Мир сошел с ума (СИ) - Greko

— Поспрашиваем, — задумчиво произнес капитан. — Кто-кто из негодяев готов сотрудничать. Только не их главарь, Мосби. Только представьте себе, — пожаловался он, протягивая мне рюмку с ромом, — он категорически отказывается признать свою связь с ЭрЭф Магоном. У меня есть задание от федеральных агентов вывести на чистую воду этого подстрекателя (1). Циркулируют грязные слухи, что вся эта история затеяна в Вашингтоне для аннексии Нижней Калифорнии. Их нужно решительно развенчать…

— Итак, Ковальски, — напомнил я, освежив рот капелькой рома.

— Увы, такое имя я не слышал. Можете сами ознакомиться.

Он протянул мне бумаги. Я не поленился сунуть нос в списки задержанных, но толку из этого вышло мало. Кого там только не было! Один из из командиров, вернее самопровозглашенный генерал Дик Феррис, был актером. Этот-то что тут позабыл? Из него такой же анархист-социалист, как из Изи натуралист-ботаник. А остальные? Впутались в авантюру по доброй воле, поиграли в революцию, вдоволь постреляли, покошмарили местное население, причем так виртуозно, что вышибать их из Тихуаны подтянулись даже эмигранты, давно обосновавшиеся на цитрусовых фермах округа Ориндж. Вот такой парадокс магонистской революции: англо-американцы потащились через границу причинять добро, а вслед за ними примчались коренные мексиканцы, чтобы эту «причинялку» оторвать к чертовой матери.

— Могли и назваться вымышленными именами, — подсказал мне капитан. — Меня предупреждали, что среди задержанных могут скрываться преступники. Их просеют позже следственные комиссары. Не волнуйтесь: если ваш Ковальски нам сдался, его выведут на чистую воду.

— А если нет? Он мог и в Мексике остаться.

— Давайте выйдем к загончику, в которых поместили интернированных — у них пока такой статус. Вдруг вы кого-то узнаете?

— Вы очень любезны, капитан.

Мы вышли из вагончика и прошли к месту содержания задержанных.

— Капрал! — окликнул Эванс нагрубившего мне унтер-офицера. — Постройте людей!

Их было человек тридцать. Недобрые или испуганные взгляды, которыми они нас награждали, пролетали мимо цели. Я внимательно их разглядывал, но как вычислить неизвестную мне личность? Конечно, можно было позвать Леху, и тот сразу бы определил, есть ли в этой толпе нужный мне Ковальски. Но травмировать сына, впутывать его в эти игры… Ни за что! Мне еще предстоит понять, как повлияло на него случившееся похищение.

— Есть одна идея, капитан, — обратился я к офицеру. — С нами женщина, которая знает преступника в лицо.

— Так зачем же дело встало⁈ Немедленно ее сюда.

— Она отказывается сотрудничать, — объяснил я суть проблемы.

Эванс тут же ухватил суть.

— Вы надеетесь, что этот Ковальски как-то выдаст себя, задергается?

— Именно!

— Давайте попробуем.

Зигги и Федор привели лошадь, к которой была привязана Марианна. Я не отрываясь смотрел на задержанных, капитан следил за реакцией девушки.

— Она кого-то узнала! — торжествующе воскликнул он.

Кого? Где ты, Ковальски?

Не знаю как, но капрал вдруг бросился к толпе и, ухватив за шиворот одного из магонистов, выволок его из рядов подельников.

— Мне ли не знать эту породу? — самодовольно объявил он. — Насмотрелся за годы службы на повадки проштрафившихся. Он прятал лицо!

Я вдруг вспомнил этого гада. Мы встретились с ним, когда три года назад я притащился в загон для «бродячих собак» на Эллизиан-Хиллс выкупать неудачников-эмигрантов, чтобы создать себе бригаду для работы на нефтяном участке и купить на их имя участки. Тот самый тип, который обвинил меня в желании превратить отобранных мною людей в белых рабов. Я тогда его сразу отсеял. Выходит, он смог вырваться на свободу, даже поднялся за эти годы, если можно назвать подъемом участие в делах профсоюза мостовиков — этого сборища мерзавцев, склонных к терроризму и анархии. И следил за мной — не давали ему покоя ни мои успехи, ни дом на голливудских холмах, ни славная жизнь артели в Хантингтон-бич. Решил отомстить? Наказать?

Я надеялся, что мой взгляд достаточно красноречив, чтобы поляк проникся незавидной судьбой, которая его ожидает. Пофиг мне на его мотивы, его ждет суд, как и Марианну, и долгий срок за похищение ребенка. Мне нужен срочно сержант Патерсон, справедливость должна восторжествовать. Законная справедливость, ведь я теперь один из столпов общества и на американской земле обязан вести себя соответственно. Игры в вестерн оставим на границе.

— Арестуйте его, капитан, и передайте сержанту Алехандро Патерсону, когда он приедет! — попросил я и, развернувшись, отправился к сыну.

— Папуля! — подергал меня за рукав Леха, когда я подошел и встал рядом. — Моя машинка цела?

— Конечно, цела, мой дорогой. И все тебя ждут, мы так по тебе скучали.

— И я скучал. Хотя было интересно. Ты умеешь кормить кур?

— Чего там уметь? — нарочито сердито ответил я, сглатывая комок в горле. — Ты, что? Даже не испугался, когда мы скакали, а в нас сзади стреляли?

— Ха! Вот еще! Я же Алекс Найнс, а не какой-то там задавака из воскресной школы, куда меня водила Марианна. Да все мальчишки умрут от зависти, когда я расскажу им о моих приключениях! Я слушал настоящих марьячо!

Я закашлялся от волнения и снова прижал к себе сына. Это было так трогательно и волнующе — чувствовать возвращение контактного тепла наших тел. Что-то со мной происходило, но что? Только вдруг пришло понимание, что мне совсем не хочется заниматься дальше бизнесом, скакать по головам, рваться к вершинам. Меня ждала свадьба, первая ночь с Олечкой, по которой я уже успел соскучиться до дрожи.

«А не отправиться ли нам в Европу? — подумал я. — В конце концов, медовый месяц, свадебное путешествие никто не отменял».

(1) Джон Р. Мосби после возвращения в САСШ был заключен в тюрьму на острове Макнил вместе с другими сдавшимися американским властям. Ему предлагали свободу в обмен на показания на Ф. Р. Магона, но он отказался. Правда, самого идеолога мексиканского анархизма это не спасло. В 1912 г. он был помещен в тюрьму в округе Вашингтон, потом еще неоднократно арестовывался. Погиб в тюрьме в 1922 г. — возможно, убит охранниками. Организованная им магонистская революция, а по сути, пиратский рейд, признана политической ошибкой. Тем не менее имя Магона выбито золотыми буквами на Стене Почета в зале заседаний Палаты депутатов мексиканского Конгресса рядом с такими именами, как Сапата, Карранса, Вилья, Мадеро, Карденас и Анхелес.

Глава 5

Страшные русские террористы

За кильватерным следом круизной яхты «Летучая», плывшей на восток, остались Новый Орлеан с его джазом и моими приятелями-каджунами и наша с Ольгой свадьба в Лос-Анджелесе. Если последняя подарила нашим организмам много приятного и, я бы даже сказал, впечатляющего, то встреча с буровиками этим организмам — моему так точно — нанесла тяжкий, хоть и поправимый вред. В квартале Сторивиль надрывались многочисленные оркестры, буквально творя историю, пусть порой грубо и немелодично, а все вместе — оглушающе. Из одного угла звучал «Регтайм кленового листа» Скотта Джоплина, из другого — спиричуэлсы, из окон дансингов и «салонов красных фонарей» на жаркую улицу вырывались, как стадо взбешенных бизонов с задранными хвостами, блюзы и польки, а под пальцами виртуоза-пианиста Джелли Ролла Мортона карибские ритмы сплетались в причудливый рисунок с модными синкопированными мелодиями. Америку еще ждало открытие новоорлеанского феномена, ждать оставалось недолго.

— Какая жалость, Баз, что вы уже не услышите короля трубы и корнета, Чарли «Бадди» Болдена! — кричал мне на ухо бригадир Поль, тот самый, кто пробил мне первую скважину в Хантингтон-бич. — После архангела Гавриила он был самым сильным трубачом в мире. Без него Новый Орлеан уже не тот!

— А что с ним случилось?

— Загремел в психушку четыре года назад.

Немудрено! Выжить в этом бешеном ритме, в потоках спиртного и обжигающих специях местной кухни, в музыкальной какофонии — трудная задача, а когда ты в эпицентре этого светопреставления, когда от тебя ждут все новых и новых свершений — почти невыполнимая. Мы с женой хоть и прониклись, впечатлились и восхитились, но перекрестились, когда поднялись на борт «Летучей».