Красавчик. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Серёжа, ну куда же ты пойдёшь? Ночь уже. Останься… хотя бы до утра.

Молодая звезда советского кинематографа Елена Лебедева ютилась в комнате площадью девять квадратных метров (похожей размерами на нынешнюю спальню моего прадеда). В комнате, которая была побольше, жила Алёнина бабушка. Сейчас та комната пустовала — я заглянул в неё лишь из прихожей (полюбовался на стоявший у стены напротив входной двери массивный шкаф). Окна квартиры выходили на проезжую часть. Автомобили за Алёниным окном проносились в сторону Киевского вокзала и в направлении Кутузовского проспекта. Рёв их двигателей то усиливался, то становился тише. Но полностью он не смолкал. Как не исчезал и освещавший стены комнаты свет автомобильных фар.

Алёна уснула, едва только легла в кровать. Она прижала щёку к моему плечу, положила ладонь мне на грудь. Я не обменялся с ней в кровати и парой фраз до того, как услышал её тихое сопение. Положил руки под голову, посмотрел на театр теней, устроенный на оклеенной светлыми обоями стене комнаты шаставшими по шоссе машинами. Временами за окном раздавались голоса припозднившихся прохожих. Стрелки настенных часов отсчитывали секунды, минуты, часы. Я посматривал на них: иногда — зачастую в те мгновения, когда свет автомобильных фар становился особенно ярким. Прислушивался к звукам Алёниного дыхания. Чувствовал, как Лебедева то и дело вздрагивала во сне; изредка слышал её тихие стоны.

За четверть часа до открытия метро я убрал со своего живота Алёнину руку, поцеловал Лебедеву в лоб и встал с кровати. Заметил, как Алёна нахмурилась и печально вздохнула во сне. Пару секунд я рассматривал её лицо — Алёна спала. Я скрипнул пружинами кровати, взял со стула свою одежду и вышел в прихожую; прикрыл за собой дверь. Взглянул на небо через кухонное окно — звёзды там снова не увидел, как не заметил пока и признаков рассвета. Почти бесшумно натянул одежду, взглядом попрощался с рыкнувшим на меня холодильником. Сжал в руке ручку портфеля, вдохнул напоследок растворенный в воздухе прихожей запах Алёниных духов. Особенно не таясь, вышел из квартиры и загрохотал каблуками по ступеням.

Я приехал домой — мой прадед уже проснулся. Юрий Григорьевич встретил меня на кухне, поинтересовался, «удачно» ли я съездил к Лебедевой. Я щёлкнул пряжками портфеля, поставил на стол перед дедом банку с окровавленным платком.

Юрий Григорьевич кивнул и сказал:

— Неплохо. Молодец.

— Когда ты её вылечишь? — спросил я.

— Когда мы подготовим остальные ингредиенты, — ответил Юрий Григорьевич.

— Какие ещё ингредиенты?

Мой прадед взглянул на часы, отодвинул от себя тарелку со следами яичницы.

— Вечером об этом поговорим, Сергей, — ответил он. — Сейчас у меня на рассказы уже нет времени.

Перед уходом на работу Юрий Григорьевич вынул окровавленный платок из банки. Повесил его при помощи двух деревянных прищепок на бельевую верёвку над ванной. Я снова отметил, что платок окрасился кровью не полностью.

— Сойдёт, — заверил меня Юрий Григорьевич. — Увидимся вечером, Сергей.

От пробежки и занятий на спортплощадке около школы я сегодня не отказался. А вот дневную прогулку по Москве семидесятого года я променял на дневной сон. Проснулся от звонких щелчков дверного замка — это вернулся с работы мой прадед. По звукам голосов я сообразил, что Юрий Григорьевич пришёл не один, а в компании с Сан Санычем.

Я вышел им навстречу, пожал руку улыбчивому сегодня Александрову. Выслушал его приветствия и поздравления с «удачной» поездкой к Елене Лебедевой. Зевнул; ответил на вопросы Сан Саныча: заверил, что «ничего» и «ни о ком» Алёне не разболтал. Мельком взглянул на висевший в ванной комнате платок и пошёл в кухню греть воду для кофе.

Под присмотром Александрова я поколдовал у газовой плиты. Припахал Сан Саныча резать хлеб, колбасу и сыр — не забыл, что тот орудовал ножом, как опытный повар. Растворил в чашках кофе — кофейный аромат отчасти затмил запах одеколона, который в кухне появился вместе с Александровым. Побрёл на поиски Юрия Григорьевича.

Прадеда я застал в гостиной. Тот уже сменил рабочую одежду на домашнюю. Возился рядом с висевшими на стене книжными полками (в моём детстве их на этом месте уже не было). Я не сразу, но всё же сообразил, что Юрий Григорьевич повесил на верёвку под полкой не красный советский вымпел, а пропитанный Алёниной кровью платок.

— Здесь он быстро просохнет, — ответил на мой вопрос прадед. — Кхм. Особенно, если сделаем вот так.

Он повернул стоявший на письменном столе вентилятор, нажал на кнопку. Лопасти вентилятора пришли в движение. Струя воздуха добралась до висевшего под полкой платка. Тот наклонился под углом к полу, затрепыхался на слабом ветру, подобно праздничному флажку. Дед качнул головой, подвесил к нижнему краю платка прищепку — угол наклона платка заметено уменьшился.

— К ночи будет готов, — сказал Юрий Григорьевич.

Мы прошли на кухню, уселись за стол по обе стороны от уже уминавшего бутерброды Сан Саныча.

— Дед, что ещё нужно для лечения Алёны? — спросил я.

Посмотрел на лицо своего прадеда.

Сан Саныч прекратил жевать, замер и поднял взгляд на меня.

— Нам понадобится ещё два таких платка, — сказал Юрий Григорьевич.

Он окинул взглядом накрытый стол, придвинул к себе чашку с горячим кофе.

— Ещё два? — переспросил я. — Дед, ты это серьёзно говоришь? Или вы меня разыгрываете?

Я посмотрел на Сан Саныча — Александров встретился взглядом с моими глазами, ухмыльнулся.

Юрий Григорьевич ответил:

— Никакого розыгрыша, кхм. Я сейчас совершенно серьёзен, Сергей. С такими вещами не шучу.

Я не увидел на лице прадеда и намёка на улыбку. Усмехнулся, развёл руками.

Сказал:

— Дед, ну ты даёшь. Почему ты вчера мне об этом не сказал? Я бы сразу всё сделал!

Сан Саныч вновь хмыкнул. Потянулся за новым бутербродом.

Я вздохнул и спросил:

— Что теперь? Возвращаться к Лебедевой? Сейчас?

Мой прадед покачал головой.

— Ты меня не понял, Сергей, — произнёс он. — Нам хватит одного платка с кровью твоей Алёны. На других платках будет другая кровь. Там будет кровь тех людей, чьи жизни ты обменяешь на жизнь Лебедевой.

Глава 6

За кухонным окном кричали птицы, шелестела листва на ветвях кустов и деревьев. Эти звуки почти заглушили звучавшие во дворе детские голоса. Юрий Григорьевич и Сан Саныч синхронно подняли со стола чашки с кофе, сделали по глотку. При этом они не спускали глаз с моего лица. Прадед смотрел на меня внимательно, серьёзно. Он выглядел сейчас будто учитель, который гадал: усвоил ли ученик его урок. Глаза Александрова иронично блестели. Сан Саныч рассматривал меня с интересом и не скрывал веселье. Он не надкусывал бутерброд, словно ждал продолжение удачной шутки.

— Повтори ещё раз, дед, — сказал я. — Что тебе нужно?

— Мне нужны ещё два пропитанных кровью платка, — ответил Юрий Григорьевич. — Кхм. Такие же, как тот, который ты вчера нашёл у меня в сейфе. Они нужны, что бы я выполнил твою просьбу: исцелил Елену Лебедеву. Как только получу эти платки — твоя Алёна станет совершенно здорова. Как я и обещал тебе, Сергей. Вон, Саня не даст соврать.

Александров всё же надкусил бутерброд и с полным ртом промычал:

— Угу. Э…ам. У…эт.

— Ты образованный человек, Сергей, — произнёс Юрий Григорьевич. — Кхм. Окончил университет. Наверняка помнишь, что такое закон сохранения энергии. В нашем случае он звучит так: если где-то прибыло, то где-то в это же время убыло. Прошу прощения за упрощение. Но так тебе будет понятнее. Если Лебедева получит здоровье и жизнь, то кто-то их обязательно потеряет.

Мой прадед пожал плечами и шумно отхлебнул из чашки.

— Сергей, ты уловил логику? — спросил он.

Я хмыкнул и произнёс:

— Дед, причём здесь закон сохранения энергии? Ты вообще понимаешь, что говоришь? «Убыло, прибыло»…