Системный Кузнец. Трилогия - Ярослав Мечников

подниматься на ноги. В глазах тут же потемнело, пол качнулся, и комната закружилась в хороводе. Пришлось выбросить руку вперёд и опереться о хлипкую стену лачуги, чтобы не рухнуть обратно. Несколько секунд стоял, глубоко дыша и ожидая, пока мир перестанет вращаться.

Глаза уже привыкли к полумраку, да и света становилось всё больше. Каждый новый луч бил по глазам, отзываясь болью в висках. Я инстинктивно зажмурился. Светобоязнь, ломота в теле, сильный жар, перемежающийся с ознобом… Симптомы знакомы, но слишком усилены. Температура, по ощущениям — под тридцать девять, если не выше. Это уже не шутки — для ослабленного организма такое состояние могло легко закончиться воспалением лёгких.

Есть не хотелось от слова «совсем». Инстинкты выживания отключились, переключившись в аварийный режим — все силы организма брошены на борьбу с заразой. Хотелось только одного: рухнуть обратно на соломенную подстилку, укрыться драной мешковиной и лежать, провалившись в забытьё. Чтобы кто-то принёс горячего отвара, укрыл потеплее. Но я здесь один, позаботиться было некому.

«Пить,» — пронеслось в голове сквозь туман лихорадки. — «Обезвоживание. Нужно пить как можно больше».

Бросил взгляд на пустое ведро. Одна только мысль о том, что придётся в таком состоянии тащиться в гору к общественному колодцу, вызывала отвращение.

«Ладно, Дима, соберись,» — приказал себе жёстко. — «Действовать, а не ныть.».

Подошёл к ведру, подцепил дрожащими пальцами и, пошатываясь, вышел на улицу. Холодный утренний воздух ударил по лицу, но я почти не почувствовал разницы. Тот же пронизывающий ветер, что и в дырявой лачуге, по которой постоянно гуляют сквозняки.

В соседних халупах тоже начиналось движение — из глиняных труб потянулись тонкие струйки дыма — кто-то разводил очаг. Скрипнула дверь, и на улицу, так же, как и я, с вёдрами в руках вышла сгорбленная женщина с хмурым лицом

Поплёлся вверх по разбитой дороге. Ночью подморозило, и на лужах образовалась тонкая корочка льда. Каждый шаг отдавался болью в голове.

Через десять минут добрался до вершины холма, к колодцу. Там уже собралась небольшая очередь — несколько женщин в бесцветных платьях и платках, похожих на монашеские рясы. Они переговаривались вполголоса, и слова доносились до меня как неразборчивый гул.

Молча поставил ведро на землю и встал в конец очереди, стараясь не смотреть по сторонам. Каждое движение глаз вызывало приступ тошноты и боли в висках. Тело продолжала бить дрожь.

Я попытался сосредоточиться, нащупать внутренний горн, но там была пустота — словно что-то отрезало от источника силы, или вся энергия уходила на борьбу с болезнью.

«Что со мной происходит?» — мысль билась в голове и, признаться, пугала. Если это не просто лихорадка, а воспаление лёгких — мне точно конец. Без нормального лечения и антибиотиков… Уверен, здесь умирали от обычной простуды.

Тревожные мысли заполняли сознание. Пытался взять себя в руки, твердил, что ничего страшного не происходит, что нужно перетерпеть, но иррациональный страх расползался по телу как червоточина, сжимая грудь тисками. Дыхание стало частым и поверхностным, похожее на паническую атаку — читал о них, но никогда не испытывал. Сердце заколотилось, впрыскивая в кровь адреналин, от которого жар вспыхнул с новой силой.

Сухой кашель вновь вырвался из груди, разрывая тишину утра. Тут же словил несколько подозрительных взглядов — женщины у колодца прекратили шёпот и посмотрели на меня. В глазах не было сочувствия, только опасение. «Заразный». Одна из них что-то быстро прошептала другой на ухо, и они синхронно отвернулись, а та, что стояла ближе, даже прикрыла рот и нос краем платка.

Когда подошла моя очередь, не глядя на них, взял ведро, подошёл к колодцу, цепляя окоченевшими пальцами ручку на крюк цепи. С грохотом сбросил деревянную бадью вниз — звук удара о воду показался оглушительным. Преодолевая слабость и дрожь в руках, вращал ворот — полное ведро воды поднималось мучительно медленно. Руки дрожали и мёрзли, а внутренний жар лишь вытягивал из них последние остатки тепла. Ничего не грело.

Схватив ношу, как позволяли силы, почти бегом двинулся к лачуге, подальше от осуждающих взглядов.

Проходя мимо кузни, затормозил. Сквозь щель под дверью пробивался оранжевый свет. Сперва даже не сообразил, что Гуннар встал так рано и сам растопил горн.

Пронзил укол вины, ведь это — моя обязанность. Я встал как вкопанный посреди улицы, игнорируя проходящих мимо людей и носящихся под ногами кур. Ветер шумел в кронах вековых сосен, что виднелись за частоколом.

Было ужасно не только физически, но и морально. Вчерашняя эйфория от успеха с кузнецом рассыпалась в прах.

«Нужно зайти и сказать обо всём Гуннару,» — пронеслась в голове неприятная мысль. Признаться в слабости человеку, который только-только начал видеть в тебе силу. Но больше было не к кому — к тому же, нужно объяснить, почему не выполнил свою работу.

Подошёл к двери, всё ещё держа в руке тяжёлое ведро, тонкая ручка которого впивалась в онемевшие пальцы. Потянул скрипучую дверь и вошёл в облако тепла, дыма и запаха металла.

Старик стоял спиной у склада и с лязгом разбирал металлолом, отбирая сырьё для будущей работы. Услышав скрип двери, мужчина обернулся. Увидев меня с ведром в руке, смерил тяжёлым взглядом, в котором читалась смесь укоризны и разочарования.

— Опоздал, — сказал кузнец наконец, холодно констатируя факт.

Я привычно сглотнул, но слюны во рту не было. Горло ощущалось как раскалённый горн — всё горело и драло болью.

— Мастер, простите… — пробормотал, и голос на последнем слоге просто исчез.

Старик нахмурился, густые брови сошлись на переносице. Медленно подошёл, держа в огромной ручище ржавый обломок какой-то шестерни. Не отрываясь, смотрел на меня, и в глазах не было гнева — только внимание.

Его огромная рука, покрытая шрамами и сажей, потянулась к моему лицу. Мужчина довольно грубо, но без злобы, схватил за подбородок тёплыми пальцами, повертел мою голову из стороны в сторону, заглядывая в глаза, затем резко отпустил.

В этот момент я наконец поставил ведро на пол. Руки больше не держали, бадья с глухим стуком ударилась о землю, выплеснув немного ледяной воды мне на ноги.

— Захворал что-ль? — спросил мужик резко.

Лишь молча кивнул в ответ, понимая, что ещё пара слов, и голос окончательно охрипнет.

Гуннар тяжело выдохнул, и в глазах старика мелькнула едва заметная тревога.

Повернул свою лохматую голову, глядя в сторону тлеющего горна, о чём-то думая. Затем тихо пробормотал:

— Не вовремя.

— Да… Простите… — всё-таки вырвалось у меня. Голоса уже не было — только шёпот и хрип.

— Я табурет новый принёс из дома, — Гуннар кивнул