Кайа. История про одолженную жизнь (том Пятый, часть Первая) (СИ) - Александр Алексеевич Иванов

— Все, что вам нужно знать, ваши приемные родители сообщат вам позднее. — перебил меня старый Блумфельдт. — Чай вас ждет!

Кажется, надвигается следующая серия: «Без меня меня женили».

— Конечно — конечно. Вы здесь хозяин, а потому сами решаете кого и куда приглашать, а также с кем говорить или же наоборот. Разумеется, я выпью чашечку вашего прекрасного чая. Вот только любые договоренности, достигнутые за моей спиной, в моих глазах ничтожны. И если после всего произошедшего здесь тем вечером мне, как говорится, дадут от ворот поворот, то… — я уставился в его глаза и, улыбнувшись, продолжил злым тоном. — В таком случае мой «сарай» «сгорит дотла». Уверены, что я стану беспокоиться о вашей «хате», Генрих Карлович?

— Вы не… — все так же спокойно начал хрипеть мне в ответ старый Блумфельдт, однако не слишком-то вежливо был перебит теткой.

*говорит на французском*

— Быть может, мы все-таки не станем разговаривать о важном в коридоре, да еще и в присутствии посторонних? Что же касается моей дорогой племянницы, то она очень…своевольная особа, способная на…самые неожиданные поступки. — сказала Мила, посмотрев на эту самую племянницу и взяв ее за руку.

Мне остается лишь предполагать, что именно сказала тетка (необходимо налечь на языки, иначе и далее буду косплеить глухонемую девочку!), однако, довольной она совершенно не кажется. И понять ее несложно, ибо если Генрих Карлович расторгнет существующую договоренность между Семьями относительно меня и Александра, то после всего того, чему гости Рождественского вечера стали свидетелями, у прочих незамужних барышень Семьи возникнут «некоторые сложности» с тем, чтобы в этот самый «замуж» выйти…

И совершенно не зря Олечка тогда столь сильно обозлилась на меня, ибо, несмотря на свой юный возраст, прекрасно осознавала, чем конкретно ей грозил «перфоменс» той Кайи в ванной.

А сейчас, когда мой статус внутри Семьи значительно вырос…

И…у меня на мгновение перехватило дыхание от внезапно приключившегося озарения. Последний элемент «пазла» в моей голове встал на свое место, являя ответ на вопрос: «а зачем?».

Зачем Генриху Карловичу, желающему унижения для Филатовых из-за каких-то там личных обид, делать одну из оных, меня, зарегистрированной любовницей родного сына?

А низачем! Старый козел и не собирался устраивать подобного союза вовсе! Он желал, чтобы его сынуля сначала сотворил с Кайей именно то, что сотворил (вернее, не сотворил, но в глазах гостей того вечера это без сомнения имело место быть!), а затем договоренность между Семьями была бы расторгнута. То есть, за некоторым нюансом, в виде обдолбанного до потери сознания и натурально обделавшегося Александра, все прошло в точном соответствии с его замыслом.

Возможно, это и не было изначальным планом престарелого маньяка, однако, все изменилось, когда Кайа стала приемной дочерью Главы…

Но в таком случае, получается, что…

*говорит на французском*

— Раз уж Кайа Николаевна не желает чая, тогда… — насмешливо прохрипел старый Блумфельдт, а затем, открыв высоченную дверь кабинета, посторонился, пропуская гостий вперед. — Прошу вас!

Глава 101

У женщины в Империи, в том числе и у «знатной», существует множество путей к самореализации.

Хочешь, можешь быть банальной «хаусвайф», и домохозяек в стране действительно великое множество, даже среди обычных подданных Государя «незнатного» происхождения, ибо экономика здесь устроена таким образом, что дохода самого ординарного городского мужчины вполне хватает на неплохую, в общем-то, жизнь для всей его ячейки общества. Плюсом к этому государство предоставляет такую социалку, что содержание и поднятие «на ноги» детей обходится (в денежном смысле) родителям не чрезмерно дорого. И чем их, детей, больше, тем существеннее и помощь от государства Российского.

Не желаешь сидеть дома? Прекрасно! Никто тебе не запретит отучиться, например, на врача и вкалывать по специальности. Ну, или заняться коммерцией, став руководительницей предприятия (возможно, что и не одного). Или, как та же матушка, дослужиться до высокого чина в одном из государственных ведомств, включая и очень специальные.

Все в итоге зависит от ума, способностей и связей.

В общем, если не брать в расчет весьма специфическое устройство Семьи (по крайней мере, оно таковое для меня, бывшего обитателя того мира), со строжайшей иерархией внутри себя, где все, независимо от пола и возраста, обязаны беспрекословно подчиняться решениям Главы Семьи даже в вопросах столь интимных, как брак…

Особенно в них!

…с правами у женщин все неплохо.

Единственное, кем не может быть здесь лицо женского пола — шлюхой. Особенно если лицо это из «знатных».

Вернее, может, конечно, ибо кому под силу это запретить? Однако если вдруг нечто подобное станет достоянием общественности, то…

Как я уже успел убедиться, общественное порицание в том социальном классе, в котором мне довелось очутиться, принимает здесь порой самые экстремальные формы во всем, что касается так называемой личной репутации, которая экстраполируется на Семью в общем и на всех «знатных» в целом.

Для барышни из «знатных» прослыть шлюхой — вернейший способ покончить с собой, в социальном смысле. А если верить почившей в бозе, но еще не похороненной бабке, то еще в сравнительно недавнем прошлом, и в физическом тоже.

Неприкасаемые. Вернее, не упоминаемые.

Барышня, «прославившаяся» подобным образом для своей Семьи попросту перестает существовать. Иной раз в самом прямом смысле, с вычеркиванием из Родовой Книги, что, учитывая клановый менталитет здешних людей, может быть хуже смерти…

Когда-либо выйти замуж или же стать зарегистрированной любовницей — исключено.

Когда-либо устроиться на какую-то более-менее приличную работу или на государеву службу — исключено.

Существует даже целый специальный реестр (общедоступный!) нежелательных для государевой службы лиц, в который включены и барышни, столь сильно запятнавшие свою репутацию.

В коммерческую структуру, хоть как-то беспокоящуюся за собственное «лицо», обитательниц оного реестра также никогда не примут, разумеется.

В общем, заполучить здесь такой «звездный» статус равно́ оказаться в глубокой и вонючей выгребной яме, хороших путей из которой не предусмотрено…

И вот я, прямо сейчас, сидя на стуле в кабинете любезного Генриха Карловича, выполненном с немалым вкусом в стиле этакого минимализма и, в отличие от прочих помещений данного дворца, видимых мной, лишенного даже мельчайшего налета «цыганщины» в интерьере, пялюсь в текст забранного у тетушки документа, отправляющего нас с Кайей как раз в эту самую яму…

Старик Блумфельдт, похоже, даже убирается здесь собственноручно… — мелькнула у меня посторонняя мысль, когда, подняв взор от документа, я уставился на книжный шкаф, в одном из углов которого, на полке, собралось немного пыли (во всех остальных помещениях я наблюдал стерильную чистоту, без малейшего намека на пыль).

Официальный документ… — я вновь принялся изучать бумагу в своих руках, — с подписями и печатями,