Вождь - Алекс Хай

думаешь, что я бы не подстраховалась в столь скользком деле?

* * *

Ночной Альбигор встречал нас без лишних вопросов. Повозка катила к городским воротам, и я уже приготовился к стандартной порции подозрений и щёлканью артефактов контроля. Но Элвина просто протянула гвардейцу какую-то карточку.

Тот же служивый решил, что не хочет снова с ней связываться и отступил.

— Проезжайте, — буркнул он.

И мы въехали как ни в чём не бывало.

Агент так и не пришёл в себя. Я закутал его Тенью — для подстраховки. Иногда его веки подёргивались, но он так и не проснулся.

Повозка Элвины катилась по улицам, мерно постукивая на булыжниках. Спящие лавки, затянутые шторами окна, шелест деревьев в садах — всё это казалось почти нормальным.

— Сверни налево, — сказал я, когда мы миновали рынок у площади Травников. — И в Низины, к реке.

— Там же трущобы, — нахмурилась Элвина.

— Именно.

Она глянула на меня в зеркало заднего вида. Я ответил взглядом — спокойным, упрямым. Без пояснений.

— Район плохой, — тихо добавила она, когда мы свернули на улицу, где фонари уже не горели, а дома словно прятались от мира. — Если его убьют, никто не удивится.

— Он уже никому не нужен, — сказал я. — И взять с него нечего. А свои его всё равно найдут. Я на это рассчитываю.

Мы покатились вниз по насыпи. Грязный прибрежный ветер ударил в лицо, пахло канализацией, прелой травой и гарью. Здесь набережная не была выложена камнем — только глина, земля, да кое-где выщербленные доски самодельных мостков. И жили здесь те, о ком в Совете вспоминали только на выборах.

Элвина остановила повозку.

— Дальше не поеду, — сухо сказала она. — Колёса застрянут.

— Спасибо. Мы с господином агентом управимся сами.

Я слез с повозки, открыл заднюю дверцу. Агент лежал тихо. Лицо расслабилось, как у младенца. Ни следа боли, ни страха, ни воли. Только пустота.

— Не сердись, — пробормотал я ему, поднимая. — Ты просто проследил не за тем парнем.

Он был тяжелее, чем казался. Я осторожно перекинул его через плечо и зашагал к реке. Элвина не пошла следом, только смотрела из окна повозки, молча.

Я нашёл участок поближе к воде, где траву никто не косил. Колени промокли, когда я опустился на землю. Положил его аккуратно, как положил бы товарища после боя.

— Убить — слишком просто, — сказал я вслух. — Да и не за что. Ты делал то, что умел. Как умел.

Он не отвечал. И не мог.

— А вот оставить пустоту куда страшнее. Эта пустота скажет гораздо больше.

Я встал, стряхнул со штанов грязь. Повернулся и пошёл к повозке, не оглядываясь. Пусть найдут. И посмотрим, что они сделают дальше.

Элвина молча открыла дверцу. Я забрался внутрь, и повозка поехала прочь, оставляя за собой только колею в грязи и одного бывшего агента — одного посланника страха — лежать у самой воды.

— Домой подбросить? — спросила девушка.

— Если не затруднит.

* * *

Я поднялся на этаж по парадной лестнице — теперь скрываться было незачем. Иногда полезно напомнить себе, что ты больше не безродный рекрут, а вполне себе уважаемый член общества при статусе. Хоть и с некоторыми оговорками.

В почтовом ящике меня ждал ворох бумаг. Я о них, разумеется, забыл. После поездки к скалам и выжигания чужой памяти как-то не до официальных конвертов и пергаментных печатей. Но теперь пора снова становиться почтенным гражданином.

Я собрал всё, что лежало, и вошёл в квартиру, бросив письма на ближайший стол.

И лишь сбросив ботинки, заварив чашу травяного отвара, сел разгребать бумажки.

Первый конверт — персиковый, с тиснением:

— 'Гильдия флористов приглашает Вас на Праздник Цвета, — прочитал я.

Дата, место, дресс-код — светлое и пастельное. Очаровательно.

Второй конверт — чёрный, с серебряной лентой. Он пах пылью, духами и томным декадансом.

— «Театр Теней» — премьера нового балета, поставленного по воспоминаниям мага, пережившего ментальный разрыв…

Я покачал головой. Тема как раз по настроению. Ещё чуть-чуть — и я сам мог бы стать героем второго акта. Забавно, что театр принадлежал Серому ордену. Кажется, у нас с ними начинают складываться по-настоящему тёплые, если не сказать — интимные, отношения. Они шпионят за мной, я калечу их агентов, а они зовут меня на балет. Традиции, традиции.

Третий конверт — тяжёлый, позолоченный, с гербом клана Золотых Весов. «Званый ужин у гранд-мастера Мел Хиора». Место проведения — терраса его резиденции в Центральном квартале. Я вздохнул.

— Прекрасно. Золотые весы хотят оценить ещё один потенциальный актив.

Я присел на край дивана, подперев подбородок рукой. Письма рассыпались передо мной веером. А я смотрел на них и не мог не усмехнуться. Что ж… похоже, я стал кем-то. Кем-то достаточно неудобным, чтобы захотеть превратить меня в союзника. Или хотя бы в гостя.

Это было заметно даже по каллиграфии в приглашениях — ни одной размашистой буквы, только точные, выверенные линии.

Я вытянулся на диване. Глаза начали слипаться, тело просило сна, но мозг… мозг работал. В голове крутились обрывки воспоминаний, голос Виррен из воспоминаний агента, разговор с Пергием, беескорыстная помощь Элвины…

Всё это складывалось в город.

Город, который дышал ложью, как воздухом. Город, который приглашал тебя на балет, пока ты ломал его организаторам мозги. Город, в котором дружба часто была валютой, а доверие — спекуляцией.

И теперь этот город начинал шептаться обо мне. Пусть шепчутся. Пусть гадают, что и зачем я делаю.

Я как раз обдумывал, как можно совместить балет, цветочный праздник и званый ужин с предстоящим визитом Ноктианцев, когда кто-то постучал в дверь.

Не позвонил — постучал. Ровно три раза.

Я замер. В эту часть дома случайные прохожие не забредали, а те, кто знал, где я живу, предупреждали о визитах или хотя бы пользовались звонком.

Я встал и подхватил Тень-Шаль, неспешно подошел и заглянул в глазок.

На пороге стояла магистр Салине.

Без форменной мантии, без охраны, даже без своей вечной полумаски. В простой тёмной накидке с поднятым капюшоном. Лицо — бледное, губы сжаты. Глаза — сухие, но в них полыхал какой-то внутренний ураган. Такой взгляд я видел у людей, которые только что перешли ту самую тонкую черту, где кончается терпение и начинается действие.

— Впусти, — сказала она. Никакого «здравствуй». Никаких предисловий. — Есть новости.

Я