В тени двуглавого орла (СИ) - Тен Эдуард

— Никогда бы не подумала, что Пётр Алексеевич такой жестокий человек. Зачем нужно было убивать раненого? — тихо произнесла Зоя, глядя вслед уходящему графу.

— Я не знаю ни одного человека, к которому с таким уважением относился наш крестный. Я бы даже сказал, с таким подчёркнутым уважением. — Задумчиво добавил Артур.

— А кто ваш крестный? — с деланным безразличием поинтересовался Булавин.

— Скажем так, человек известный в определённых кругах, — уклончиво ответил Артур. Подполковник не стал углубляться в расспросы, понимая, что чёткого ответа не получит.

— Его сиятельство не церемонится с бандитами и грабителями. Страшно подумать, сколько крови на руках банды. Особенно он не любит людоловов. Одному он отрубил голову. — Спокойно пояснил Булавин

— Вы серьёзно, Максим Сергеевич? — С испугом прошептала Зоя.

— Сам не видел, но рассказывал человек, который был свидетелем этому. Я ни сколько не сомневаюсь в правдивости слухов.

Небо на востоке стало светлеть. Ночь, нехотя отступая, растворялась в сизом предрассветном тумане, и мир постепенно проявлялся из тьмы, обретая размытые, а затем всё более чёткие очертания. Полковник вернулся к догорающему костру и принялся раскладывать у огня турку, кофе и специи.

— Господа, не желает ли кто разделить со мной чашечку кофе? — Окинув присутствующих внимательным взглядом, он на мгновение задержался на Зое. Та по-прежнему смотрела на него с опаской, и в её глазах читались следы недавнего ужаса.

— Ну, хозяин — барин! — решил я разрядить обстановку, ставя турку на угли.

— Простите, господа, мне нужно отойти. Артур, помоги мне, — тихо сказала Зоя, протянув руку брату. Тот молча встал. Я лишь кивнул в ответ, не отрывая глаз от кофе, который начинал закипать. Брат с сестрой отошли и скрылись в утренней дымке за каретой.

Максим Сергеевич Булавин, до этого сидевший в угрюмом молчании, наконец поднял на меня тяжёлый, испытующий взгляд.

— Пётр Алексеевич, позвольте спросить… К чему была эта… излишняя жестокость? Раненый, по всей видимости, и сам бы скоро испустил дух.

Я не спеша налил в чашку густой ароматный кофе, с наслаждением вдохнул его терпкий дух и сделал первый обжигающий глоток. — А подумать, Максим Сергеевич? Вы сами почти что ответили на свой вопрос. Представляете, какие мучительные боли испытывает человек с простреленным животом?

— В общих чертах… Догадываюсь, — растерянно пробормотал Булавин, глядя на огонь.

— Вот именно. Считайте, что я совершил акт милосердия. Он умирал, а я избавил его от часов бесполезного страдания. Быстро и без лишних мучений.

Я отпил ещё кофе, глядя на Булавина поверх края чашки, и дал своим словам повиснуть в утреннем воздухе. — Он прекрасно понимал, что конец близок, и всё равно не сказал бы, кто заказчик. Надеюсь, вы не питаете иллюзий, что они планировали убить только меня одного? — Я жёстко усмехнулся.

— Пожалуй, нет. Иллюзий насчёт себя и Зои с Артуром у меня не осталось, — криво улыбнулся Булавин, проводя рукой по лицу.

— Во-вторых, — продолжил я, ставя чашку на землю, — это психологическое воздействие на второго раненого. Что сделало его куда более сговорчивым. Смерть первого оказалась не напрасна.

— Как у вас всё… Не просто, — с горьким отчаянием покачал головой Булавин. — Даже смерть вы пускаете в дело.

— Это не я такой, Максим Сергеевич. Это жизнь такая — непростая, — я коротко и сухо рассмеялся, без тёплой ноты.

— Пожалуй, вы правы, Пётр Алексеевич, — Булавин тяжело вздохнул, смиряясь с этой правдой.

— Надеюсь, Максим Сергеевич, вы освободите меня от излишней писанины и пояснений насчёт произошедшего?

— Да, конечно. Всё равно отчёт пойдёт по моему ведомству. Так что не беспокойтесь, я это дело оформлю и закрою. — Он помолчал, в нерешительности перекладывая с места на место свою недокуренную трубку. — А что вы намерены делать с… князем Хитогуровым? Не боитесь, что он вновь попытается нанять убийц?

Я встретил его взгляд, и в моих глазах не было ни страха, ни сомнений. — Не думаю, что у него хватит духу попробовать снова. Впрочем… Мне всё равно. Решать проблемы будем по мере их возникновения.

К нам подошёл Савва. — Командир, Эркен вернулся. Трупы прикопали.

— Отлично. Пойдём, посмотрим, что он привёз.

Савва, шагая рядом, коротко доложил: — Тот, что в живот был ранен, похоже, и есть главарь. В его поясе ассигнаций — чуть за тысячу, правда, верхние в крови измазаны. Ещё серебра немного, пять золотых монет. С остальных собрали чуток колец, серёг и прочего барахла. Похоже, изрядно народу порешили — много женских украшений. Дело, можно сказать, благое совершили. Теперь на дорогах спокойней будет.

— Верно, — кивнул я. — Выдай бойцам премиальные, по пятьдесят рублей ассигнациями, каждому. Не забудь про наших и себя. Остальное пока держи у себя или передай Аслану.

— Будет сделано, — кивнул Савва.

К нам подошёл Эркен. Я взглядом показал, что жду его доклада. — В трёх верстах нашли их табун, — отчеканил Эркен. — Коновод сдаваться отказался. Три коня — отменные, остальные так себе. Можно во Владикавказе сбыть или в третьей и четвёртой сотнях распределить. И ещё — кое-какое барахло в седелках нашли.

— Всё сдай Савве. Молодцы. Отдохните, пообедайте, и — в путь.

Владикавказ встретил нас суетливым гулом и пыльными улицами. Задерживаться в городе не стали. Булавин с присущей ему деловитостью быстро уладил все формальности, связанные с разгромом банды. Та успела изрядно попортить крови местным властям, месяцами нападая на путников, не разбирая ни чинов, ни званий. Принявший рапорт жандармский офицер слушал, не веря ушам, и несколько раз переспрашивал, сверяя имена. Наконец, он облегчённо вздохнул — эта неуловимая шайка была уничтожена.

Наш дальнейший путь лежал через базу третьей сотни — и далее, в Пятигорск.

Глава 9

Кортеж цесаревича покинул Ростов, взяв курс на Ставрополь — столицу одноимённой губернии. Обоз заметно разросся и, как следствие, стал серьёзно замедлять движение. Краткие остановки в попутных городках и станицах неминуемо затягивались, превращаясь в долгие, шумные и плохо управляемые стоянки. Накормить и напоить лошадей, дать им передохнуть — всё это оборачивалось суматохой, из-за которой скорость продвижения упала в разы.

Цесаревич начал открыто проявлять раздражение из-за столь медлительного шествия.

— Ваше Императорское Высочество, но в чём моя вина? — оправдывался ответственный за обоз полковник. — Это всё подношения ваших верных подданных. К тому же, к каравану в Ростове присоединились несколько семей местных аристократов.

— Полковник, наведите порядок! — нетерпеливо оборвал его цесаревич. — Вы вообще контролируете этот балаган и знаете, кто теперь следует в нашем караване?

Полковник, отвечавший за обоз, то краснел, то бледнел, тяжело дыша и покрываясь потом, но не смея достать платок перед лицом наследника. Основная часть каравана, в которой следовал цесаревич, шла в голове колонны.

На следующий день на горизонте показались первые дома Ставрополя. Уже на подъезде к городу дорогу по обеим сторонам заполнили толпы народа, вышедшие приветствовать кортеж цесаревича.

Александр переоделся в форму атамана всех казачьих войск в сопровождении адъютанта и в плотном кольце охраны десятка капитана Малышева и двоих из личной охраны.

Александр махал рукой, отвечая на приветственные крики горожан. Среди них было много казаков, которые с семьями приехали в Ставрополь, чтобы увидеть наследника и будущего императора.

Конец сентября выдался на удивление тёплым. Редкие дожди были мимолётными, не в силах нарушить безмятежность золотой осени. Подъезжая к Пятигорску, я обратился к Булавину:

— Максим Сергеевич, Зоя с Артуром пока побудут в городе. Надеюсь, вы не будете против и не станете пристально за ними наблюдать.

— Нет, Пётр Алексеевич. Если нет нарушений, нет ни наблюдения, ни преследования. Изначально у меня к ним никаких претензий. Буду только рад встрече с Зоей.