(Не)добрый молодец (СИ) - Птица Алексей

— О, как! А как ты, отрок, отбился от него?

— Вырвал кол из ограды и в глаз ему саданул, он и сдох.

— Вот так вот вдарил, и он сдох?

— Да, испугался я сильно и от страха ударил.

— Ммм, а оружно умеешь ли ты бороняться, али копьём, али мечом и щитом?

Вадим поневоле потянулся рукой к своему коротко остриженному затылку. Вот вопрос так вопрос. А и действительно, умеет ли он? Память услужливо стала показывать варианты его умений. В армии ему не довелось послужить, даже солдатом. Драться руками и ногами мог, но не всерьёз, что называется. Так, применял пару приёмчиков в уличной драке, ходил то на дзюдо, то на самбо, но ничему толком и не научился.

Что ещё? Ну, ножом умел владеть, метал как-то по малолетству в деревья, рапиру в руках держал. Друг на секцию ходил, приносил с собой, чтобы потренироваться с кем-то. Бегали как-то с палками вместо мечей, когда совсем уж мелким был. На этом всё. В огнестрельном оружии, впрочем, он разбирался и даже мог стрелять, у деда ружьё было, тот показывал внуку.

— Ножом владею, дротиком, да огнестрелом. Вадим чуть было не сказал: «Ружьём», но вовремя прикусил язык.

— Огнестрелом? Пищалью?

— И пищалью, и пистолем, — вспомнил название средневекового пистолета Вадим.

— Мм, неужто правда?

— Правда, правда! — заверил его Вадим.

— Ну, пищали у нас нет, а вот топор есть. Топором владеешь?

Вадим пожал плечами, а что там владеть?

— Владею! И многим прочим инструментом тоже, молотком или пилой.

— Пилой? Слыхом о том не слыхивал, хотя, погоди, так ты, может, пильник или тёрщик. Говорил в Москве один иноземец, что такое возможно. У них в Голландии целые пильные мельницы есть. Но то иноземный инструмент, а у нас только топор и есть самый главный инструмент.

— Ну, наверное, топором я могу.

— А на поле работать ты умеешь?

— Умею, и копать, и убирать, и все остальное. Картошку там или помидоры.

— Картошку?

Вадим снова почесал затылок. Опять лоханулся. Какая картошка в 16 веке?

— Это корень такой редкий. А так я любую зелень, огурцы и вообще всё могу выращивать.

Вадим ни секунды в этих навыках не сомневался, спасибо деду с бабкой, научили.

— Угу, а считать ты умеешь?

— Да.

— А ну-ка, сосчитай, сколько дров вон в поленнице.

Вадим подошёл к поленнице и стал громко считать: — раз, два,… тридцать два… семьдесят девять… девяносто шесть.

Отец Анисим молча смотрел и никак не выражал своё удивление.

— А читать и писать ты умеешь?

— Умею, но плохо. Читать лучше, писать хуже, — тут Вадим перестраховался. Он и не видел ещё местных, по большей части церковных книг, но подозревал, что там мало что сможет разобрать.

Он, всё же, языка своих древних предков не знал. В голове всплыли картинки с витиеватыми буквицами старославянского алфавита. Нет, прочитать и тем более написать эти загогулины ему будет невозможно. Но постепенно научиться в этом разбираться для него, человека двадцать первого века, не должно стать серьёзной проблемой.

— Хорошо, поможешь мне книги разобрать. Да и посмотрим, что ещё ты умеешь, и к чему можно будет тебя пристроить. А вот то, что батька тебя с оружием не научил обращаться, это удивительно!

— Научил, но я больше к огнестрелу приучен, с саблей и топором не слишком ловок.

— Значится, в огненные стрельцы прочил тебя тятя твой.

— Да, или в дьяки.

— Ладно, пойдём, обойдём наше хозяйство, и я тебе расскажу, что да как. Нас всего тута двадцать семь человек. Настоятель, а с ним десяток чернецов, да три монахини, послушниц две, возраста пожилого. Вдовые все, более из женщин никого. Остальные десять — это трудники и послушники, кто готовится стать иноком, кто ради знаний пришёл, кто укрыться на время, а кто и поработать за кусок хлеба. Поле у нас небольшое, только гречиху да горох и растим. Хлеб покупать приходится, но зато у нас есть кузня и рисовальщик, тем и живём, отрок.

— Так это всего двадцать шесть человек насчитали, а назвали двадцать семь?

— Так правильно, со мной будет двадцать семь, а с тобою — двадцать осемь. А уж если Агафью считать, что с тобой прибегла, так и вовсе двадцать девять. А ты, молодец, сразу уловил! Ну, так слушай, и пойдём дальше.

Вадим внимал и ходил по территории вслед за Анисимом, нагуливая зверский аппетит. Они пошли сначала на поле, полюбовавшись им, вернулись к зданиям. Зашли в церковь, поднялись на звонницу, оттуда направились обозревать дом, где жили монахи. На женскую половину с отдельным входом они не заходили.

— А когда же можно будет поисти? — не выдержал Вадим пыток голодом.

— Так ты, отрок, завтрак уж проспал. Кто рано встаёт, тому и Бог подаёт! Теперь токмо обеда дожидаться. А он будет… — и монах, закрыв глаза ладошкой, посмотрел на солнце. — А он будет часа через два.

Вадим сглотнул густую слюну и промолчал, всё равно выбора у него нет.

— Ну, пойдём в кузню сходим, затем — в общую келью, где книги наши хранятся, а потом и потрапезничаем.

Вадим только послушно кивнул головой, одни хождения, а ещё нужно бы помыться, да одежду постирать. А тут, как хвост за собою тянут, но интересно, а ещё его посетила тоска. Тоска по быту и комфорту, а тут… Нужник бы найти.

— А…. — Вадим завис, сказать «туалет» он не решился. Очевидно, что такого слова в словаре чернеца не существовало. А как же сказать тогда? Нужник? Спрашивать у монаха Вадим не стал: деревьев много в лесу, обойдётся.

— Идём к кузнецу. Зовут его Елизарий, он сложный человек, и боевым холопом был, и казаковал, но случилось в его судьбе, что обратился он к Богу. В большой монастырь не пошёл, а вот прибился к нам. Да навыки кузнечные успел перенять у старого кузнеца, а тот уж давно помер. Светлая память старику. Посмотрит он на тебя и дело скажет.

Вадим обречённо кивнул. Эх…

Глава 6

Проверка

Кузня представляла собой одно из помещений, стоящих в стороне от всех остальных. Она располагалась на краю монастырского комплекса, огороженного высоким бревенчатым забором. Забор был невысоким и защищал, главным образом, от крупных диких зверей, впрочем, и от людей тоже, но больше от зверей. Люди всё равно найдут возможность перелезть через небольшую преграду.

Кузнец оказался коренастым широкоплечим мужиком непонятного возраста с лысой головой, густой чёрной бородой и длинными усами, порыжевшими на концах. Был одет он в кожаный фартук и погружен в привычное дело. Когда монах с Вадимом вошли, он перебирал железные заготовки, выбирая, какой бы заняться.

— Елизарий, Бог в помощь! — с порога приветствовал кузнеца Анисим.

— Бог в помощь! — отозвался тот в ответ, хмуря густые брови. — Кого ты это с собой привёл?

— А вот, хочу проверить отрока, говорит, что из поместных, и толк в оружие знает, но в пищалях да ручницах. А саблей да пикой не научен бить.

— Да? А что же с другим оружием?

— Говорит, что плохо, не учили его к военной, а учили к государевой службе, да не ратником, а писцом. Вот, поди, как интересно, но стрелять из ручниц и пистолей обучили, не знамо, почему.

— Угу, врёт, поди⁈ — и кузнец перевёл взгляд тёмных глаз на Вадима.

Вадим же молчал, не вмешиваясь в разговор. Пусть думают, что хотят, да и пищаль он ни разу в глаза не видел, как и ручницу. Хрен ещё разберёшься в них.

— Пожалуй, пищали у меня нет, дорогое удовольствие, а как бы и была, да не дал недорослю в руки. Коли себя не убьёт, то других поранит, как гав сказать. А вот ручница у меня есть. А ну-ка, давай посмотрим на твои умения, отрок. Как звать-то тебя?

— Вадим.

— Ммм, Вадим, а имечко рода есть?

— Ааа, — Вадим снова замешкался, мучительно соображая, о чём его спрашивал кузнец. Всё же, он не отчество спрашивал, а скорее всего, фамилию. — Белозёрцевы мой род прозывается.

— А не Фомы ли Белозерцева ты племяш?

— Нет. Я не Белозерцев, а Белозёрцев, — поправил кузнеца Вадим.

— Хто вас, литвинов, разберёт? Ну, да ладно. Сейчас ручницу и порох найду, там и разберём, хто ты такой есть.