Николай Берг - Лёха

Народ со всех концов лагеря ломанулся к месту боя, потом оттуда донесся дружный хохот, чья-то начальственная брань и опять хохот.

К моменту, когда Лёха добрался до поля брани, там собралась уже порядочная толпа партизан, даже пара из часовых прибежала и сейчас их свирепо распекал красный и злой Берёзкин.

— Что случилось-то? — спросил Лёха у низкорослого и рябого мужика в лапсердаке странного цвета и покроя.

— Шо? Так дурні, у вогонь кинули патрони — пояснил солидно мужичок.

Тем временем лейтенант закончил козлодрание и, отправив провинившихся часовых обратно на посты с грозными обещаниями вслед, принялся разгонять толпу зевак. В чем и преуспел, благо оказавшийся тут же комиссар (ну а то ж!) и командир изрядно ему в этом помогли.

Как ни странно, расшугав основную массу публики, нескольким все-таки предложили остаться. Лёха обнаружил, что в число избранных попала вся его компания и ефрейтор.

— Сиволап, а ну-ка еще раз, что вы тут натворили? — строго спросил пышноусый.

Очень симпатичный юноша с совершенно невыразимыми жидчайшими усишками на мальчишеской еще физиономии пошмыгал носом и сказал:

— Розібрали німецькі набої. З ящика. Ну там де ноги голі валялися. Були побиті — їх окремо. Теж розібрали, Киргетов попросив, він мисливець, порох забрав. Хотіли із куль свинець витопити. Поклали в баночку і — ну робили так раніше! А ці — вибухнули!

Менеджер не очень понял, что выдавливал из себя паренек, понял только что тут без Киргетова не обошлось, но разведчика и след простыл.

— Значит — пули взорвались? Не патроны? — уточнил схвативший самую суть Середа.

— Ага — заявил юнец и чисто командирским жестом гордо пригладил то недоразумение, которое, очевидно, считал своими усами.

Комиссия посмотрела перекошенную и порванную консервную банку, которую вытянули из костерка. Внутри банки были какие-то металлические ошметья и лоскутья.

— Ось, це кулі! — показал Сиволап.

— Ну-ка, давай эти самые патроны сюда — велел командир.

Пара таких же сопляков, как и этот усатый Сиволап мигом притащили уже знакомый Лёхе ящик. А, понятно, эти молокососы перебрали побитые осколками ленты, разобрали поврежденные патроны, а из пуль пытались добыть свинец.

— Что скажете, товарищи красноармейцы? — спросил комиссар с любопытством глядящий на ящик, патроны и горелую консервную банку.

— Свинца в пулях точно не было! — сделал открытие века серьезный Семенов.

— Несомненно, коллега! — фыркнул носом Середа.

— Сам что скажешь?

— То же и скажу — обломити і обломитися, братие! А если серьезно — покосился артиллерист на грозно насупившегося командира — раскрас на пулях странный. Черным покрашены, только кончик чистый.

— Разрешите? — спросил лейтенант. Пышноусый кивнул, заинтересовался.

— Это так называемые пристрелочные пули. И маркировка пуль это подтверждает.

— То есть это те самые дум-дум? — обрадовался комиссар.

— Нет, дум-дум — это обычная пуля, только на ее кончике делается крестообразный надрез — даже ножом простым можно. Попадет в тело — разворачивается на четыре лепестка, а так обычная свинцовая. Тут другое — ответил лейтенант.

Семенов с бурятом глянули на него с явным уважением за такую практичную умственность.

— Что же? — подпихнул его командир партизан.

— Это пристрелочные пули, разрывные. От обыкновенной — разрывная пуля отличается заметно большей длиной. Такие пули пристрелочные есть у всех, практически. В смысле, у кого есть армия и промышленность. У нас называется «ПЗ», пристрелочно — зажигательная, обозначается красными надписями на ящиках и носик у пули покрашен красным цветом, у немцев «В» маркируется чёрной полоской на пуле у ската гильзы, что мы как раз и видим.

— Так она — разрывная? Дум-дум — значит? — не отступался комиссар.

Березкин поморщился, повертел пальцами. Подумал пару секунд, потом сказал:

— Вовсе нет. Принцип разный. И различие огромное — ну, как между словами «разорвали» и «взорвали». Простая дум — дум — она без хитроумного устройства, обычная пуля. Разваливается от сопротивления тканей при попадании.

— Любой сделать может. Нож к кончику приставил, стукнул чем тяжелым сверху, чтоб надрез получился, а потом — другой, крест-накрест. Вот и дум-дум — влез очень уместно хмурый Бендеберя.

— Вот, точно так — обрадовался лейтенант внезапной подмоге: — А в пристрелочной все сложнее — в носовой части взрывчатое вещество, пентрит, потом перегородочка, а в перегородочке — капсуль. А задок пули — как трубочка и там ударник стоит — вот к слову в банке видите?

Берёзкин залез пальцами в закопченную банку и вытянул действительно сохранившийся целым задний кусок пули. Показал всем, что там посередке — дырочка. Потом подцепил ногтями коротенький — в полсантиметра стерженек с острым носиком и попытался его в дырочку запихнуть. Уронил все на траву, полез поднимать, но комиссар удержал его за плечо.

— Не стоит, товарищ лейтенант, поняли мы. При выстреле ударник назад отходит, при ударе о цель — двигает вперед. Колет капсуль, а тот поджигает взрывосмесь. Хитро придумано!

— Совершенно верно! Только не ударник отходит, а впрочем, неважно — кивнул лейтенант, который отлично помнил что на самом деле никуда при выстреле не оседает ударник. При выстреле оседает предохранительная разрезная трубка по ударнику, освобождая ему ход вперед при ударе о преграду. Но лезть в эти детали сейчас он посчитал лишним.

— Представляю, какие от такой пульки дыры — задумчиво заметил пышноусый.

— Да, паскудные раны — кивнул Бендеберя.

— Точно — согласился и Середа.

— Довелось видеть?

— Угу. Хрен чем перевяжешь. Да и в бою неприятно — оно ж когда рвется — сами слыхали — словно стреляет кто.

— Что-то помнится мне, что запрещены такие пульки. По всяким там хаахским и женевским конвенциям — поглядел на своего комиссара командир партизанского отряда.

— Гражданских, раненых и военнопленных убивать тоже там запрещено. А ничего, убивают запросто — заметил комиссар.

— Нам преподаватель говорил, что запрещено их по живой силе применять. Потому разрешено стрелять по технике, неодушевленным предметам и для определения расстояния. Еще их артиллеристы пользуют, когда стреляют не снарядами, а с вкладышами в стволы — заметил менторским тоном лейтенант.

— Пристрелочная — в смысле выстрелил и глянул куда упала? — поглядел на него комиссар.

— Точно так.

— Ну, тогда понятно. Стреляли для пристрелки, а кто там случайно оказался — сами виноваты, кто не спрятался — пулеметчик не виноват. Так выходит?

— Да, выходит, что так.

— Брехня. В Первую мировую и потом их снайпера и племетчики за милую душу лупили. И видели, куда лупят. И сейчас видят. Сволочи — зло сказал ефрейтор.

— Да, налицо типичное капиталистическое лицемерие — кивнул комиссар.

— А вы где с такими пулями столкнулись? — спросил Берёзкин своего подчиненного.

Тот невесело улыбнулся этакой волчьей ухмылкой и неожиданно выдал:

— И по мне стреляли, и сам стрелял. У австрияков такие пули еще тогда были. Против них москали возражали — отсюда и конвенции эти. У поляков тоже такие патроны были. Зато если ты таким хоть куда вражине угодил — все, отвоевался. Полезные штучки.

Все посмотрели на стоящий у их ног ящик со смертоносной начинкой несколько иными глазами.

— Патроны с пулями с разрывным снаряжением в 30-е годы были так же в арсеналах Польши, Чехословакии, Венгрии, Испании, Аргентины, США, Италии и Японии — несколько заученно и отстраненно сказал лейтенант. Лёха подумал, что был Берёзкин ботаном и зубрилой. Так сказать военным ботаном.

Некоторое время все молчали.

— Так — словно крякнул командир партизан — значит вот что. Вечером, как договорились ты, комиссар, на митинге и про пульки эти немецкие скажешь. Вы, лейтенант, отберите бойца из проходящих у вас обучение, кто лучше всего на снайпера годится — будете его натаскивать особе. Суркова, пожалуй?

— Точно так. Сурков годится лучше других.

— Вот, значит, ему немецкую винтовку и дайте. И надо будет пристреляться, чтоб привык. Завтра готовимся, потому изучите с ним матчасть, а во время рейда — это слово пышноусый выговорил со смаком и значением — во время рейда найдите возможность, чтобы пристрелял оружие и привык к нему. Чтоб использовать боевую обстановку. Вопросы есть?

Вопросов не было, и пышноусый величественным жестом отпустил подчиненных.

Вечером всех свободных от караула партизан собрали на полянке, для проведения митинга. Красноармеец не любил таких мероприятий, считал, что время можно провести и с большей пользой, но выбора тут не было. Впрочем, разместились все привольно, кто лежа, кто сидя, с удобствами, даже курить разрешили. Комиссар дождался тишины и начал привычное, про роль партии, про то, что приходится отражать нападение злобного капиталистического врага и тому подобное. Вроде бы начал говорить про интернациональное самосознание и Семенов уже ожидал, что опять понесется надоевшая за время службы чушь о том, что немецкие рабочие и крестьяне вот-вот повернут свои штыки против своих немецких же угнетателей, отчего бойца стало привычно клонить в сон, но тут совершенно неожиданно комиссар развернул коней: