственный интерес вытанцовывался весьма мощной вещью. И то, как была оборудована дивизия, где служил Семенов и то, как другое государство распотрошило эту дивизию вдрызг и вдребезги, ударив еще большей силой, выполняя свой государственный интерес — все это было наглядно. В дивизии мужиков, машин и лошадок было поболе, чем жителей в райцентре, а райцентр областному городу уступал в размерах, как кот быку, чего говорить о крупных городах. А ради государственных интересов дивизию распылили в прах. И не ее одну. И с обеих сторон.

И вот теперь надо было решать, что делать с этим «носителем». Сильное было ощущение у Семенова, что не будет толку от беседы начальства с Лёхой. Не, языком болтать парень горазд, только вот отделить умно говоря зерен от плевел ему не дано. Вывалит все чохом, а разбираться в этой куче будет сложно. Правда, начальству за это и деньги платят, чтоб оно разбиралось.

Только вот сидя уже в глубоком немецком тылу верить в начальственную мудрость как-то не получалось. Да и насмотрелся уже Семенов на всякое за свою жизнь и людей всяких поперевидал. Нечем Лёхе свои слова подтвердить, одни трусы у него остались, и только краска в них сумасшедшая, а так — льняные, эка невидаль. И без того, чтоб чем-то сразу и четко свое происхождение подтвердить — сложно будет Лёхе. И Семенову, кстати, тоже, потому что они с Лёхой одной веревочкой повязаны.

Самое паршивое было в том, что сильно сомневался боец, что из Лёхиных рассказов выйдет что путное. И обидно втройне будет, что доберутся они к своим, и даже поверит особист в то, что Лёха не симулянт, прикидывающийся сумасшедшим и не шпион вражеский и даже его выслушают внимательно и все такое прочее и сделают что-то по его словам — и погорят на этом. Знал боец на своем собственном опыте, что благими намерениями путь в ад вымощен. И хуже всегда можно устроить. Уж что-что, а хуже всегда может быть.

От мыслей отвлек послышавшийся спереди звук. Вроде как бежит кто-то. Но тихо бежит, то ли что-то мелкое, то ли — если человек — то грамотно. Оглянулся на попутчика, тот шел хмурый, но встретившись взглядом сразу встрепенулся, уставился вопросительно.