Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

– Ну что, дружок, покатались, а теперь поговорим, – сказал я.

Я дал ему секунду перевести дух и приготовиться.

– Х‑хорошо… – шепнул он.

Хорошо‑то хорошо, вот только ничего хорошего. Я чуть опустил стекло на дверце, чтобы в салон попал свежий воздух.

– Вы коп? – вдруг спросил Ваня, глядя на меня.

Ха, видимо, подумал, что это его менты крепят. Но нет, не угадал.

– Нет, – хмыкнул я.

На лице Вани как будто бы скользнуло облегчение. Это лишний раз подтверждало, что парень всерьёз боялся быть пойманным правоохранителями. Ну и занимался мутными делишками, иначе бы так не дёргался.

Однако мои следующие слова быстро превратили облегчение на его лице в отчаянную гримасу.

– А вот хуже это или лучше – уже зависит от тебя, – пояснил я.

Пацан дёрнулся, как от пощёчины, и через мгновение сорвался на визг.

– Да пошёл ты на хрен! – истерично взвизгнул он, выдав всё, что накопилось.

Нет, права была Марина – что‑то с её братом не то. Он начал тыкать в меня пальцем, глаза бешеные, руки трясутся…

– Тебе жопа, ты понял⁈ Ты не в курсе, с кем связался! – продолжал он визжать, срываясь на хрип.

Я внимательно посмотрел на него. Ваня явно хотел строить наш разговор по неблагоприятному сценарию.

Ну, имеет на это полное право. Только не уверен, что ему понравится этот самый негативный сценарий. Вернее, уверен, что не понравится.

Я не стал ему ничего отвечать на оскорбления, просто схватил его за палец и вывернул – быстрым, отработанным движением. Просто для того чтобы сразу показать пацану, кто здесь задаёт условия игры.

– А‑а… Хрена тебе от меня надо, – зашипел он.

– Неправильный ответ, – вздохнул я.

И вкратце объяснил ему логику нашей дальнейшей коммуникации. Я задаю вопрос, он отвечает, и после трёх неправильных ответов у него, как в компьютерной игре, кончаются жизни. Формула простая, понятная и беспощадная. Но главное – действенная.

– Ты же играешь в компьютерные игры? – невозмутимо спросил я. – А раз играешь, то тебе это хорошо знакомо.

– Отпусти ты мне палец, сломаешь, – зацедил он.

– Сломаю, – подтвердил я, – но у тебя их ещё девять и десять на ногах. Так что не переживай.

– У‑у‑у! – взвыл Ваня.

– Ты условия принимаешь? – теперь уже процедил я.

Он отрывисто закивал, вроде как принимая предложенные мной правила игры.

Глава 17

Я отпустил его палец, улыбнувшись.

– Да не бойся ты, солдат ребёнка не обидит, – сказал я. – Но зависит от того, как этот ребёнок будет себя вести.

Я говорил спокойно, но интонацию подобрал так, чтобы у Вани не осталось сомнений – я говорю на полном серьёзе.

Ваня откинулся на кресло, уставился на палец и начал лихорадочно дуть на него. Щёки у него раздувались, глаза метались, дыхание сбивалось… Типичная паника после того, как пацан понял, что я не собираюсь шутить.

– Кажется, ты его сломал! – зашипел он, тараща глаза. – Он же совсем не сгибается!

Голос у пацана дрожал, но за страхом всё ещё звучала злость.

– Давай посмотрю, – подмигнул я. – Может, попробуем согнуть?

– Да нет, не надо мне ничего от тебя! – выдохнул он и одёрнул руку, проворачиваясь полубоком.

– Как скажешь, – я пожал плечами.

Честно? Я не испытывал по отношению к нему ни злобы, ни жалости. В принципе, мне уже было ясно, что ничем хорошим этот парень не занимается.

Я взглянул на Ваню в зеркало заднего вида. Лицо у него напоминало физиономию американского президента с помятой купюры. Бледное, взмокшее… Ванёк уже понял, что сделал глупость, но было поздно что‑то исправлять.

Мне же надо было понять, куда он вляпался, насколько там всё запущено и можно ли его ещё вытащить из этого болота.

А главное – хочет ли он, чтобы его вытаскивали вообще.

Ваня сидел, сгорбленный, как школьник после отцовского выговора. Всё ещё дул на свой палец и шипел сквозь зубы. Видно было, болит, но не критично.

Да, скорее всего, вывих. Суставу нужно будет немного времени, чтобы вернуть подвижность. Но это, если честно, ерунда.

Палец в его случае не страшно. Главное, чтобы парень понял, что неприятности, в которые он влез, могут иметь совсем другой масштаб. Палец‑то заживёт. А вот если Ваня не одумается, потом сломается уже не кость, а его жизнь.

Я медленно повернулся к нему полубоком, опершись рукой о руль.

– Что ты там у палисадника тёрся? – спросил я.

– А что, мне нельзя возле палисадника стоять? – раздражённо фыркнул Ваня.

– Можно, – ответил я, – только ты не просто стоял возле палисадника, ты там что‑то конкретно прятал.

Паренёк вздрогнул, было видно, что я попал в точку.

– Просто захотелось, – чуть сбавив обороты, буркнул он,

– Просто и мухи не размножаются, – я вскинул бровь.

– Цветы там дюже красивые высадили, – ядовито ответил Ваня, стараясь вернуть себе уверенность. – Думал матушке сорвать и подарить, прикинь.

Он врал. И не собирался говорить правду.

Ладно… я не стал продолжать словесные пикировки.

– Покажи телефон, – потребовал я, протягивая руку. – И прямо сейчас.

Парнишка замер, телефон у него был в руках. Он сжал пластиковый корпус так, что костяшки побелели.

– Это моё личное пространство, – процедил Ваня, пытаясь изобразить уверенность.

Вот только получилось скорее жалко, чем дерзко. Я продолжал на него смотреть. Будь у него возможность – он бы, наверное, проглотил этот телефон прямо сейчас, вместе с симкой, батареей и фотографиями.

Что ж, значит я снова попал в точку.

– Тогда считай, что у тебя сгорела вторая жизнь, – сказал я невозмутимо.

Ваня вытаращил глаза, во взгляде мелькнуло что‑то среднее между паникой и протестом.

– За что⁈ Я же отвечал!

– Напоминаю, что у тебя осталась последняя жизнь, – пояснил я, чуть шире улыбнувшись. – Мы же договаривались на конструктивный диалог, а ты уже через пару минут о нём забыл. Вот и результат – конструктива как‑то не наблюдается.

– Твой конструктивный диалог – это ломать мне пальцы⁈ – зашипел он.

Я лишь протянул руку ладонью вверх.

– Телефон дай сюда. Иначе я заберу его сам.

Ваня одёрнулся, нервно хихикнул, но похоже одумался.

– Ладно‑ладно, я тебя понял… щас дам!

Он набрал код, разблокировал экран и протянул мне мобильник.

– Я не буду лазить по твоему телефону, – сказал я, – открой и покажи, что ты фотографировал.

– Сейчас покажу, если, конечно, фотографии сохранились, – забурчал он, уже не так нагло, больше нервно.

Пацан полез в снимки. Он пролистывал медленно, будто хотел выиграть время. Минуту он молча листал экран, что‑то бормоча губами едва слышно.

Я наблюдал, не прерывая. Экран бросал холодный свет на его лицо, делая бледнее и без того бледную кожу. В таких моментах обычно было видно всё: и ложь, и страх… я понимал, что Ваня не покажет мне фотографии.

Так и произошло.

– Слушай, – наконец сказал он, не найдя нужного снимка, – походу они не сохранились… я, наверное, забыл сохранить.

Он покосился на меня, будто проверяя реакцию.

– Вот если не веришь – сам можешь посмотреть, – сказал Ваня, демонстративно показывая мне экран телефона. – Ни одной фотографии нет за последние пару часов.

– Вот же засада, – протянул я, изображая лёгкое удивление.

Ваня, вдохновлённый моим тоном, заговорил увереннее:

– Я, видимо, их не сохранил, потому что ты подъехал! Мне, знаешь ли, как‑то не до фотографий было! А ну‑ка, когда на тебя несётся такой здоровый мужик, как ты, что, по‑твоему, я должен был делать?

Он оживился, даже руками стал размахивать, оправдываясь с жаром.

– Вон оно как, – кивнул я. – Не сохранил, значит?

– Мамой клянусь! – выдохнул Ваня, перекрестившись с такой поспешностью, что пальцы перепутали последовательность. – Клянусь, что никаких фотографий у меня нет. Вот смотри!