Сухой закон 4 (СИ) - Дорохов Михаил Ильич

Когда девушка сказала, что ей ещё надо завершить все дела со сделками на ярмарке лошадей, и она всё равно не собирается уезжать домой, я сдался. Хотя подозревал, что на все оформления ей хватило бы и пары суток.

— Я думаю, что у убийц есть свои люди в полиции, — понизил я голос.

Она недоверчиво нахмурилась:

— Это серьёзное обвинение.

— Общее число смертей при странных обстоятельствах — девять. Девять, мисс Брауни.

— Но индейцы очень часто болеют после того, как начали часто общаться с приезжими. Здесь такие условия работы и такое количество больных, что иммунитет осейджей, не привыкших к такому и живших до этого «замкнуто», просто не справляется… — начала она.

— Мисс Брауни, я прекрасно понимаю это. И знаю — где вы почерпнули эту информацию. Все газеты пишут об этом уже несколько лет и посыпают голову пеплом — мол, «мы навлекли на индейцев эти проблемы». Но у меня есть возражения!

— Какие же? — полюбопытствовала Блум.

Я начал говорить осторожно, чтобы достучаться до красавицы. Она очень умная и образованная по местным меркам девушка. Но не видела многого, что происходит за пределами её «среды» и кругозора.

— Смотрите, газетная заметка «Демократик Ньюс» выставила меня в негативном свете. А мой ответ показал, что, оказывается, желание мигранта помочь ребёнку может порицаться. В то же время американцы что-то не стоят в очередях за десятками тысяч сирот по всей стране, — хмыкнул я, — Вопрос не в том, что пишут газеты, а в том, КАК они пишут. Следите за мыслью… Теперь мы возвращаемся к теме индейцев. Газеты настойчиво уже лет пять твердят о том, будто осейджи, мохоки, ирокезы и прочие болеют, потому что белый человек принёс на них «Кару божью» и теперь несёт за это ответственность…

Я заглянул в глаза девушке и спросил:

— Ну как? Понятно, куда я клоню?

Она прищурилась и отпила чай:

— Кажется, понимаю…

— То есть получается, словно индейцев за что-то якобы наказывает Бог… Вопрос: а за что, Блум? Вы сможете ответить? Сомневаюсь. Я вот тоже не могу. Но в сознании простого американца, который, будем честными, относится к индейцам не лучше, чем к неграм, всё нормально. Всё в рамках! Больше ста лет индейцы были не богоугодны, и читателю скармливают эту байку снова и снова. Идём дальше! Белый человек ДОЛЖЕН нести ответственность за то, что навлёк «кару божью». А дальше начинаются разглагольствования о том: как можно помочь индейцам? И тут же даётся ответ: держать дальше в резервациях, чтобы они якобы не болели и не страдали, и распоряжаться богатствами их земель, потому что сами они не могут… Хитро, не находите? Интересное такое искупление вины получается у «приезжих». Оглядитесь вокруг, мисс Брауни. Похоже на то, что осейджи плохо устроились и им надо помогать? Их называют «самой богатой нацией» Штатов. Мне кажется, они и так отлично справляются…

Я откинулся на спинку стула, удовлетворённый своей пламенной речью. Блум родилась и выросла в потомственной семье аристократов. Там было другое воспитание. При этом она обладала весьма большой широтой взглядов. Но о таком, видимо, не задумывалась.

— Алекс, на вашем месте я была бы осторожнее. Получается, вы посягаете на то, что строилось столетиями… — заметила девушка.

Но я увидел, каким интересом зажглись её глаза. Она явно посмотрела на меня «по-новому». К сожалению, я не мог никому признаться: ни друзьям, ни ей, что я ещё многое намерен «пошатать» в головах американцев. Правда, на это понадобятся десятилетия моей новой жизни.

— Я присматривалась к городу и здешним людям, — призналась красавица.

Я усмехнулся:

— Понимаю… И как вам?

— Благодарю вас за то, что послали со мной своего водителя. Здесь действительно много жуликов и мужланов. У меня последний конюх и то воспитанней.

— Но вы хотели сказать не это…

— Да. Я слышу: о чём говорят люди. Они ненавидят осейджей.

— И? — подбодрил её я.

— Осейджей ненавидят ни сколько за то, что им достались паи… А за то, что эти земли достались именно ИНДЕЙЦАМ.

— Вот! — торжествующе поднял палец я, — Вы и сами это увидели всего лишь за один день в Павуске. Здесь всё строится на выкачке денег из карманов племени.

— Это я тоже заметила. Вчера я предложила обычную цену за лошадь двум осейджам, когда набирала людей и скакунов для «индейских скачек». Так вокруг поднялся такой крик местных, и такое столпотворение, что меня чуть ли не затоптали… Спасибо Матвею, он угомонил парочку особо «бешеных» мужчин. Дело в том, что я по местным меркам очень сильно сбросила цену. И после этого осейджи захотели иметь дело только со мной. А я всего лишь предложила те деньги, что заплатила бы за коней у себя в Кентукки.

Я мысленно похвалил себя ещё раз за то, что отправил Матвея вместе с девушкой. И сделал себе зарубку: похвалить своего верного спутника.

— Блум, я бы, может, и обратился в полицию. Но есть одно но. Погибшие все до единого: чистокровные осейджи. Девушки были замужем за приезжими. А мужчины не имели близких родственников. Либо сами были из одной семьи с этими девицами и могли унаследовать землю после них «по роду». Все нефтяные паи умерших таким образом отошли либо мужьям, либо в фонд аренды на аукционе «Вяза». Я не верю в такие совпадения… И при этом полиция за два года не преуспела в том, чтобы найти убийц. Я уверен, что их намеренно свели в могилу. А особо нетерпеливые «новые» родственники даже постреляли своих жён или их братьев. Либо «заказали» их…

Брауни допила чай и тихо спросила:

— И поэтому ваши люди привезли в своих чемоданах столько оружия? Алекс, мой отец был заядлым охотником. Я прекрасно помню, как пахнет оружейное масло. Из люкса, где остановились ваши «бойцы» так и тянет им…

Я не стал отпираться:

— Да, если дело зайдёт слишком далеко, то я хочу иметь под рукой хороших солдат.

Мисс Брауни посмотрела на спокойно и неторопливо расправляющихся с ужином бойцов и поинтересовалась:

— Кто они, мистер Соколов? Ваши люди действительно так хороши и преданы вам? Судя по тому множеству статей в газетах, в Аунего было очень жарко. И от них за милю «пахнет» войной.

Я ответил, ни капли не смущаясь:

— Так и есть. Видите того человека, — я кивком показал на Ивана Кислова, что помогал Волкову в щепетильном деле с фотографиями-компроматом на агентов бюро расследований, — Который больше похож на буйвола. Он был пехотинцем. После того как у него шрапнелью оторвало несколько пальцев, его перевели в санитарную команду. Он носил товарищей из-под огня почти до конца войны. А тот, правее, из егерей, это мобильные стрелки, — пояснил я Блум, — Приехал сюда со своей семьёй. Еле спас их в эвакуации. Повезло. Дальше сидит артиллерист, что дошёл при прорыве до Карпат. Вы же знаете, где это? Отлично. Он знал моего «офицера», бывшего капитана, а ныне начальника моего охранного агентства. Хотя бывших капитанов не бывает… Мир тесен, и они встретились здесь в Нью-Йорке, когда мы набирали новых людей, — затем я показал на Горохова, — Этот молодой парень — снайпер. И уже несколько раз спасал мне жизнь. Не смотрите на его молодость. Думаю, как раз он убил больше врагов, чем все остальные за тем столом, вместе взятые. С Матвеем и Вольгой вы уже познакомились…

— Вы так хорошо знаете своих людей?

— Стараюсь. Что же я за начальник такой, если не в курсе — кто у меня в подчинении… — скромно ответил я, — Многие из них прибыли сюда с семьями. Я даю им кров, пищу и хорошее жалованье. И цель. Ведь значительная часть денег идёт на развитие общины в Бронксе.

— Санитар, снайпер, стрелки… Вы хотите начать здесь маленькую войну, мистер Соколов? — напряжённо спросила Блум.

— Что вы! Просто у меня других и нет! — засмеялся я, — Абы кто у нас в охранное агентство не попадает. Тем более, если я достигну договорённостей с осейджами, мои люди будут охранять часть месторождений, что принадлежат индейцам. И мои нефтевышки тоже. И я надеюсь, всё обойдётся без большой крови. Просто вы уже поняли: что это за край.