Санкт-Петербург (СИ) - Леккор Михаил

Подумал, уже думая о другом, таком же насущном и необходимом. Вот эта небесная девка всего лишь обратит на тебя внимание. И тебе не надо веньгать беспокойному царю, надоедая ему коленопреклоненными мольбами в опасении разозлить монарха, не раздумывать в поиске хитромудрого замысла, как вытащить у жизни несколько медных грошиков, именуемых здесь полушками.

Хотя, конечно, может его французский собеседник, которого Дмитрий буквально на днях вытащил за шиворот из глубокой и грязной лужи жизни, посчитал бы, что именно ему Фортуна так щедро улыбнулась. Ну пусть, судя по финансовым прерогативам и моральному удовлетворению, он, как минимум, не проиграл.

В этот очередной рабочий день, как всегда, забитый заботами и трудами, он был очень занят, и ему было очень некогда. И не важно, какой день — жаркий летний, или морозный зимний. И век какой — ХVIII ХХI. Главное, что вы встретились.

Скача не быстро, но и немедленно на своем привычном злом жеребце (поберегись, прохожий, зашибу!) через бурлящие людьми петербургские улицы по своим многочисленным делам, он в который раз видел смирено стоящего у закрытой двери его конторы невысокого человека в черно-коричневой одежде. Зачем? Служащие сего заведения были разогнаны лично им по срочным финансовым заботам и сегодня с ними вряд ли кто-то встретится. Даже если ему очень захочется, и он встанет на колени или начнет надоедать горячими мольбами у первых встречных.

Ай, очередной надоедливый проситель. Тут часто и грубо просят — деньги, хлеб, привилегии, просто обычной ласки, как будто он большое и бестолковое государство и ему это очень нравится.

И нет, он не черств или груб. Просто, хочешь ты или нет, но тебя на всех не хватит, Даже если ты хочешь быть любвеобильным. Людей резко и насильственно перевезли сюда и они, шокированные на новые окрестности и огромным кругом работы (очень тяжелой и очень малооплачиваемой), только и могли, что жаловаться и даже стонать. Кричать и отбиваться сейчас могут немногие. Только надоедливо просить и хватать за руки. А ему в первую очередь было очень некогда!

Хотя человек в черном откровенно не лез, словно понимал его сугубую занятость. Смирено и подавлено ждал, когда на него вельможа хотя бы немного обратит внимание.

Наконец, Дмитрию действительно стало очень стыдно и неприлично. И когда в очередной раз приехал в свою контору (на этот раз за бумагами по железоделательному заводу, которые ему зачем-то стали срочно нужны), он все-таки решил спросить у посетителя, какогочерта он здесь стоит и нельзя ли для его стояния, пусть и смиренному и тихому, найти другое здание. У него здесь не казенная богадельня, здесь ни за что не дадут медный пшик.

Как и любой вежливый собеседник, человек скинул с головы скромный головной убор (шляпой его никак не назовешь) и расшаркался, прежде всего, представившись:

— Франсуа де Торлейль, скромный часовщик из солнечной Франции к вашим услугам, сударь.

Грубость и хамоватость вельможного хозяина его совсем ни чуть не смутила. То ли он ожидал увидеть русских именно такими — грубыми, хамоватыми, видящими только себя. То ли ему было некуда деваться, и он смотрел на хозяина, как на последний шанс спастись.

А вот самого Дмитрия появление француза в Санкт-Петербурге несколько удивила. Конечно, в эпоху Петра в Россию приехало много иноземцев из «благодатной» Европы, но немного чуть позже, когда стало понятно, что и здесь можно жить, и жить хорошо. А сейчас-то что он тут делает? Петровские реформы только получают импульс!

Позволил себе немного выслушать француза. Тот уже неплохо разговаривал по-русски и немного поговорить о своей тяжелой и немудреной жизни.

Впрочем, ничего нового из череды бесчисленных человеческих судеб Дмитрий не узнал. Несмотря на дворянскую приставку, семья Торлейлей была небогата и дворянские заботы ей были чужды. Они уже давно омещанились и мещанские заботы оставались последнее, что их сдерживало на плаву жизни.

Единственно, на что отец смог раскошелиться, когда маленький Франсуа уже мог самостоятельно идти по жизни — отдать подмастерьем к знакомому часовщику за небольшую оплату.

И за то спасибо. По крайней мере, отдал бы в армию солдатом, чтобы сплавить из семьи и не беспокоится о кормежке, и прожил бы он нелегкие три года, не больше, в армии долго не живут, пока его не убили или, что еще хуже, не искалечили и он завершил бы жизнь, нищенствуя на грязных улицах.

А так, проучившись, он еще сам по себе проработал больше десяти лет и стал дипломированным и квалифицированным часовщиком, полных надежд и мечтаний на будущее.

Увы, очень скоро молодой Франсуа де Торлейль понял, что в благословенной Франции все возможности исчерпаны и ему делать здесь нечего. Часовщиков и часов много, желающих их купить очень мало. Очень дорого и многим совершенно не нужно. В XVIII веке можно и по солнцу жить хорошо.

Несколько лет он все-таки прожил, работая часовщикам, с трудом выискивая нищенские заказы. Это ему надоело и он приехал в Россию с надеждой разбогатеть и, наконец, завести семью.

Первоначально ему повезло. Ему заметил русский вельможа Andrei Vinius, он получил небольшую ссуду и переехал в новую столицу Россию — Santa-Piterburg. Представляя прекрасное будущее, он много и плодотворно работал над часовыми механизмами. Ему представлялось, что именно тут, в варварской России, ему очень повезет. Ведь хотя население оказалось нищенское, но его верхушка была при деньгах и почти не имела таких новомодных механизмов, как часы.

Но опять неудача. Расходов оказалось много, а доходов не было вообще. Ссуда исчезла мгновенно, словно ее не было. У него была часовая мастерская, было производство и даже несколько часов на разных этапах производства. Но продать он их не мог, так как вырваться в дворянскую верхушку у него не имелось возможности, а сами дворяне по мастерским не ходили. Это же ХVIII век, детка!

В итоге, он в отчаянии был готов продать все имущество и даже себя, лишь бы расплатиться с долгами и не оказаться в страшной российской тюрьме, от которой уже вряд ли выйдешь.

Дмитрий с более живым интересом посмотрел на часовщика. Кажется, от него не так уж и много требуется: небольшая для него энная сумма и налаживание благоприятной экономической логистики товаров. Нет, продавать Франсуа он не будет — не привык торговаться людей, да и покупка иностранца ничего хорошего не приведет. Но в принципе…

Дмитрий вопросительно посмотрел мсье де Торлейля.

— Я хотел бы вам предложить выгодное сотрудничество, — тот понял его взгляд и перешел к контрактной деловой части разговора. Посмотрел на хозяина, помедлил и, не видя благоприятной реакции, поспешил добавить, — на ваших условиях. Понимаете, точное время играет большую роль на фоне ускоренной жизни. Лесному охотнику все равно, сколько сейчас время — десять или двенадцать часов. Но современный господин, имеющий массу дел и разговоров, уже не может так просто подходить к расписанию дня. Он даже интересуется, сколько сейчас минут.

Наконец, часы сами по себе служат признаком богатства, и современный богатый человек не может подняться на верхушку общества, не показав свои прекрасные часы всему обществу на вопрос, а какой ныне час?

А действительно? Дмитрий по старой привычке похлопал карман, ища мобильник, чтобы посмотреть который час, негромко ругнулся. Посмотрел на заходящее солнце. Где-то вечер, а, может, ночь. С местными-то летними ночами.

Кажется, и в самом деле надо вбрасывать в российскую цивилизацию часы. Лично он так до сих пор время измерять днями и ночами не привык. А часы, те самые брегеты, уже на Западе модные!

До сих пор попаданец не занимался часами поскольку, во-первых, ему было очень некогда, а во-вторых, не понимал, не теоретически, ни практически, в механических часах. В юности Дмитрий несколько лет носил механические часы, но потом наступила эпоха мобильных телефонов, а с ними и электронные часы и вообще тема исчезла.

Но если есть заинтересованный специалист, а он должен быть лишь на подхвате, это другой вопрос! Надеюсь, доходы здесь будут большими? Надо поработать с ним.